Громом среди ясного неба прозвучал для Вольтера откровенный ответ короля Пруссии на его призыв в октябре 1772 года принять наконец участие в крестовом походе против «язычников»: «Ни кайзер, ни я не будут трубить сбор в крестовый поход против Полумесяца. У кого сегодня есть еще желание волочь домой реликвии из Иерусалима. Мы, напротив того, надеемся, что эта зима закончится миром». Долгожданному миру навредил Григорий Орлов.
Вольтер не сдавался. После первого раздела Польши он возымел новые надежды, что дело дойдет до европейского союза против султана. Военные успехи Румянцева в 1773 году лишили философа покоя. В конце концов русские и турки заключили мир в Кючук-Кайнарджи, победа с выгодными для России последствиями нашла одобрение в Австрии и Пруссии — но не у Вольтера.
Понятие «Греческий проект» еще не потеряло своего значения из-за войны. Императрица лелеяла мысль о захвате Константинополя и Греции как своего рода интеллектуальную игру, желая таким образом усилить значимость России в Европе. Проект не влиял на выбор непосредственных военных целей России, и ни Екатерина, ни Потемкин в это время не рассматривали серьезно эту идею как основополагающее руководство к действию. Она ждала своего времени, но даже и потом «Греческий проект» оставался скорее прекрасной мечтой и идеологической игрой ума, чем действительностью.
Доподлинно не известно, был ли предложен термин «Греческий проект» самим Потемкиным. Может быть, ставший вскоре канцлером Александр Безбородко [75] облек политические идейные построения Потемкина и Екатерины в единую понятийную форму и зафиксировал их письменно. «Греческий проект» не возник также за несколько дней. С 1774 года Потемкин практически подготовил новую войну против Турции. Впервые о проекте заговорили в 1779 году, когда дипломатам сообщили о крестинах в Санкт-Петербурге великого князя Константина Павловича. Константин был (после Александра) вторым сыном от брака престолонаследника Павла с великой княгиней Марией Федоровной, урожденной принцессой Софией Вюртемберг-Момпельгардской. То, что новорожденному великому князю дали при крещении имя Константин, наталкивало на мысль о Константинополе. Но тогда связь между присвоением имени и стратегической целью была скорее гипотетической. Но это было, по-видимому, легендой, что Константин получил свое имя исходя из целенаправленного политического намерения однажды на самом деле короновать его в Константинополе. Связь возникла позднее.
В последующие годы снова и снова высказывались предположения о том, что бурная активность Потемкина на юге базировалась на более или менее целенаправленно осуществляемой концепции. Туман рассеялся в 1782 году, когда Екатерина II подробно изложила в письме Иосифу II содержание проекта. Она писала, что Османское государство «терзают бичи, которые могут разрушить и куда более крепко устроенную монархию». По этой причине следовало бы устроить новый порядок для христианских народов Балканского полуострова. Россия готова изгнать турок из Европы с помощью государя Священной Римской империи. Константинополь должен стать центром новой греческой империи, олицетворяя собой второе рождение дома Романовых. Дома Габсбургов и Романовых должны заключить вечный союз друг с другом. Для того чтобы гарантировать между ними мир, необходимо было княжество Дакию, образованное из Молдавии, Валахии и Бессарабии, оставить в качестве буферного государства между обеими империями.
То, что это княжество должно было управляться Григорием Потемкиным, соответствовало личному желанию Екатерины и указывало на то, как велико было участие Потемкина в создании внешнеполитической концепции. В те годы «Греческий проект» был органически включен в дипломатические сношения между Австрией и Россией.
«Греческий проект» рассматривался руководством русского государства все же не только как абстрактная имперская идея. Одного взгляда на тогдашнее политическое закулисье было достаточно для того, чтобы понять, что эта идея не могла быть реализована. Политические реалии не могли ускользнуть от внимания Екатерины и Потемкина. Почти все великие державы находились в каких-нибудь взаимных конфликтах и не имели ни малейшего интереса коренным образом изменять положение вещей на Балканах. Хотя Россия и Австрия заключили в 1781 году соглашение о взаимной помощи в будущей войне против Турции, но надо было еще учесть желание великой державы Пруссии. Тем не менее Россия сформулировала в «Греческом проекте» принятую в качестве руководства к действию идею экспансии и этим выразила новый стиль своей государственной политики.
В этом отношении аналогия поразительна: в то время как духовно-политическая идея «Греческого проекта» развивалась в 1774–1782 годах, князь Потемкин колонизировал юг России, реформировал вооруженные силы и строил флот на Черном море, одним словом, подготавливал весь район будущего удара для реализации идей «Греческого проекта». Поскольку князь фактически также отвечал за русскую внешнюю политику в той мере, в которой она относилась к Востоку, он был хорошего мнения о шансах проекта. Тесную связь между теорией и практикой в русской государственной политике того времени нельзя было недооценивать. Остается еще возражение, что практическая военная политика под руководством Екатерины II, как правило, редко проводилась по однажды сформулированным принципам.
Усилия Потемкина развивались в самых разных направлениях; задачи князя касались внешне- и внутриполитической сфер, вооруженных сил, администрирования, политики заселения новых земель, строительства городов и многих других областей, в которых он, собственно, не имел никакой подготовки, но за которые он тем не менее брался с энергией и природной сноровкой.
Перед Потемкиным стояла задача созданием новых промышленных и торговых центров, учебных заведений и местных органов управления усилить государство в военном и культурном смысле. Вряд ли поддается измерению тот чрезвычайный азарт и непреклонное желание работать, которые проявил Потемкин в тридцатые годы между двумя турецкими войнами для того, чтобы оправдать оказанное ему доверие. Если бы не было его многочисленных писем к императрице и другим сановникам, если бы не было его проектов, директив и инструкций, которые хранятся в русских архивах и многократно переиздавались и доказывают инициативность генерал-губернатора, можно было бы склониться к мнению, что биографы преувеличивали реальные заслуги этого гениального неутомимого труженика. Однако заслуги Потемкина перед Россией отнюдь нельзя переоценить.
Довольно трудно не потерять ориентацию во многих областях его деятельности. Поэтому систематизирующая точка зрения на его поле деятельности может быть весьма полезна.
Вначале речь шла об осуществлении структурных изменений в планах «Дон» и «Сечь». Потемкин должен был ответить на вопрос, как традиционная казацкая структура на Днепре и Дону с их военно-патриархальной иерархией и организационными формами могла быть использована для русской колонизации. С XVI столетия казаки образовывали авангард медленного и систематического проникновения русских на юг, но также на восток и в просторы Сибирского края. Казаки — беглые крестьяне, солдаты и авантюристы — охотно брались за сабли, мушкеты или нагайки, если добыча казалась им достаточно крупной. Казаки создали на русских границах стихийные военно-демократические социальные формы организации, которые на смелых людей, мечтающих избежать крепостного права или давления законов в России и Польше, оказывали магическую притягательную силу.
На рубеже XVI и XVII столетий казаки обосновались в низовьях Днепра — такие же дикие, как и сам водный поток. Казаки Запорожской Сечи почитали идеалом удалую задиристость и агрессивность. Но, вынужденная подчиниться главенству Москвы, самобытная военная организация первой половины столетия начала распадаться. Повторялась старая история: старшины, атаманы и гетманы в целях личного обогащения позволили Москве себя подкупить. Они подчинились и подвергли казаков безудержной централизации. Казачья верхушка предала традиционные вольности. Простой казак постепенно был низведен до социального уровня крепостного крестьянина. Петр Великий ускорил этот процесс, когда гетман Мазепа перебежал на сторону Карла XII Шведского, и многие из его сторонников бежали в Турцию. Однако ослабление казачьей военной демократии в Запорожской Сечи еще не было ее концом. Только когда появился Потемкин и нанес казачьим вольностям смертельный удар, казакам поневоле пришлось с этим согласиться. Потемкин мастерски сумел завуалировать свои цели — хитрые запорожские казаки попались в расставленные им сети.
