Пашкевич позвонил в начале первого.

— Володя, не знаю, сколько мне тут придется проваляться, неделю или больше, во всяком случае когда выпишут, возьму отпуск за два последних года. Вымотался, как собака, надо отдохнуть. В «Афродите» останетесь ты и Аксючиц. На нем хозяйственные дела, на тебе издательские. Гриша рассказывал тебе о поездке в Москву?

— Да, конечно.

— Что ты об этом думаешь?

— Может, поторговаться? Если они поймут, что мы готовы платить, пойдут на уступки. Отвертеться бы от выплаты потиражных, с остальным, думаю, справимся.

— Это остальное — десятки тысяч долларов, — раздраженно буркнул Андрей. — Сколько у вас в запасе подготовленных книг? Учитывая эту чертову Уокер.

— Примерно на два месяца.

— Очень хорошо. За эти два месяца нужно полностью перестроить работу издательства. Оставим серию детективов, их еще можно издавать несколько лет, ни у кого ничего не покупая, остальное прикроем. В последнее время я над этим долго ломал голову и, кажется, кое–что придумал.

Пашкевич обстоятельно рассказал Шевчуку о своем решении переключиться на выпуск научно–популярных книг.

— Отправь Гришу в Польшу, там их издают сотнями, самые разные, с разных языков, сериями и вразброс. В красочных мягких обложках, с иллюстрациями. Пусть отберет несколько десятков, договорится о приобретении авторских прав на лучшие, некоторые можно делать самостоятельно. Но надо спешить. Что скажешь?

Шевчук молчал, лихорадочно обдумывая услышанное. Пашкевич словно прочитал его мысли и теперь выдавал их за свои — именно такие книги Шевчук собирался выпускать, создав собственное издательство. Интерес к макулатурным романам и кровавым триллерам падает, наелись.

— Ты что, заснул?

— Думаю, — ответил Шевчук. — Ну что ж, идея, по–моему, интересная.

— Тогда послушай. Для тебя не секрет, что в последнее время я был очень недоволен вашей работой. Твоей и Гришиной. Обсуждать ничего не хочу, но… Считай, что это ваш последний шанс. Сделаете к моему возвращению пять–шесть книг, прощупаете рынок, разработаете перспективный план с конкретными темами, авторами, названиями, договоренностями — забудем старое, начнем как когда–то, в девяносто первом. Завалите — выгоню обоих. Ты меня знаешь, это не пустая угроза. Покрутитесь, ребята, покажите, что вы еще на что–то способны. Все, Володя, ко мне пришел врач. Будь!

— Будь! — ответил Шевчук и положил трубку. «Не выгонишь, — спокойно подумал он, — скоро тебе будет не до нас и не до «Афродиты». А за идею спасибо, хорошо, что ты подтвердил мои собственные мысли.» Позвонил Григорию.

— Загляни, есть новости.

Григорий выглядел подавленным, его щеки были заклеены полосками пластыря.

— Что случилось?

— Андрей заболел. Диагноз еще не установили. Меня к нему не пустили, побоялись, что занесу инфекцию, поговорили по телефону. Профессор Эскина забрала его в больницу среди ночи, значит, что–то серьезное. Наверное, он и сам это понимает. Кроме нас, «Афродиту» ему оставить не на кого, козе понятно, за несколько месяцев Аксючиц все развалит. Ты ведь знаешь Андрея — когда надо, он умеет отступать. Но, чтобы уцелеть, нам придется крепенько покрутиться.

Шевчук подробно рассказал о перестройке, задуманной Пашкевичем. Как он и предполагал, идея Григорию понравилась.

— Слушай, а ведь здорово! — зажегся он. — Господи, как надоела вся эта мерзость! Начать с чистого листа! Можно столько великолепных книг и перевести, и сделать! Нет, что ни говори, а он — умница.

— Сукин он сын, хотя, конечно, не дурак. Короче говоря, собирайся в Варшаву, приказ о командировке Аксючиц подпишет сегодня же. Возьми у Тихони под отчет побольше денег, скупи все, что нас может интересовать. Переговори в издательствах, в литературных агентствах, подпиши договора о намерениях. Торгуйся, такой прибыли, как женские романы, эти книги не принесут, тиражи будут небольшие. Кстати, до отъезда сдай в типографию Уокер, принесешь сопроводиловку, я подпишу. И позвони переводчикам: через месяц пять ее романов должны лежать в редакции. Добавь по десять долларов за лист, но предупреди — со всеми, кто не уложится в срок, договора будут немедленно расторгнуты.

У Григория от изумления очки поползли на лоб.

— Володя, — произнес он, — ты с ума сошел. Пашкевич тебе голову оторвет.

— Бог не выдаст, свинья не съест. У нас всего два месяца на подготовку и запуск новых серий. За это время мы должны сдать в печать десять книг. Искать и оценивать другие просто некогда. Это ведь все приличные романы, правда?

— Очень приличные. — Григорий слабо улыбнулся. — Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? Того Шевчука, который по ночам набирал нашу первую книгу. Давненько я тебя таким не видел.

Не дозвонившись до Андрея Ивановича, Женя набрала телефон Аксючица. Спросила, готовы ли документы на квартиру. Аксючиц ответил, что готовы, но без подписи генерального все затормозилось. А генеральный в больнице, придется обождать, пока выпишут. Ждать в Женины планы не входило.

— Александр Александрович, сейчас я к вам зайду, возьму эти бумаги и подъеду в больницу. Навещу Андрея Ивановича, а заодно он все подпишет.

— Женечка, потерпи, — осторожно возразил Аксючиц. — В городе эпидемия гриппа, к нему никого не пускают.

— Меня пустят, можете не сомневаться, — самоуверенно засмеялась Женя.

— Как знаешь, — вздохнул Аксючиц.

То, что Пашкевич решил сделать своей любовнице такой царский подарок, Аксючица не волновало; за долгую жизнь нагляделся на самоуправство начальства. Он подумал, что в больнице Женя почти наверняка встретится с Ларисой. Александр Александрович в душе Ларису не уважал, но держал свои чувства при себе. Еще недавно он ни за что не допустил бы, чтобы она и Женя встретились нос к носу, но сейчас… Пашкевич дважды ни за что, ни про что унизил его перед Тихоней, пусть сам почувствует, что это такое, когда тобой вытирают пол.

Ближе к полудню, Женя забрала документы и отправилась в больницу. Сунула старушке–гардеробщице шоколадку, и та молча забрала у нее шубу и выдала халат. Накинув его на плечи, Женя поднялась на второй этаж, в отделение терапии. Она не знала номера палаты и пошла по длинному коридору, заглядывая во все подряд. И увидела Виктора. Он сидел в кресле у окна и листал журнал.

— Витенька, — обрадовалась Женя, — привет. Вот уж не думала, что ты будешь охранять своего шефа даже в больнице. Где он тут лежит?

Лариса была у Эскиной. Она могла выйти оттуда в любую минуту, и тогда скандал был бы неминуем. Виктор взял Женю под руку и повел к выходу.

— Что ты здесь делаешь?

— Мне надо подписать у Андрея Ивановича документы на квартиру. Погоди, куда ты меня тащишь? Я там уже все осмотрела, его нет.

— Дай мне твои документы, идиотка, я их сам у него подпишу. Тут его жена, понимаешь?! Ты что, хочешь нарваться на неприятности?

— А мне плевать на его жену, — уперлась Женя. — Я должна его увидеть.

Из кабинета Эскиной, едва не столкнувшись с ними, вышла Лариса.

— Виктор, кто это?

— Да так, медсестра, — ответил он, загораживая собою Женю.

— Пусти, — оттолкнула она его. — Еще чего придумал! Никакая я не медсестра.

Лариса подошла, вгляделась прищурившись.

— Я вас знаю, — сказала она. — Вы Белявская, любовница моего мужа. Как вы осмелились придти сюда, вы, дрянь!

— Я не дрянь! — Женя вздернула голову, и ее рыжие волосы рассыпались по плечам. — Мне нужно к Андрею Ивановичу.

— Ни в коем случае. Проходить к нему посетителям запрещено. Категорически.

— Я не посетительница, — упрямо сказала Женя. — Я…

— Кто же вы? Жена, сестра, дочь? — У Ларисы глаза потемнели от гнева. — Вы грязная дешевая сучка, а я его жена. Убирайтесь отсюда, и чтобы я больше никогда вас не видела.

Рослая, широкая в плечах Женя окинула ее насмешливым взглядом.