После основательной подготовки в 1783 году Потемкин сформировал из всех этих различных групп регулярную армию. Кроме этого, он распространил сферу своей власти еще на несколько провинций. Он стал генерал-губернатором и вице-королем четырех самых больших губерний России [79]. В этой области, за которую он нес ответственность, он действовал быстро, решительно и последовательно.
В противоположность русификации Новороссии и заселению русскими новых земель приток иностранных переселенцев оставался при жизни Потемкина незначительным. Первые иностранцы прибыли в страну только в 1784 году — через 10 лет после начала колонизации. Уже издревле различные нерусские нации, проживающие в этом регионе, знавали иное обращение, чем иммигранты из Западной Европы.
С началом второй турецкой войны в 1787 году, прежде всего, снова закончился медленный прирост иностранцев. При этом Потемкин прилагал большие личные усилия в этом направлении. Он непременно хотел иметь в особенности для Таврии, но также и для Кавказа, западноевропейских крестьян и ремесленников. Им предоставлялись выгодные условия на начальном этапе и для дальнейшего проживания: им предлагались свобода вероисповедания, право возвращения на родину, предоставлялись хорошие плодородные земли, а также безвозмездно передавались лошади и крупный рогатый скот. Кроме того, иностранные колонисты получали материалы для строительства домов, достаточное количество посевного зерна, денежные подарки и приличные ссуды.
Тем не менее успехи пропагандистской кампании оказались незначительными. Первое немецкое поселение менонитов возникло только в 1787 году. Они, наконец, сдались, несмотря на многочисленные попытки отговорить их от этого шага. Самой важной причиной неудачи долгосрочных иностранных поселений была сама война с Турцией. Прежде всего, война парализовала после 1787 года какую-либо систематическую колонизационную политику.
Разумеется, привилегии для иностранцев сохранялись в укрепленных городах также и во время войны. «Масса» иностранных переселенцев состояла из греков, болгар, молдаван и жителей Валахии — людей, которые традиционно исторически компактно проживали на колонизуемых территориях. Новые поселенцы прибывали также из регионов, которые располагались непосредственно на театре разыгрывающихся русско-турецких конфликтов. Немецкие колонисты встречались редко, еще реже, чем польские евреи. Возобновление усилий Петра Великого по приглашению в страну голландцев ограничивалось немногими единичными случаями.
Тем не менее стоит задержаться на проблеме иностранных поселенцев. Правительство России видело в поселенцах не просто чрезвычайно удачный символ для императрицы в ее открытом обращении к Европе. Поселенцы должны были укреплять экономическую мощь в южнорусских областях, исполнять службу по охране границ и таким образом освобождать русскую армию от экономических задач по самообеспечению.
Сначала Потемкину удалось заполучить «албанцев» — средиземноморских греков, которые после 1770 года откликнулись на призывы Алексея Орлова к восстанию против турок и которые теперь опасались их мести. Они получили в районе Керчи и Еникале территорию под собственные военизированные колонии, в которых они формировались в регулярные воинские соединения. Эти национальные соединения сохраняли свою самостоятельность на протяжении многих десятилетий и отличались живописным обликом и национальной форменной одеждой.
За «албанцами» последовали представители других средиземноморских народов, однако их численность оставалась гораздо ниже той, на которую рассчитывали русские. Если «албанцы» не оставались в своих национальных воинских соединениях, они распространились относительно быстро по всей области колонизации, поселялись в городах и обогащали благодаря своей находчивости торговлю, ремесло и даже администрирование.
Екатерина II и Потемкин надеялись на то, что выходцев из Балканских стран можно будет использовать для русских политических целей. Если «Греческий проект» не был только стратегической идеей, а должен был служить будущим военно-политическим целям в Средиземноморье, переселенцы из областей, занятых турками, могли быть важным политическим инструментом для России. На этом фоне в центре внимания Потемкина находилось стремление с помощью иностранцев достичь быстрого и полного успеха в экономико-политической области.
На самом деле в течение последующих лет имелось мало возможностей воспользоваться услугами иностранцев с островов Средиземного моря. Но для развития экономики России в северном Причерноморье приезжие люди оставались так же важны, как и для военного похода против Турции.
Кроме того, иностранцы вызывали социально-политический эффект. Россия расселяла на Украине еще до Екатерины II людей других наций. Они содействовали как экономическому взлету обширной страны, так и уничтожению казачьих вольностей.
Екатерина и Потемкин вели дело систематически. Агрессивная внешняя политика по отношению к Польше и Турции сочеталась с пренебрежением к правам украинского населения, касающихся их языка, религии или народных обычаев, хотя Потемкин неоднократно подчеркивал свое внимательное отношение к региональным традициям. Украина должна была вносить свой экономический вклад в интересах всего государства и в интересах ведения войны против Турции и Польши. Тут могли быть полезны привилегированные иностранные поселенцы без дорогостоящих национальных эмоций.
В этом смысле Потемкин включал все территории Малороссии и Новороссии (т. е. украинских областей, лежащих по правому и левому берегу Днепра) в русскую систему управления и таким образом форсировал социальную интеграцию иностранцев. К этому его также принуждали непосредственные экономические причины. Поселение иностранцев требовало вначале очень высоких инвестиций, которые могли принести прибыль только в будущем. Поэтому постепенно стали отказываться от системы военных колоний и национальных воинских соединений, даже при сохранении внешних атрибутов, и все больше включали их в регулярные вооруженные силы русской армии.
Потемкин основывал и строил города, заселял целые местности, формировал армии и расселял иностранцев. Он колонизировал весь регион, военизировал его и цивилизовал. Это была его заслуга, что украинско-южнорусские просторы были включены в русскую экономическую систему и смогли развиться в важнейший базис для русского экспорта зерна. При таком гигантском предприятии возникает неотступный вопрос, какие материальные и финансовые средства поглотила эта огромная энергичная сила?
Эта проблема требует тем более срочного разъяснения, что Потемкина всегда упрекали и современники и потомки в почти невообразимой расточительности в своих личных интересах и в создании роскошных государственных строений. Меткое словцо «потемкинские деревни» требует прямо-таки досконального подсчета доходов и издержек, так как оно не содержит ничего другого, кроме упрека; Потемкин не тратил имеющиеся в его распоряжении средства до такой степени, что оставались только лишь деньги для показного строительства из картона и фанеры.
Конечно, Новороссия поглощала миллионы рублей из государственного бюджета. Императрица поддерживала, санкционировала и финансировала проект. Тем не менее со стороны центральной администрации господствовал строгий и жестко контролируемый режим экономии. Старая русская традиция противостояла ему: отпускаемые в Петербурге средства не поступали на юг совсем или выплачивались с большой задержкой. Начавшаяся в 1787 году война полностью остановила платежи. Россия была самодержавной монархией, европейский уровень которой измерялся в том числе и роскошью. Славе Екатерины требовались южные провинции, которые отвечали стандартам ее двора и проявлению силы. В этом отношении нельзя было упрекать Потемкина в том, что казалось его императрице правильным и дешевым. Финансы империи не подлежали ни парламентскому, ни общественному контролю. Взгляд на финансовое расточительство, коррупцию, бесхозяйственность и потерю доверия со стороны налогоплательщиков, подобный тому, какой вскрывается из года в год в современной парламентской демократии счетными палатами, парламентскими комиссиями или средствами массовой информации, позволяет очень приблизительно судить о том, какие возможности субъективной финансовой политики находились в распоряжении абсолютистского или вообще самодержавного правящего государственного аппарата.
