Выходят Книппердоллинк и его дочь Юдифь.
Оба они в праздничном одеянии.
Книппердоллинк. После стольких беспокойных ночей, вздохами сопутствующих раскаянию, страхом перед вечным проклятием и чувством стыда за те деяния, свершать которые меня вынуждают земное бытие и собственное дело, я очень люблю каждый день рано утром пройтись до ратуши.
Юдифь. Ты чем-то озабочен, отец.
Книппердоллинк. Не тревожься, дочь моя. После смерти твоей матери я сильно постарел, сделался лжив и стал предаваться бесплодным мечтаниям.
Бокельзон. Привет тебе, лютеранин, проявляющий снисхождение к себе самому и посему прогуливающийся в дорогих мехах, с золотой цепью на животе и под руку с целомудренной, упитанной дочерью.
Книппердоллинк. Кто этот человек?
Стражник. Актер.
Юдифь. Пойдем, отец.
Книппердоллинк. Он весь в лохмотьях.
Стражник. Он утверждает, что является великим апостолом анабаптистов, а сюда его доставил ангел.
Книппердоллинк. Почему ты издеваешься надо мной, анабаптист?
Бокельзон. А почему ты преследуешь меня, бургомистр?
Книппердоллинк. Я не преследую анабаптистов, я просто терплю их.
Бокельзон. Ах, если бы ты был холодным или горячим! Но поскольку ты только еле теплый, Господь велит мне выплюнуть тебя.
Книппердоллинк. Что ты хочешь от меня?
Бокельзон. Я хочу твоего хлеба и вина. Я хочу одеть свое тело и получить кровать и спокойно уснуть. Я хочу также, чтобы ты поделился со мной золотом и властью.
Книппердоллинк. Ты требуешь слишком многого.
Бокельзон. Но предлагаю в обмен гораздо больше.
Книппердоллинк. Что именно?
Бокельзон. А если я обеспечу тебе спасение души?
Книппердоллинк. Я дам тебе все, что ты требуешь. Я приму тебя как короля. Пойдем, дитя мое.
Книппердоллинк и его дочь уходят.
Бокельзон. И что теперь?
Лангерман. И ныне, и присно, и во веки веков.
Фризе. Вас пригласили.
Бокельзон. Итак, я приступил к завоеванию господства над миром.
Стражник. Я не стану арестовывать вашу милость.
Бокельзон. Еще очень рано, мои хорошие, — я попрошу отодвинуть тачку в тень и дать мне возможность еще немного поспать.
Стражник. Слушаюсь, ваша милость. (Выталкивает тачку со сцены.)
Фризе идет вслед за ними.
Лангерман. Он слышит голоса. Я слышу голоса. Я также стану апостолом.
2. Епископ вынужден покинуть город
Генрих Гресбек вкатывает на сцену кресло, в котором сидит епископ.
Епископ.
Я — епископ вестфальских городов Миндена, Оснабрюка и Мюнстера.
Я — князь Франц фон Вальдек.
Мне девяносто девять лет, девять месяцев и девять дней.
Вот уже десять лет мои ноги парализованы.
Это порой случается с людьми в моем возрасте.
Я бегло говорю на греческом и латинском языках и люблю читать Гомера и Лукиана
[25].
Но больше всего мне по сердцу никчемные комедии.
Моя театральная труппа самая лучшая и самая дорогая
Во всей Священной Римской империи германской нации.
Наша жизнь есть фарс.
Мы с трудом ковыляем, когда пытаемся убежать от истины и когда, наоборот, ищем ее.
На подмостках все получается легко и просто,
Там танцуют, смеются и расхаживают радующие глаз актеры.
Те же, кто вместе со мной играют драму жизни,
Запутались в каких-то темных делах и стали соучастниками преступлений.
И поэтому нам так нужны часы досуга, когда можно оставаться только зрителем.
Генрих Гресбек приносит ужин: тарелку супа, кусок хлеба, стакан вина.
Меня обслуживает мой секретарь — неразговорчивый, замкнутый человек.
Зовут его Генрих Гресбек.
Он единственный, кто пока еще верен мне.
Но я слышу шаги.
Это богач Бернгард Книппердоллинк.
Я должен ему деньги и, к сожалению, не могу избавить вас
От этой крайне неприятной даже для епископа сцены.
Книппердоллинк. Книппердоллинк, ваше преосвященство.
Епископ. Вы пришли ко мне как бургомистр или просто как частное лицо?
Книппердоллинк. И так, и так.
Епископ. Позвольте приказать подать вам кресло. Пришлось выстроить целую баррикаду перед главным порталом, чтобы защититься от этих дерзких анабаптистов. Поэтому его сейчас нет на месте.
Епископ. Мы толком ничего не знаем. Как бы то ни было, но вчера затоптали ногами двух дьяконов и выбили все стекла в Нашем дворце. Мы стали епископом Мюнстера в тридцать лет, и даже Лютер не смог заставить Нас усомниться в прочности Наших позиций. И тут вдруг появляется считающий себя апостолом темный субъект по имени Ян Маттизон со своими пророками, и за три недели прахом пошли все семидесятилетние труды по спасению душ наших подданных. Даже Наши возлюбленные дочери, монахини монастыря над водами, вместе с матерью-настоятельницей Вероникой фон дер Реке перешли на сторону анабаптистов.
Книппердоллинк. Разрешите мне постоять.
Епископ. Мы должны вам деньги. (Зачерпывает ложкой суп, ломает хлеб и т. д.)
Книппердоллинк. Оставьте их себе.
Епископ. Насколько Нам известно, вы предоставили в своем доме приют некоему Иоганну Бокельзону из Лейдена.
Книппердоллинк. Это святой человек, верный сторонник великого апостола Яна Маттизона.
Епископ. Актер-любитель, напрасно пытавшийся устроиться ко мне в труппу.
Книппердоллинк. Его душа не стремится больше к славе в этом населенном честолюбцами мире.
Епископ. Тогда она стремится к свершению дурных деяний. Что решил Совет?
Книппердоллинк. Ваше преосвященство должны покинуть Мюнстер.
Епископ. Когда?
Книппердоллинк. В эту ночь.
Епископ. Нам не остается ничего другого, кроме как покорно склонить голову.
Книппердоллинк. Вашему преосвященству больше нечего делать в этом городе.
Епископ. Это дело ваших рук, бургомистр.
Книппердоллинк. Я сумел убедить членов Совета.
Епископ. А зачем ты пришел к Нам так частное лицо? Что тебе нужно от Нас?
Книппердоллинк. Истина.
Епископ. Которую ты надеешься получить от верного сына церкви?
Книппердоллинк. Я надеюсь получить ее от столетнего человека.
Епископ. Говори. (Перестает есть, смотрит на Книппердоллинка, который садится в кресло.)
Книппердоллинк. Почему вы сражаетесь с анабаптистами, епископ Мюнстерский?
Епископ. Сперва ты начал исповедовать лютеранскую веру, а теперь заодно с анабаптистами?
Книппердоллинк. Апостол Иоганн Бокельзон сумел переубедить меня.
