- Я иду в посёлок, - объявил Олег. - Прямо сейчас. Оттуда ходит маршрутка до станции, а со станции до Москвы уже доберёмся. Кто со мной? - взметнулись вверх четыре руки. - Вопрос, конечно, чисто риторический... Как, товарищ Симонов? Вы не с нами?

Артур вышел к кафедре.

- Мои дорогие, драгоценные братья и сёстры! - произнёс он. - Вы уже приняли коллективное решение, и мой голос прозвучит совершенно одиноко, вновь меня упрекнут в идеализме и оторванности от жизни, но я прошу Вас вопреки всему вернуться к нашим обязанностям, выполнить то, что мы не выполнили, и дождаться завтрашнего утра. Зачем, Вы спросите? Зачем, если наш голос для православия никакого значения не имеет? А я отвечу Вам вопросом на вопрос: что вообще есть церковь, как не собрание обыкновенных людей, правда, не простое собрание, а связанное высшей целью? Мы - заурядные люди, но мы все здесь объединены целью более высокой, чем наши каждодневные заботы. Даже если представить, что наши организаторы в действительности ищут своей корысти, а не блага православию, - даже тогда это не умаляет её благородства. Ведь результаты семинара можно будет опубликовать вне зависимости от мотивов его организаторов! Оттого я вижу в нас церковь. Положим, православной церковью мы не имеем права называться. Положим, мы способны называться церковью сомневающихся, или обезверившихся, или потерявших надежду. Может быть, мы не имеем права на торжественные слова православных молитв и должны изыскать себе более скромные. Но если мы - церковь, церковь не может самораспуститься! Церковь - не команда футболистов! Не шайка бандитов! Не собрание директоров акционерной компании!

Голос его прозвучал отчётливо, но ответа не последовало. Присутствующие молча поднимались со своих мест, щёлкали замками сумок, ставили стулья в ряд и избегали встречаться с ним глазами.

- Сбор перед корпусом через полчаса, - объявил Олег.

Незаметно все, кроме Лизы и Артура, вышли из актового зала.

- Ты всё-таки, надеюсь, идёшь с нами? - сказала Лиза дрогнувшим голосом, тоже не глядя на него.

Артур отрицательно повёл головой.

- Я остаюсь, - сообщил он. - Я избран секретарём заседания, и с меня никто не снял моих обязанностей. Кроме того, я должен дать пояснения организаторам семинара, кем бы они ни были. Мне будет стыдно, если они здесь завтра не найдут вообще никого.

- Артур, милый! - девушка стремительно подошла к нему вплотную и взяла его лицо в свои ладони. - Твой идеализм граничит с безумием! Славно, очень славно быть чуточку влюблённой или даже без памяти влюблённой в идеалиста, пока ты на каникулах, но каникулы заканчиваются! Как мне опереться на тебя, если все твои разумные решения, настоящие и будущие, парализованы твоим идеализмом? Я не хочу здесь оставаться ни одного лишнего часа и не останусь!

- Я не могу и не желаю тебя принудить, - ответил молодой человек тихо.

Глаза девушки наполнились слезами. Не желая их обнаруживать, она тряхнула головой:

- И это значит, что я не способна тебя уговорить идти со мной? Вот, оказывается, какова мера твоей... симпатии ко мне! Вот как ты мной дорожишь! Хорошо, я не буду тебя упрекать. По крайней мере, это ты заслужил. Прощай!

Не оглядываясь, девушка вышла из зала быстрыми шагами.

XXXII

Весь остаток этой безмерно тоскливой субботы Артур посвятил разучиванию чина литургии. Не то чтобы он верил в нужность этого дела, но ум желал быть занят хоть чем-нибудь. Не раз, впрочем, он поднимал голову от книги и обводил свою пустую комнату удивлённым взором, будто спрашивая себя: 'Зачем я здесь остался?' Он и сам себе, пожалуй, не мог бы внятно ответить на этот вопрос.

Утром воскресенья Артур проснулся рано и с изумлением обнаружил, что дождь - перестал. Солнце нарисовало на стене его комнаты яркий прямоугольник.

Неуверенными шагами молодой человек направился к храму - и в притворе столкнулся с пятидесятилетним чернобородым священником в облачении.

- Не Вы ли - Артур? - приветствовал его священник, дружелюбно улыбаясь. - Исповедаться не желаете?

- Батюшка! - выдохнул Артур. - Преступлений не совершил, но мелкие грехи имел в каждый день недели. Всех не упомню, но, зная про моё иноверие, лучше бы Вам меня не исповедовать вовсе!

Священник, ничего не ответив на это, подошёл к нему вплотную.

- Бывшее, надеюсь? - спросил он. - Каешься? Крещён? - буддист кивнул, только успел с лёгким ужасном подумать о том, что его кивок так может быть понят, что он в своём иноверии кается, как иерей, накинув епитрахиль ему на голову, прочитал над ним разрешительную молитву.

Скрылся в ризнице и вынес оттуда стихарь.

Артур ещё оправлял на себе одеяние, когда иерей отчётливо произнёс в пустом храме:

- Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

И Артур, удивляясь лёгкости, с которой в его памяти всплывали слова, будто знакомые с самого рождения, а не разученные недавно, возгласил:

- Царю небесный, утешителю, душе истины, иже везде сый и вся исполняй, сокровище благих и жизни подателю, приди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси блаже, души наша!

* * *

На середине литургии скрипучая дверь храма подалась. Ещё несколько секунд - и в главную часть вошла Лиза. Сердце у Артура радостно прыгнуло, но он не позволил себе отвлечься от совершения службы.

Подошло время причастия.

- Как полагаете, можем ли причастить сию юницу? - обратился к нему иерей, улыбаясь ласковыми глазами.

- Думаю, можем, батюшка, - ответил Артур, тоже улыбаясь. - Если не побоялась вернуться, то уж достаточно раскаялась.

* * *

По завершении службы Лиза ждала его на улице. Едва он, уже в мирском, вышел из храма, как она подбежала к нему и, не вполне в согласии с нормами церковного этикета, бросилась ему на шею.

- Неужели ты думал, что я не вернусь? - жарко зашептала она. - Всерьёз думал? Всерьёз? И ты был прав: я почти на самом деле уехала, но со стыдом-то что делать?

Священник негромко кашлянул рядом и, когда они обернулись к нему, проговорил:

- Что ж молодые люди, умилительно глядеть на вас, но ведь автобус ждать не будет!

Лиза слегка поменялась в лице.

- Я утром зашла в свою комнату, - забормотала она, оправдываясь. - Там осталась косметичка, расчёска, зонтик... Мне нужно хотя бы десять минут...

- Брось всё, - шепнул ей Артур. - Есть дни, когда можно беспокоиться о косметичке, расчёске и зонтике, а есть дни, когда надо обо всём этом забыть.

* * *

Автобус уже бежал по московским улицам.

- Куда нас везут батюшка? - спросила Лиза не без иронии. - В студию реалити-шоу 'Православие без прикрас'?

Батюшка густо, сочно захохотал.

- Эта за словом в карман не полезет! - отозвался он, надевая на голову клобук.

- Так Вы иеромонах, не простой иерей? - сообразил Артур при виде его монашеского головного убора. Батюшка усмехнулся:

- Да, что-то в этом роде...

С лёгким трепетом увидел молодой человек, как 'иеромонах' возложил на грудь панагию.

- Ваше преосвященство, виноват! - пробормотал Артур. Молодой епископ только рукой махнул, усмехаясь в бороду.

А автобус сворачивал на Крутицкую улицу, и вот уже въехал на Крутицкое патриаршее подворье. Вышедших из автобуса встретила знакомая им Света и весело попросила идти за ней.

Вошли в архиерейский дом - прекрасное древнее белокаменное здание, - поднялись на второй этаж; склонив голову, прошли через узкую дверку.

Их изумил яркий свет в большом сводчатом зале, но более всего - синклит из шести торжественных фигур перед ними. Их спутник присоединился к синклиту и тем пополнил число фигур до семи.

Артур и Лиза не без опаски приблизились к клирикам, севшим полукругом: по трое монашествующих с каждой стороны, а в центре безошибочно узнавался митрополит: преосвященный Питирим.