– О чем они? – спросила Жюльена. – Порыбачить хотят?

– Наоборот. Боятся, что большой зверь на корабль бросится, – равнодушно откликнулся Чаклыбин, утираясь влажным полотенцем. – Андрюха, ты вчера забавные вещи говорил, будто собираешься написать об истории всю правду-матку, только правду-матку и ничего, кроме оной.

Не обижаясь на несерьезный тон, Андрей подтвердил:

– Именно так. Историю слишком долго фальсифицировали. Пришло наконец время описывать истинный ход событий.

– Другими словами, прежде все историки были дураками да подлецами, а ты у нас кристально честен и вообще образец высокой нравственности.

– Перегибаешь. – Андрей тоже утерся. – Я далек от идеала. Но в прошлом существовало политическое давление, многие источники были засекречены. Сегодня сняты почти все барьеры, мы получили свободный доступ к информации. Другими словами, сложились условия для беспристрастного поиска правды.

– Не хочу тебя огорчать, но не соглашусь, – проворчал Чаклыбин. – И прежде были честные люди, получавшие доступ к правдивой информации. А историю пишут через пень-колоду во все времена – и в стародавние, и в новейшие. История, дружище, непознаваема по определению.

Они заспорили, совсем забыв о существовании Жюльены, которая странно хихикала, слушая мужчин. Наконец блондинка не выдержала и напомнила, что ее дипломная работа называется «Причины ошибок в исторической науке». Чаклыбин удивился, но из вежливости поинтересовался, не поделится ли очаровательная спутница своими познаниями в этой области. Пропустив мимо внимания комплимент, она заговорила по писаному. Наверное, наизусть цитировала собственные тексты:

– История пишется людьми, которые в большинстве случаев бывают необъективны. Вокруг больших событий обязательно возникают всевозможные слухи, домыслы, легенды, которые проникают в исторические труды. Участников событий подводит память, тем более спустя несколько лет после случившегося. Даже составляя отчет через час после боя, генералы допускают фактические ошибки – например, из-за неполноты доступной информации. В результате разные люди по-разному описывают одно и то же событие, даже не имея умысла фальсифицировать историю. Подобные неумышленные искажения неизбежны, однако столь же вредны, как и сознательная ложь.

Затем она припомнила грубые ошибки на почве недопонимания истинной картины. Классический пример – Христофор Колумб, отрапортовавший спонсорам о путешествии в Индию, хотя его корабли причалили к берегам совершенно другого континента. Другой пример – все участники Курской битвы вспоминали, как отбивали атаки танков «Тигр», – даже на тех участках, где «Тигров» быть не могло.

Андрей подхватил, возвращаясь к задачам экспедиции:

– Вот и мой дед уверяет, будто подбил тарогский «Веспап», хотя у рагвенов их быть не могло. Я проверил ментовизором – действительно, похоже на «Веспап». Точнее, на следующую версию «четверки». Старик сумел сам себя убедить, что видел эти машины.

– Ложная память, обычное дело, – на удивление миролюбиво предположила Жюльена. – На его смутные впечатления накладывается видеоряд из кинофильмов, из книг, из рассказов других ветеранов. Так возникает синтетический образ, вытесняющий подлинные воспоминания. Искусство всегда создает упрощенные мифы, засоряющие историческую память. Литературные и видеосюжеты заменяют в массовом сознании реальные события.

Призвав коллег к объективности, Андрей напомнил, что тяжелый танк хорошо виден на видеокадрах, снятых в прицел «дырокола». Чаклыбин только покривился, но Жюльена запальчиво пересказала главу своего диплома, посвященную сознательным искажениям и фальсификациям исторического события. Самым невинным фальсификатом она считала распространенный среди солдат и младших командиров обычай включать в свои видеоархивы чужие, но красивые кадры. По ее словам, в каждой части были умельцы, монтировавшие для боевых товарищей подобные клипы. Бывало хуже: высокопоставленные командиры, желая оправдаться за неудачные действия, писали заведомо лживые рапорты, сваливая вину за поражение на соседей либо выдумывая многократное численное превосходство противника. К таким рапортам прикладывались фальсифицированные видеоматериалы и массивы компьютерной памяти, прошедшие более или менее умелое редактирование штабными специалистами.

Про такое Андрею приходилось слышать. Только в прошлом веке несколько заслуженных военачальников за подобные художества были разжалованы до майорского или полковничьего чина. Кое-кого потом восстановили в прежних званиях и объявили безвинными жертвами тоталитарных правителей вроде Чарманова и Енисейского. Историки третье столетие спорили, насколько справедливым следует считать приговор трибунала по делу «шести обманщиков»…

Утомленный диспутом профессиональных историков Чаклыбин резонно заметил:

– О чем спорить – нырнем и посмотрим.

– А зачем я вызвалась в экспедицию? – засмеялась дипломница, считавшая себя победительницей. – Танка не найдем, конечно, зато понырять в чужом океане – такой шанс редко подворачивается.

– Ну а вдруг там и вправду «четверка»? – подумал вслух Всеволод. – Если окажется, что тароги передали новые машины рагвенам, это сильно изменит наши представления о закулисных отношениях на финальном этапе войны.

У каждого нашлось что сказать на сей счет, однако судно вдруг изменило курс, направившись к берегу. Чархиане заголосили, показывая руками на буруны вокруг выраставших на пути рифов. Ориентируясь по экрану гидролокатора, Чаклыбин миновал скалы, и они оказались в бухте.

Андрей узнал местность – видел этот пейзаж на кадрах деда. Металлический хлам давно вывезли, но рельеф изменился мало. Холмы растянулись тройной цепочкой, окружая пляж. Батальон дрался здесь несколько дней, отступая от рубежа к рубежу, и наконец дал последний бой в круговой обороне. А потом из-за длинной косы выходили плоты аборигенов. Чархиане творили шаманские ритуалы, задабривали огненных воинов корзинами фруктов и рыбы, умоляли не возвращаться на небо. Так и вышло – уцелевшие бойцы астропехоты надолго задержались и многому научили жителей ближних деревень.

Он даже принялся рассказывать матросам, как его дед учил их предков делать весла и построил первую мельницу, но Саша, Валера и трое других аборигенов, равнодушно проигнорировав историка, окружили Чаклыбина. Саша произнес требовательно, почти без акцента:

– Сева, мы забираем корабль. Революция. Теперь небесные захватчики станут служить нам.

Гарпуны и клинки были нацелены на Всеволода, за Жюльеной и Андреем присматривал лишь один абориген, вооруженный кривой саблей. Допив успевшее согреться светлое пиво местного розлива, Андрей небрежно швырнул пустую бутылку в море. Стражник машинально проводил взглядом полет сосуда, и за это мгновение рука мастера видеосериальных схваток скользнула к ножнам. Откинувшись в шезлонге, он прислушивался к перебранке, готовый рвануться на помощь Чаклыбину.

По законам авантюрного сериала такие события случаются в каждом сезоне. Туповатые, но не чуждые своеобразного благородства гуманоиды, простодушные дети гор и степей, устраивают заварушку, требуют чего-то непонятного и обвиняют землян в эксплуатации ресурсов родной планеты, коварных умыслах и каком-нибудь обмане. Однако, выслушав пламенную речь одного из главных героев, аборигены мигом осознают глубину собственных заблуждений, просят прощения и возвращаются к мирному труду под мудрые песни престарелых сказителей.

В реальности получалось иначе. Накануне вечером Чаклыбин успел поведать о трех мятежах гуманоидов, в подавлении которых участвовал во время службы в жандармских войсках. Наверное, у него был немалый опыт, поэтому писатель даже не пытался взывать ни к благоразумию, ни к совести. Он просто посоветовал не валять дурака и пообещал забыть по возвращении про пьяную выходку.

Аборигены, как положено неблагодарным дикарям, ответили хохотом. Для начала Саша и Валера обвинили людей, что те не строят для чархиан красивых домов, не готовят вкусной жратвы и не дают много золота. По этой причине землянам полагалось наказание – пожизненные работы в услужении чархиан. Самке с белыми волосами – наверное, имелась в виду Жюльена, – предстояло стать наложницей вождя восстания.