– Опытный образец, переместившийся через телепорт, послужит средством его отладки и не сможет восстановиться на приемном конце. Он умрет!

В наступившей тишине раздался резкий звук, похожий на пистолетный выстрел. Это сломалась ножка кресла, не выдержав богатырского веса нашего штурмана. И сразу же все отмерли, забегали, заохали, заговорили, намеренно стараясь перекричать друг друга так ненатурально, словно проводили некий отвлекающий маневр. А я неподвижно стояла в центре растревоженного человеческого муравейника, улыбаясь спокойно и чуть отстраненно. Час моего главного испытания пробил…

– Нет! – протестующе выкрикнул Алехандро, хватая меня за руку.– Только не ты, любимая!

– А кто тогда? – Я задумчиво склонила голову набок. Мои глаза смеялись.

Ответа не последовало.

– Это чудовищно неправильно! – сдавленно пискнула Кристина, заливаясь слезами.– Это какая-то глупая ошибка!

Я подмигнула Антонио, и юноша, повинуясь вполне понятному приказу, крепко обнял девушку, увлекая в сторону.

– Девочка моя! Я… – хрипло начал Навигатор, но я решительно оборвала его некстати намечавшуюся исповедь, беззвучно пошевелив губами: «Не время».

Фен смотрел на меня с каким-то новым, хищным прищуром.

– Нет! – вдруг по-звериному взвыл Айм.– Это же форменное убийство нашего капитана, я отказываюсь в нем участвовать! – Он сполз с кресла оператора и забился в угол комнаты, свернувшись в позе эмбриона и жалобно всхлипывая.

– Все, «финита ля комедия», сдулся наш циник! – печально констатировал Фен.– Крись, вколи ты ему что-нибудь успокаивающее.

Биологиня поспешно забрякала шприцами, абстрагируясь от собственных переживаний.

Рей и Риф с двух сторон крепко держали виконта, тело которого сотрясала крупная дрожь. Я отвернулась, избегая умоляющего взгляда дико вытаращенных глаз любимого мужчины. Со временем он поймет, что я предпочла умереть ради него, ради будущего всех людей…

– Ты обещал мне помочь,– напомнила я Фениксу.

Друг клацнул зубами и прикусил нервно подергивающуюся нижнюю губу. На его подбородок стекло несколько капель крови.

– Ты обещал, вспомни! – усилила я нажим.

Штурман медленно кивнул.

– Нажмешь пуск, когда я прикажу,– не оборачиваясь, велела я, вступая на пандус, ведущий к Вратам.

Три ступеньки пологого пандуса, всего-то три ступеньки… Такие короткие и одновременно такие длинные… отделяющие бытие от небытия. Перед моим лицом заплескалась тонкая пленка энергетического поля. Смерть пощекотала мой затылок своим зловонным дыханием и требовательно подтолкнула в спину. Я взмахнула рукой, подавая знак Фениксу, зажмурилась и шагнула в арку Врат…

Я отчетливо помню, как еще на первом курсе Школы мы усиленно пытались понять – что же представляет собой смерть? Особое состояние тела или души? Конец всему или, наоборот, начало чего-то нового? Но теперь я не гадала – я просто сделала свой выбор, и мое решение умереть являлось абсолютно добровольным и непринудительным. Таким же, каким стал выбор Захарии и Порфирия, каким являлся выбор великого кракена, старого Хизли и крылатых рыцарей Имлира. Смерть одного – во имя спасения многих. Решение, достойное не бога, но – человека. Выбор своей судьбы, ибо в то краткое мгновение я наконец-то четко осознала, что же это все-таки значит на самом деле – быть человеком!

Я стала светом…

Светом, пронизывающим каждую частичку моего хрупкого тела, разложившим меня на атомы, превратившим меня в мельчайшую звездную пыль: невесомую, летучую, холодную и неживую. Оказалось, что это совсем не больно – всего лишь одно мимолетное дуновение испепеляющего солнечного ветра – и вот твоей физической оболочки уже нет. От меня остался только крохотный сгусток незримой материи, называемой бессмертной душой. Те пресловутые четыре грамма, на которые каждое мертвое тело всегда легче своего живого аналога. Я свободно парила в эфире… Я видела своих безутешных друзей, столпившихся вокруг Врат и взирающих на них в немом отчаянии. Нашла звездолет «Ника», обрабатывающий запутанную информацию сугубо медицинского характера, и Дину с Неей, нещадно эксплуатирующих кибернетический разум корабля. Я мысленно наблюдала за Змеем и Драконом, добросовестно муштрующими целый полк мускулистых монахов, и даже за самим Кардиналом, благосклонно взирающим на тренировку с высоты мраморного монастырского балкона. Обнаружила гигантский транспорт «Ковчег», прикрытый силовыми щитами, зеркальная поверхность которых отражала сияние космических светил, создавая эффект защитной невидимости…

Но все эти действия давались мне с огромным трудом, потому что звезды притягивали и манили меня к себе. Теперь я точно знала, что где-то там, дальше – вне привычного для нас измерения – находится та светлая обитель, куда устремляются все отлетевшие души. Именно там они обретают настоящую, долгожданную свободу. В том мире не существует богов – одна лишь энергия разума в своей самой совершенной и чистой форме...

– Иди к нам, Ника! – мелодично напевали голоса многочисленных звезд, звеневшие хрустальными колокольчиками.– Мы ждем тебя, наша крылатая сестра!

И я, не раздумывая более ни минуты, воодушевленно полетела на их зов…

Тело скрутила невыносимая боль…

«Тело? – изумилась я.– Какое тело? У меня уже нет тела!»

Но самовнушение не сработало, а непереносимые ощущения все нарастали. Я уподобилась куску податливой глины, положенному на вращающийся гончарный круг бытия. Кто-то незримый и всесильный прикоснулся ко мне своими узловатыми, натруженными пальцами и начал мучительный процесс воссоздания моей разрушенной плоти.

– Ты совершенно позабыла обо мне, милочка,– упрекнул ехидный голосок с запоминающимся техасским акцентом.– А ведь я совсем не зря подарил тебе последнюю искорку своей жизненной силы. Искорку, несущую способность видоизменяться, мимикрировать в окружающем пространстве, восстанавливать поврежденные органы. Живи же, милочка!

– Не знаю, стоит ли благодарить тебя за подобные пытки! – мученически выла я, плавящаяся, будто кусок свежего воска.– Сомнительная услуга от старого пройдохи!

Хизли проказливо хихикнул, как частенько любил проделывать это при жизни:

– Умирать – легко! Выжить – намного труднее…

Звезды отдалялись. Я страдальчески вытянула руку, не желая отказываться от их красоты, отрываться от сего небесного хоровода, но водоворот телесного существования беспощадно вырвал меня из мира духов, закружил и швырнул обратно.

В мир живых...

Я ругалась. Витиевато и грязно, стараясь поточнее вспомнить цветистые уроки прирожденного мастера скабрезностей – Рифорда де Монро, но тем не менее сквернословила и с одновременным радостным облегчением. Я лежала на шикарном ковре, в центре лужицы из прозрачной околоплодной жидкости, и ругалась на чем свет стоит. Недобрым словом помянула выдумщика Захарию, хитреца Хизли, доброхота Порфирия и попыталась встать на ноги. Колени заметно подкашивались, но я оперлась на какую-то античную колонну и, непристойно выставляя голые ягодицы, кое-как перевела себя в позу «поиска тапочек под диваном». А затем поднатужилась еще и выпрямилась в полный рост.

Окружающий интерьер поражал расточительной роскошью. Персидский ковер, напрочь мной испорченный, беломраморная беседка в греческом стиле, с колоннадами и фонтаном, огромный плазменный телевизор и потухшая арка Врат. В общем, сценка из разряда: «Поздравляю, капитан Ника, ваша безумная авантюра удалась! Позвольте представить вам конечный пункт прибытия – Главную галерею транспорта «Ковчег». И среди всего этого вызывающе-вульгарного великолепия находится главный элемент – я, мокрая, замерзшая, с неизменными энергетическими браслетами на запястьях. Нагая, жалкая и слабая, каковой и положено быть любому человеку в момент своего рождения.

– А младенцам разрешается выпить что-нибудь покрепче молока? – нахально спросила я у тишины, в случае отказа уже почти решившись утолить жажду некипяченой водой из фонтана.