Фрида.
С кем бы ни лежала я в дешевом пансионе,
Кто бы ни был мой клиент,
Тот Самый.
Отдаю ли я тебя ради банка,
Отдаешься ли ты ради денег,
Фрида.
Навек останемся невестой и женихом.
Тот Самый.
А все прочее — фрагмент.
[2] Фрида. Как всегда, Гийом.
Тот Самый. Мне тоже.
Гийом подает черный чай и йогурт.
Фрида ставит розу в вазу.
Фрида. Не забудь о своих каплях.
Он капает несколько капель в стакан с водой, она наливает чай.
Фрида. С сахаром?
Тот Самый. Две ложечки.
Фрида. Гренку?
Тот Самый. Одну.
Фрида. Моя сестра в Андертале родила пятого ребенка. Мальчика.
Тот Самый. Моего брата в Майбругге выбрали председателем общины. Добился-таки своего.
Фрида. Двадцать лет уж, как мы у Франка.
Тот Самый. Двадцать два.
Фрида. Каждый год мы хотим пожениться.
Тот Самый. Бизнес всегда был помехой.
Фрида. Дела в банке шли не так, как надо.
Тот Самый. Но теперь он ликвидируется. Я купил в Майбругге маленький домик. Утопающий во фруктовых деревьях. С зелеными ставнями и красными поперечинами.
Фрида. У нас будет много детей.
Тот Самый. Все мальчики.
Фрида. Вот увидишь. Я еще смогу.
Фрида.
В маленьком кафе
Рядом с частным банком на набережной
Мы оба мечтаем
Тот Самый.
Утром перед нашими злодеяньями.
Фрида.
Но слышен крик чайки,
Солнце золотит купола,
И все это снова
Тот Самый.
Оба.
Проходит?
Когда-нибудь все будет иначе,
Когда-нибудь мы будем в одной постели,
Когда-нибудь все будет иначе.
[3] Тот Самый. Завтрак окончен.
Фрида. Снова нужно расставаться.
Тот Самый. Прощай, Фрида.
Фрида. Прощай, Рихард.
Тот Самый. Пока.
Фрида. Не волнуйся по пустякам.
Тот Самый подходит к стойке бара, садится слева.
Тот Самый. Как всегда.
Гийом. Ваш абсент, господин Тот Самый.
Фрида. Как всегда, Гийом.
Гийом (подает). Ваш чай с ромашкой, фройляйн Фрида.
Фрида Фюрст принимается вязать детскую кофточку. Тот Самый зажигает сигару.
Справа входит Гастон Шмальц с газетой, присаживается к стойке рядом с Тем Самым.
Шмальц. Как всегда, Гийом.
Гийом (подает). Ваш лечебный чай и ваши хрустящие хлебцы, господин Шмальц.
Шмальц начинает прихлебывать грудной сбор.
Тот Самый. Господин Гастон Шмальц, я видел, как ты вчера парковал свой старый «фольксваген». Ты, конечно, страсть как не любишь долгов, хочешь сэкономить, стать независимым от нас. Только не надо возражать, на следующей неделе ты купишь себе «мерседес», который, как и полагается, удержит тебя на краю пропасти.
Шмальц. Ну ладно, господин Тот Самый. Так и сделаю.
Разворачивает газету. В бар входит Тео Каппелер, садится рядом со Шмальцем.
Каппелер. Как всегда, Гийом.
Гийом (подает). Ваша зельтерская из Виши и ваши сухарики, господин Каппелер.
Тот Самый. Господин Тео Каппелер! Гуляю я недавно в городском парке, думаю исключительно о нашем деле, никаких дурных мыслей и в помине нет, и кого же я вижу на скамейке? Тебя, Каппелер, с твоей подружкой. Ты что, собираешься на этой девушке жениться?
Каппелер. На будущей неделе, господин Тот Самый. Она беременна.
Тот Самый. Беременна! И это должно служить оправданием тому, чтобы вдруг начать вести себя как добропорядочный мужчина? И вообще: заводить детей! У Франка Пятого и его жены тоже нет детей, снимаю шляпу перед этим браком. Мы должны отправиться в ад бездетными, Каппелер. Ты должен бросить твою девушку, хоть столько приличия я могу еще от тебя потребовать.
Каппелер. Господин Тот Самый, я возьму себя в руки.
В бар входит Лукас Хеберлин, садится рядом с Каппелером.
Хеберлин. Как всегда, Гийом.
Гийом (подает). Ваши мюсли, господин Хеберлин.
Хеберлин принимается черпать ложечкой свои мюсли.
Тот Самый. Лечебный чай, зельтерская, мюсли. Как в санатории. В годы моей юности, небо праведное, к этому времени вся компания была уже в доску пьяна. Что тут удивляться. Мы были еще молодые ребята! А вы что?
Хеберлин. Не спорю, господин Тот Самый, тогда были более приятные времена, но куда нам с нашим современным темпом? Нет, господин Тот Самый, давайте будем откровенны. Мы дряблые, усталые и замотанные. Нам не хватает профессионального удовлетворения, душевного равновесия, внутреннего покоя, ценностей, которые мы, видит Бог, могли бы обрести не в оргиях, а только за стенами исправительного учреждения.
Остальные смотрят удивленно.
Хеберлин. Я навел справки. Размеренная жизнь в тюрьме творит чудеса. Жалобы на желудок, нервное истощение, нарушение сердечной деятельности и кровообращения отсутствуют. И наоборот, как посмотрю я на всех нас — мы ведем собачью жизнь и хиреем.
Тишина. Все уставились на него угрожающе.
Тот Самый (как нельзя более приятным тоном). Интересно, Хеберлин. Ты занимаешься в свободное время исправительными заведениями.
Хеберлин. Меня осенило, господин Тот Самый.
Тот Самый. И чего доброго, еще и тоскуешь по таким местечкам?
Хеберлин (не чувствуя подвоха). Моя мечта, господин Тот Самый. Тихие вечера в камере, ранний отход ко сну, все темнеющее и темнеющее небо в окошке под потолком, первые звезды, безмятежный покой, приятная дремота. Ни спешки, ни страха перед разоблачением или предательством, радио, телевизор, а в скором времени разрешат даже раз в месяц визит особы женского пола из соответствующего учреждения, находящегося под санитарным наблюдением. За государственный счет. Ведь это, собственно говоря, идеальные условия жизни по сравнению с существованием в нашем банке. И при этом не нужно даже особенно беспокоиться о том, чтобы туда попасть. С нашей биографией это проще пареной репы. Один звонок прокурору — и ты садишься на всю жизнь, тебе не надо больше мучиться, и ты пышешь здоровьем.
