Перед главным занавесом справа выходит слуга.
Слуга. Его превосходительство господин президент Трауготт фон Фридеман.
Двое слуг вводят слепого главу государства, снова удаляются. Остается только первый слуга.
Президент. Кто тревожит мой покой? Чье отчаяние сверлит мне уши?
Оттилия. Это я, Оттилия, та, что была твоей любовницей много лет назад.
Президент. Оттилия?
Оттилия. Оттилия Франк.
Глава государства, похоже, что-то припоминает, на его лице обозначается радость.
Президент. Оттилия, прости, что я принимаю тебя в холле. Но госсовет ждет. Чего ты хочешь от меня, любовь моя?
Оттилия. Я должна сделать признание.
Президент. Я слушаю. (Садится.)
Оттилия. Мы совершили в банке наших предков великое множество преступлений.
Мы занимались ростовщичеством, вымогательством, делали бизнес на разврате.
Мало того, моя дочь стала потаскухой.
Мы убивали.
Мы стоим перед финансовым крахом.
Президент. И чего же ты теперь требуешь от меня, любовь моя?
Оттилия. Разрушить наше семейное предприятие. Устроить процесс против нашего частного банка. Я требую справедливости.
Президент. Справедливости?
Оттилия. Справедливости, даже если она меня уничтожит.
Президент поднимает руку. Слуга вносит узкий письменный столик — Президент что-то подписывает.
Президент. Оттилия Франк, внемли же моему вердикту:
Мое сокровище, иди и не печалься,
Твои деяния, конечно, дрянь, но все же
Мой глаз точней, тут нет несчастья,
Убийство завтра будет стоить подороже,
Подороже.
Ну кто ж так делает, моя голубка,
Ни в коем разе, ни в какое время
Столь радикальной быть не след.
Да и к чему такое бремя?
Мой милый пылкий изувер,
Понятно, ты хочешь правду сегодня или никогда.
Иди, не вешай нос, и гнев умерь.
Мир добр, хоть ты и плачешь иногда,
Плачешь иногда.
Твоя дочурка потаскушка? Полно, мышка,
Ни в коем разе, ни в какое время
Столь радикальной быть не след,
Оттилия. Трауготт! Я не желаю милости! Я хочу закрыть банк наших предков.
Президент. Закрыть? Боже упаси, Оттилия, банк твоих предков? Моя драгоценная, я всего лишь человек. Если бы у тебя на совести было на несколько сотен миллионов долгов и на две дюжины убийств меньше, нам еще было бы о чем спорить. Я бы обошелся с тобой строго, недаром меня зовут Трауготтом Немилосердным. А так? Мне пришлось бы разрушить все мировое устройство, моя киска. Я должен думать о взаимосвязи вещей, в слишком деликатном взаимодействии находятся справедливость и несправедливость, и только пустяки допускают вмешательство, но твои деяния — не пустяки, они прямо-таки грандиозны. Нет, нет, не жди от меня наказания, жди от меня лишь милости.
Оттилия. Трауготт!
Президент.
А потому, моя подружка, каяться не надо,
Будь умницей и этот чек прими,
Госбанк тебе как жулику дает награду,
Сухими из воды с тобою выйдем мы,
Сухими выйдем мы.
Ты медлишь все еще, моя лошадка?
Ни в коем разе, ни в какое время
Столь радикальной быть не след,
Президент. Вернемся, Отто, к делам государственной важности.
Глава государства и слуга уходят. Маленький письменный столик также уносят.
Оттилия стоит с чеком одна на сцене, потом медленно уходит направо.
Главный занавес открывается.
17. Отставка
Ширма закрыта.
Слева стол с двумя стульями, справа бар. За столом Франк Пятый пьет джин. Тот Самый — спиной к публике — подметает ступеньки, ведущие к ширме. На нем рабочий халат.
Слева входит Оттилия. Хочет пройти к бару, но останавливается посередине авансцены.
Оттилия. Готфрид!
Франк Пятый. Что, Оттилия?
Оттилия. Ты снял одежду священника?
Франк Пятый. К чему она? Все уже давно забыли, что я вообще жил на этом свете.
Оттилия подходит к Франку, садится рядом с ним.
Оттилия. Гийом, мне тоже джину.
Оттилия. Я была у Президента. Созналась перед ним в наших преступлениях. Мой вечный страх перед разоблачением оказался бессмысленным. Вот чек. (Подает ему чек.) Банк наших предков снова на ногах. Нам не нужно больше бояться ни одного шантажиста в мире, и теперь мы можем наконец самоликвидироваться.
Франк Пятый. Мы уже ликвидированы.
Оттилия. Шантажист приходил?
Франк Пятый. Прошлой ночью.
Оттилия. Вы его прикончили?
Франк Пятый. Парень висел у меня на крючке. Но в один прекрасный момент все это мне до чертиков надоело, и из меня вдруг полезла добродетель — как из вулкана.
Оттилия. И что было потом, после этого извержения вулкана?
Франк Пятый. Старушка, я подарил шантажисту банк своих предков.
Оттилия. Подарил?
Франк Пятый. Да, подарил. Хочу наконец стать бедным и добродетельным — это всегда было моей мечтой.
Оттилия. Готфрид!
Франк Пятый. Что, Оттилия?
Оттилия. Кто был этот шантажист?
Франк Пятый. Неважно. Какой-то интеллектуал. С Пойли в союзе. Эдакий человек чести. Проделывает свои махинации до отвращения честно. Но — без меня. В этом Франк Пятый больше не участвует, уж теперь-то, будучи бедняком, я могу себе это позволить.
Оттилия. «С Пойли в союзе». Смешно, какие же абсурдные мысли порой приходят в голову. Еще один джин, Гийом.
Франк Пятый. Два.
Франк Пятый рассматривает чек, смеется.
И теперь ты вдобавок оказала знатному джентльмену своим признанием еще одну колоссальную услугу. Чек выписан на банк, и только новый директор сможет его оприходовать.
Оттилия. Мы сами себя переиграли.
Франк Пятый. Швейцар!
Тот Самый неуклюже подходит.
Тот Самый. Да?
Франк Пятый. Отнеси этот чек новому директору.
Тот Самый. Хорошо. (Так же тяжело ступая, идет в банк.)
Оттилия. Это же был Тот Самый.
Франк Пятый. Деградировал. А Пойли теперь на его месте. Тоже стал отвратительно честным. Все наше воспитание — к чертям собачьим!
Оттилия. Тот Самый — швейцар! Какая халатность! Такого гения просто так пустить в расход.
