Каждый из нас, мог бы многое рассказать, но кто нас услышит? — Мария Де Ла Форте, сделал глубокий вздох и, словно успокоившись, мягко продолжил: — Остаётся объяснить сцену на колокольне. Как ты уже понял, раненый — один из наших братьев. Он охранял девушку. Её имя Изабель. Многим она известна как дочь герцога Д’Эгийон. Теперь она является герцогиней Д’Эгийон. Она стала ею после того, как была введена во владение наследством. Чуть более года назад, на замок в котором она жила, было совершено нападение. Вся семья, включая и герцога, была уничтожена. По счастливой случайности её не оказалось в замке в ночь нападения. Сразу после нападения мы нашли её и спрятали так, чтобы её не могли найти убийцы. Сегодня же она была похищена.

— И вы хотите найти её? — Агриппа уже полностью овладел собой и слушал очень внимательно. К нему приходило понимание того, кто эти люди и какие цели они преследуют. А вместе с ним наступало и облегчение. Больше всего его радовала мысль, что он ошибся, предполагая в бывшем спутнике негодяя и предателя. — Почему она так важна для вас?

— Я не могу ответить на этот вопрос. Никто из нас не сможет. Мы попросту не знаем ответ. Но нам известно, что Иезуиты придают ей очень большое значение. Одного этого было достаточно, чтобы защищать Изабель. Но впоследствии нам стало известно о переговорах, которые они вели с герцогом де Гизом. Они готовы поддержать его стремление получить трон Франции в обмен на её жизнь.

— Это кого хочешь заставит задуматься, — пробормотал Агриппа и тут же, вскинув взгляд, громко добавил: — Сударь, я многое услышал от вас. С чем-то я согласен, с другим же нет. Однако не могу не признать благородство ваших побуждений и поступков. Достаточно ли будет, если я поклянусь, что никогда и ни при каких обстоятельствах не скажу ничего, что могло бы навредить вам или вашим друзьям?

— Достаточно, сударь! — Мария Де Ла Форте поклонился, произнося эти слова.

— Что ж, у вас есть моя клятва. Я даю её с лёгким сердцем, — Агриппа в свою очередь поклонился.

Выпрямившись, он решительно добавил: — И не только это, сударь. Выслушав всё, я понимаю, что не могу оставаться в стороне. Посему выскажу некоторые свои соображения. Принимая во внимание слова вашего раненого друга по поводу «Шенонсо» и облачение нападавших, могу почти с уверенностью сказать, что похищение Изабель — дело рук Екатерины Медичи.

— Мы пришли к одинаковому выводу, сударь!

— И вы знаете, зачем она понадобилась королеве — матери?

Мария Де Ла Форте лишь пожал плечами в ответ.

— Ума не приложу. Даже предположений нет.

— Иезуиты, герцог Де Гиз, королева-мать… Слишком много внимания даже для герцогини.

Полагаю, нам следует отправиться в Шенонсо и постараться узнать ответ хотя бы на один из этих вопросов.

— Да, вы правы. Впрочем, сначала нам необходимо навестить кое — кого, но прежде, пожалуй, нам стоит одеться потеплей и вооружиться как следует. — Мария Де Ла Форте открыто улыбнулся и протянул свою руку. Агриппа с дружелюбием пожал её. При этом он покосился на оборванцев, которые успели спрятать свои кинжалы, но так и не проронили ни слова, и поинтересовался:

— Они, что… все немые?

— Всего лишь мера предосторожности. Немому не задают вопросов, и ему не приходится на них отвечать. Когда настанет час, каждый из них скажет своё слово.

Снегопад и не думал униматься. Скорее наоборот становился всё гуще, плотнее, словно природа вознамерилась прикрыть целомудренной белизной всю грязь и кровь, заполняющие жизнь столицы от королевских покоев до самого безобразного дна. Бесконечной чередой на Париж опускались крупные снежные хлопья. Ветер слегка утих, и холод стал ощущаться не столь остро, как прежде. Занавешенная плавно танцующими в воздухе снежинками ночь виделась спокойной и безмятежной, но этот невинный обман рушился, стоило только вглядеться в происходящие в городе события.

В те минуты, когда вблизи набережной Сены происходил столь важный разговор, на улице Сент-Антуан появилась группа всадников. Отфыркиваясь от залетающих в ноздри снежинок и оскальзываясь на подмёрзшей мостовой, лошади доставили своих седоков к особняку Рошпо, роскошному, величественному зданию в два этажа, каждый из которых венчали колоннады со скульптурами. Четверо всадников спешились, двое остались в седле. Массивные двери особняка распахнулись. На пороге возникла одетая в белую сутану фигура, каковая склонилась в поклоне и изрекла:

— Святой отец ждёт монсеньора герцога!

Четверо вновь прибывших и привратник вступили в огромный мраморный зал, лишь смутно освещаемый десятком светильников. От них по всем стенам расползались колеблющиеся тени.

Все пятеро, миновав зал, подошли к маленькой двери, скрытой за выступом стены в правом углу зала. Здесь человек в белой сутане остановился и учтиво, но непререкаемо произнёс:

— Войти может только герцог де Гиз. Только он один и никто больше.

После короткого молчания послышался спокойный голос:

— Пусть будет по-вашему. Ведите.

Человек в белой сутане поклонился и отворил дверь. Герцог де Гиз прошёл в маленькую приёмную, где его встретили четыре человека, облачённые в доспехи и вооруженные до зубов.

Один из них отворил перед герцогом следующую дверь. Герцог оказался в уютно обставленной, хорошо натопленной комнате. Пол устилали ковры. У камина стояли два кресла, между которыми расположился небольшой столик. На столике стоял стеклянный графин с красноватой жидкостью, которую игра пламени в камине превратила в блистающий рубин, и два кубка. В кресле справа сидел сухопарый человек лет сорока с совершенно безликой внешностью, но очень острым взглядом. Длинные чёрные волосы, обрамляя сухощавое лицо, ещё более остро подчёркивали выступающие скулы. Чёрная сутана придавала сидящей в кресле фигуре мрачноватую значительность, колени прикрывала алая шаль. Герцог де Гиз направился к камину, на ходу расстёгивая застёжки своего плаща. Плащ вместе с меховой накидкой бесшумно упал на ковёр, а герцог занял свободное кресло.

— По какой причине, вы изменили место нашей встречи, святой отец? — принимая кубок с вином из его рук, по привычке прямо и грубо поинтересовался герцог де Гиз.

Генерал ордена Иезуитов бросил на него холодный взгляд с некоей невысказанной мыслью и лишь потом спокойно произнёс:

— Нищий, которому вы, монсеньор, дали милостыню. Он и стал причиной.

— Не понимаю.

— Он выглядел слишком здоровым для человека, который живёт одними подаяниями.

— Так вы полагаете… что за нами могли следить?

— Скоро у нас будет ответ на этот вопрос, а пока я хотел бы взглянуть на бумаги.

Герцог Гиз поставил кубок на стол, извлёк из внутреннего кармана камзола свёрнутый в трубку лист бумаги и протянул его генералу Иезуитов. Тот молча принял свиток, так же молча развернул и погрузился в чтение. Пока он читал, герцог де Гиз из-под полуопущенных ресниц наблюдал за выражением его лица. Но лицо генерала оставалось совершенно бесстрастным, пока он не закончил читать. Свернув прочтённый документ, он положил его рядом с графином и, вперив в герцога испытующий взгляд, сухо произнёс:

— Этого вполне достаточно, монсеньор. Остаётся только одно. Мы окажем вам необходимую помощь в полной мере лишь после исполнения вами этого последнего условия.

— После? — несколько раздражённо переспросил герцог де Гиз. — Не стоит забывать, с кем вы разговариваете, святой отец. Я дал вам гораздо больше того, что мог дать кто — либо во Франции.

И как мне видится, могу вполне рассчитывать на помощь уже сейчас. Ибо именно сейчас я в ней нуждаюсь более всего.

Герцог де Гиз снова поймал на себе этот странный, словно бы оценивающий взгляд, в дополнение коему в уголках губ могущественного Иезуита появилась лёгкая усмешка. Голос его звучал по-прежнему спокойно, но в нём появились жёсткие нотки.

— Мы с вами заключили договор. И в этом договоре, ко всему прочему, значилась женщина, которую именуют герцогиней Д’Эгийон. Вы должны были либо передать её нам живой, либо предоставить неопровержимые доказательства её смерти. Лишь после выполнения этого пункта договора мы обещали предоставить свою помощь. И если вы не готовы признать нашу договорённость в полном объёме, тогда мне придётся возвратить вам и это, — Иезуит кивнул в сторону свитка.