В кабинет вошла Делла Стрит и сообщила:

– Шеф, клиент, которому ты назначил встречу на десять часов, уже здесь.

Мейсон оторвался от бумаг, разложенных у него на столе:

– Миссис Кемптон?

– Совершенно верно. Миссис Джозефина Кемптон и ее адвокат, Джеймс Этна.

– И какое у тебя впечатление о них, Делла?

– В миссис Кемптон есть что-то загадочное. Она худощава, лет примерно пятидесяти и с совершенно непроницаемым лицом – как у игрока в покер. Можно сделать вывод, что жизнь не слишком ее баловала и она привыкла смотреть на все философски.

– А Этна?

– Он просто хороший, энергичный молодой юрист. Он ваш почитатель и не скрывает, что возможность встретиться с вами привела его в сильное волнение.

– Ну что ж, давайте пригласим их, – сказал Мейсон, – и посмотрим, что они смогут нам рассказать.

Делла Стрит вышла в приемную и вернулась вместе с посетителями.

Джеймс Этна, мужчина лет тридцати пяти, стремительно бросился вперед и схватил Мейсона за руку.

– Мистер Мейсон, я просто не в состоянии выразить, как много это для меня значит. Должен вам сказать, что, по моему мнению, прошлой ночью вы поступили просто замечательно, просто чудесно. После нашего разговора я осознал это в полной мере.

– Ну что ж, я рад, что смог хоть чем-то помочь, – сказал Мейсон. – А это, как я понимаю, миссис Кемптон?

Миссис Кемптон улыбнулась – улыбка у нее была усталой и мягкой:

– Здравствуйте, мистер Мейсон.

– Вы знаете, что произошло? – продолжал Этна, пуская пузыри от восторга. – Не успели вы повесить трубку, как позвонил Хардвик. Он сказал мне, что хотел бы извиниться за столь поздний звонок, но утром он будет очень занят, а информация, по его мнению, настолько важна, что, несомненно, вызовет у меня интерес.

– Ну, разумеется, – кивнул Мейсон.

– Совершенно верно, а затем он предложил мне пять тысяч долларов, чтобы замять дело, – пять тысяч долларов!

– Вы согласились? – спросил Мейсон, понизив голос, поскольку разговор происходил в присутствии клиентки Этны.

– Неужели я похож на дурака? – воскликнул Этна. – Вчера днем я бы замял дело и за полторы тысячи. Собственно говоря, я бы даже согласился замять дело, взяв с него обещание больше не писать писем, обвиняющих мою клиентку в воровстве, но вчера ночью, зная то, что я знал, я ни за что не принял бы первое же их предложение, даже если бы речь шла о пятистах тысячах долларов.

– Молодец, – одобрил Мейсон. – И что потом?

– Ну, потом он долго запинался и мямлил, пока не увеличил сумму до семи с половиной тысяч.

– А вы?

– Я отказался.

– И что дальше?

– Дальше он прямо спросил, не получил ли я от вас каких-нибудь сведений.

– И что вы ему ответили?

– Я сказал ему правду. Я ответил, что да, действительно, я получил определенные сведения от мистера Мейсона и что мистер Мейсон обещал дать мне знать, если обнаружит что-нибудь еще, представляющее для меня интерес в связи с этим делом.

– И что потом?

– Потом Хардвик сказал: «Отлично. Я, правда, считаю, что у мистера Мейсона нет никакого права вмешиваться в это дело. Я думаю, что все случившееся, если говорить прямо, вовсе его, черт побери, не касалось, но, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства и тот факт, что он уже вмешался, и поскольку мой клиент хочет поступить справедливо, я предлагаю вам двадцать тысяч долларов. Это максимум того, что мы можем вам предложить. В противном случае мы будем до последнего отстаивать тот факт, что речь идет о добросовестном заблуждении и мистер Эддикс искренне полагал, что сведения, сообщенные им, соответствуют действительности».

– И как вы поступили? – спросил Мейсон.

– Я ухватился обеими руками за это предложение, – сказал Этна. – Я ответил, что мы принимаем его.

– Разумно, – одобрил Мейсон. – Я думаю, что Хардвик скорее всего говорил вам правду и это было действительно их окончательное решение.

– Я тоже так прикинул. Ведь с точки зрения закона здесь действительно еще долго нужно разбираться. Возникает множество вопросов – о его искренности, отсутствии или наличии злого умысла, о том, является ли это добросовестным заблуждением, и много еще чего.

– Да, но как вы сами мне сказали прошлой ночью, раскрыв передо мной все карты, – возразил Мейсон, – когда мультимиллионер, купающийся в деньгах и имеющий возможность удовлетворить любую свою прихоть, опускается до того, чтобы лично преследовать женщину, зарабатывающую свой хлеб трудом и пытающуюся найти хоть какое-то место... Ну, вы же сами знаете, как на это посмотрят присяжные.

– Я, конечно, знаю, а главное, что и Хардвик знает. Я полагаю, что мог бы добиться большей компенсации по приговору Суда, но они вполне могли подать апелляцию, дело передали бы в новый Суд и... в конце концов, нас удовлетворили двадцать тысяч долларов. Верно, Джозефина?

Миссис Кемптон улыбнулась своей терпеливой усталой улыбкой, но смотрела она при этом на Мейсона, а не на своего адвоката.

– Вполне, вполне удовлетворили, – согласилась она.

– Я полагаю, вам нужно знать, – сказал Этна, – что я выставил Джозефине счет на пять тысяч долларов, а пятнадцать остались ей.

– Отлично, – одобрил Мейсон.

– И из этих пятнадцати тысяч некоторую сумму я хочу выплатить вам, сказала миссис Кемптон. – По-моему, я просто должна это сделать. Если бы не вы, мистер Мейсон...

Мейсон покачал головой.

– Но вы ведь много работали, занимаясь этим делом. Вы копались в дневниках, и благодаря вашей догадке...

– Нет, нет, садитесь, пожалуйста, – сказал ей Мейсон. – Давайте-ка сразу перейдем на неофициальный и дружеский тон. Мне не нужно ни цента ни от кого из вас. Я рад, что вам удалось заключить выгодное соглашение. Я полагаю, что это заслуга вашего юриста. Я согласен с мистером Этной, что хотя вы и могли рассчитывать на большее по вердикту присяжных, но если уж вы привлекли бы Эддикса к суду, он сражался бы до последнего – вплоть до самых высших судебных инстанций. В конце концов, он больше всего боялся оказаться высмеянным в прессе – как богач, не дающий зарабатывать на жизнь простой женщине.