— На днях постараюсь, — прилгнул Кныш.

В баре по раннему времени было почти пусто, разговаривать удобно. Кныш коротко объяснил бойцам, чего от них хочет. Небольшой компактный штурм загородной виллы. В случае удачи — каждому по десять тысяч баксов. Подумав, добавил:

— Честно скажу, задницу нам никто прикрывать не будет.

Оторвал у рака клешню, ждал. Парни заскучали еще больше, никто не смотрел ему в глаза. Ответил за всех Петров, и его слова угодили Кнышу как обухом по голове:

— Знаешь, Володя, мы тут до тебя уже советовались… Не обижайся, но ребята — пас.

Кныш чуть раком не подавился.

— Что так? Очко играет?

— Нет, не очко, — старшина посуровел. — И деньги хорошие, понятно. Но тут такое дело…

Первый раз открыл рот Леня Смоляной:

— Да чего, Жаба, темнить, в натуре… Навоевались — и точка. Досыта. Ты нам работу дал, спасибо, капитан. Но об мочиловке уговору не было.

— Да чего ты злишься, Ленчик? Никто же не заставляет. Набор добровольный.

— Он не злится, — пояснил Прошкин. — У него малец родился на той неделе. Тоже понять надо.

— Поздравляю, — сказал Кныш. — А у тебя, Прошень-ка, какие причины?

— Никаких, капитан, — худое лицо снайпера скривилось в пренебрежительной ухмылке. — Не пойду — и все. Пожить охота. По совести сказать, мы ведьжить-то еще не начинали.

— Достойный ответ, — признался Кныш, — Ну, с тобой, Петров, и так все ясно. К соревнованиям готовишься, да? На первенство Московской области? Или баллотируешься в депутаты?

Широкоскулое лицо богатыря расплылось в добродушнейшей улыбке.

— Не совсем ты понял, капитан. Я с тобой пойду. А на хлопцев не сердись. Молодые еще. В мечтах парят.

Парящие в мечтах снайперы дружно прильнули к кружкам, не поднимая глаз. У Кныша от сердца отлегло.

— Спасибо, старшина, — пробормотал растроганно. — Родина тебя не забудет… А вам, ребятки, приятного аппетита… Пошли, Петров.

…Спешил на Яузу, оттуда собирался махнуть в Петрово-Дальнее — на ночную разведку. Еще предстояло решить проблему с транспортом и разработать план. Еще — успеть забрать Санька с Климом. Еще… Дел невпроворот, тем более если учесть, что операцию следовало начать не позже пяти утра, в потемках. Но это хорошо: больше забот, меньше беспокойства. Иначе принцесса сведет с ума. Из памяти не уходило ее хрупкое, теплое, податливое тельце, тающее в руках, ее ошеломляющий шепот: «Как легко, как спокойно с тобой, Володечка. Вместе умрем».

Потерпи, сестричка, не сдавайся. Еще немного потерпи…

Рашид-борец не знал, как быть с племянником. Тот стоял перед ним, покачивался, осунувшийся, какой-то полу-спящий. Чья в нем кровь — шакалья? Он попался на месте преступления, но словно даже не осознал, что произошло.

— Арчи, мальчик мой, ты хоть понимаешь, как низко пал?

— Нет, дядюшка. Я ничего плохого не сделал.

— Ты позвонил врагам. Если бы не Муса… Арчи, ты предал семью, покойного отца… Ты кто такой, Арчи? Объясни словами, если можешь?

Арслан переминался с ноги на ногу, глядел в пол. Рашид-борец понимал, какая беда приключилась с племянником. Страшная беда, хуже не бывает. Рыжая ведьма опутала его сердце ядовитыми нитями. Силу ее чар почувствовал и сам Рашид, когда разговаривал с ней. В ее очах — ночь, в каждом слове, в каждом движении гибкого, змеиного тела — удавка для слабого мужчины. Арчи не устоял, она отравила его своим ядом, но как ему помочь?

— Арчи, ты знаешь, что такое женщина?

— Да, дядюшка, конечно.

— И что же?

— Дух преисподней в ней. Ты об этом спрашиваешь?

— Не надо преувеличивать. Дух преисподней — слишком красиво сказано. Женщина — такое же домашнее животное, как собака, свинья или коза. Ты мог бы полюбить козу?

— Наверное, нет, дядюшка-джан.

— Плохо, что ты в этом сомневаешься. И все-таки ты влюбился в красивую стерву… Это так, Арчи?

Страдалец поднял глаза, и на Рашида повеяло безумием.

— Отдай ее мне, дядюшка. Навеки останусь твоим рабом.

Рашид поморщился, разговаривать дальше бессмысленно.

— Ступай к себе, Арчи, — и жди.

Арслан сделал попытку поцеловать его руку, но дядюшка резко спрятал ее за спину.

Он вызвал Мусу и отдал необходимые распоряжения.

— Я вернусь завтра, у меня много дел в городе. Надеюсь, ты все сделаешь правильно.

Муса низко поклонился.

— Я все понял, бек.

— Сильно не повреди, — уточнил Рашид. — Завтра хочу увидеть ее еще живую.

— Не сомневайтесь, господин.

Через час в комнату Арслана, где он пригорюнился над бутылкой красного вина, заглянул посыльный от Мусы и попросил следовать за собой. Они спустились в подвальный этаж, где были расположены несколько камер, а также сауна и бильярдная. Посыльный привел Арслана в комнату для допросов, разбитую на два отсека: один для наблюдателей — с мягкой мебелью, баром, пультом связи, телевизором и смотровой стеной, и второй — собственно пыточная, со множеством современных приспособлений, предназначенных для того, чтобы очутившаяся там жертва была послушной и разговорчивой. Все на уровне последних достижений западной криминалистики.

— Сиди, смотри кино… Хозяин велел, — осклабился посыльный, и у Арслана не хватило сил отвесить ему оплеуху за наглость. Он чувствовал себя так, будто упал с горы и лежит на дне пропасти с отбитыми внутренностями. Уходя, посыльный запер дверь снаружи.

В соседнем, пыточном отсеке обнаженная пленница была уже приготовлена для истязаний. Распятая в высоком железном кресле, как цыпленок в гриль-баре, с задранными к потолку ногами, с заведенными за спину и сомкнутыми на затылке руками, с неестественно выгнутой спиной, она вряд ли могла сделать хоть одно движение без того, чтобы не причинить себе боль. Лишь почерневшие глаза, как две антрацитовые полоски, ненавидяще светились сквозь рыжие космы. Перед ней стояла Земфира Викторовна, наперсница владыки во многих секретных затеях, и тоненькой кисточкой, макая ее в пузырек с краской, наносила на голый живот какие-то знаки, вроде витиеватой арабской вязи. В углу за столиком читал газету старенький доктор Голубнячий, неизменный участник всех мало-мальски важных допросов.

— Чего там вычитал, Голубочек? — окликнула Земфира, отступив от кресла и любуясь своей работой.

— Ничего хорошего, матушка моя. Борис Абрамыч нового премьера назначил, а при нем, полагаю, бедным росси-янчикам окончательный будет капутец. Что ж, туда, как говорится, и дорога.

— Умный ты очень, Голубочек… Охота тебе во всякую чепуху вникать?

В отсеке появились два новых действующих лица: Джура Мелитопольский по кличке «Хирург» и Гарик Малохоль-ный, недавнее приобретение хозяина, уже успевший зарекомендовать себя беспощадным дознавателем. Арслан судорожно отпил из бутылки, которую принес с собой.

Земфира Викторовна, нанеся последний штрих на разукрашенный живот, с приятной улыбкой произнесла:

— Прошу, господа. Девочка к вашим услугам.

Оба дознавателя скинули белые борцовские куртки, обнажив могучие торсы, поросшие шерстью, как у горилл, и оставшись в адидасовских черных брюках. Арслану показалось, что он через стену ощутил запах ядреного мужского пота. Гарик подошел к столу с инструментарием, а Джура обогнул кресло, что-то прикидывая, посвистывая сквозь зубы. Подкрутил на кресле колесики, добиваясь какого-то одному ему понятного эффекта.

— Полегоньку начинайте, ребятки, полегоньку, — предупредила Земфира Викторовна. Джура кивнул и со словами: «Внимание! Преждевременные роды!» — глубоко воткнул волосатую руку пленнице между ног и резко развернул локоть. Тело несчастной еще больше изогнулось, хотя минуту назад это казалось невозможным, изо рта, как из трубы, вырвался жуткий, изумленный вой…

Арслан, теряя соображение, убрал на панели звук и уронил голову на ірудь…

К вечеру пошли в деревню за продуктами. Дорогу занесло, брели по колено в снегу. Тачку, на которой приехали, Санек оставил на сохранение Сундукову, здешнему предпринимателю. Ветер с ледяными иглами бил в лицо, и на середине пути Боренька Интернет совсем раскис. Он впервые в жизни очутился зимой на природе, в отрыве от городского комфорта. Пижонскую дубленку продувало насквозь, под ней — тонкий свитер и черные джинсы из какой-то плотной ткани, на морозе мгновенно превратившиеся в две жестяные трубы. Кальсоны он не носил, убежденный почему-то, что напялить их на себя способен лишь какой-нибудь деревенский ванек, но уж никак не супермен. На ногах, естественно, модные чувяки из свиной кожи (триста баксов за пару), зачерпывающие снег, как два ковша. Боренька начал отставать, и Санек на него прикрикнул: