— Погоди, — Амос поднялся из-за стола и вышел. Шатобриан бросил озадаченный взгляд на Авиталь. Та не находила себе места — то бросала на него умоляющий взгляд, то отводила глаза и заливалась пунцовым румянцем, словно смущаясь своих мыслей. Казалось, девушка хочет, но никак не может решиться что — то сказать. Вернувшийся Амос неодобрительно глянул на взволнованную дочь и сказал, обращаясь к Шатобриану:

— Возьми! Они тебе понадобятся, — на стол перед молодым человеком лёг туго набитый кошелёк.

— Здесь немало, — Шатобриан подбросил кошелёк в ладони, проницательно взглянув на Амоса. — Ты с такой лёгкостью расстаёшься с деньгами?

— Вовсе не с лёгкостью, — вырвалось у Амоса, что вызвало негромкий смех Шатобриана. Амос, услышав смех, насупился.

— Не обижайся, — миролюбиво произнёс Шатобриан. — Я всего лишь хотел понять, что руководит твоими поступками. И вижу друга, который искренне хочет помочь. А потому я готов поручить тебе одно важное дело, которое доверил бы далеко не каждому.

Хмурое лицо Амоса разгладилось, глаза заинтересованно сверкнули. Напряжённо прислушивающаяся к разговору Авиталь с неожиданно проснувшейся надеждой подняла голову.

— Не хочешь ли ты отправиться вместе с дочерью в Неаполь?

— Куда? — вопрос застал Амоса врасплох. — Что я буду делать в Неаполе?

— Ждать меня.

— Отец!.. — воскликнула с заблиставшими радостью глазами Авиталь и, устыдившись своего порыва, закрыла лицо ладонями.

— На тебя можно положиться, а твоя дочь умеет хорошо лечить раны. Хороший лекарь — это то, что всегда нам не хватает. Подожди, — добавил Шатобриан, увидев, что Амос собирается заговорить. — Сейчас я сообщу тебе то, что известно лишь немногим. — Молодой человек понизил голос. — На верфях Неаполя готовится к спуску фрегат. Над ним работали лучшие корабелы Венеции.

— Мой племянник, — догадался Амос. Шатобриан кивнул.

— Ты отправишься в Неаполь, к тому же человеку, что и Ниссим. Тувия покажет тебе фрегат. У него же ты возьмёшь золото на покупку оружия для двухсот воинов. Покупай всё: мушкеты, аркебузы, сабли, шпаги, кинжалы, пики, топоры. И тридцать шесть орудий — самых лучших. Ты же поможешь подобрать команду для корабля.

— Команду? — растерялся Амос. — Но я никогда в глаза не видел ни одного моряка.

— Найдёшь знающего человека, пусть поможет. Но я прошу тебя скрыть от него, кому принадлежит фрегат — никто не должен знать истину. Ты понимаешь? — встретив его вопросительный взгляд, Амос понятливо кивнул.

— Одним словом, корабль должен быть готов к отплытию как можно скорее. Если ты согласен, тогда нужно выезжать в Неаполь незамедлительно.

— Я, — Амос переглянулся с сияющей дочерью, — с радостью буду служить тебе.

— Тогда в путь, — Шатобриан поднялся и, бросив тёплый взгляд в сторону отца и дочери, добавил:

— И ещё одно. Найдёшь мастеров-резчиков. Пусть нос корабля украсит фигура Белого Единорога.

Я хочу, чтобы враги видели, кто именно сражается против них.

Генрих Наваррский обедал в окружении ближайших друзей. Обед, как всегда, протекал шумно.

Однако шутки за столом звучали лишь до того мгновения, пока королю не сообщили о том, что некто, не пожелавший назвать своего имени, хочет встретиться с его величеством. После короткого молчаливого обмена взглядами, Агриппа, сидевший рядом с королём, поднялся и вышел из зала. Очень скоро он возвратился в сопровождении молодого человека. Король, внимательно прищурившись, разглядывал посетителя без всякой тревоги, ибо верный Агриппа никогда не привёл бы к нему человека, не будучи абсолютно уверенным, что от того не исходит опасность. Молодой человек, отвесив лёгкий поклон, протянул Генриху какие-то бумаги.

— Что это? — принимая документы у него из рук, спросил король Наваррский.

— Прочтите, сир, и вам всё станет понятно, — последовал почтительный ответ.

— Надеюсь, эти бумаги не знак трогательной заботы моей любимой тёщи, — пробормотал, усмехнувшись, Беарнец. За столом раздались короткие смешки, которые сразу же утихли, стоило сотрапезникам заметить, с какой сосредоточенностью погрузился в чтение полученных документов король. Дочитав, он свернул бумаги, встал с места и, протянув их обратно молодому человеку, приветливо произнёс:

— Рад вас приветствовать в нашем скромном жилище, монсеньор!

Услышав эти слова, Агриппа без сил опустился в кресло и озадаченно уставился на визитёра, хорошо, как Д’Обинье казалось ранее, ему знакомого. Генрих же продолжил:

— Должен сразу предупредить: у меня нет денег, чтобы оплачивать услуги таких людей, как вы.

Если вы, юноша, ищете способ разбогатеть, то вам лучше обратиться к герцогу Гизу. У него достаточно золота — с лёгкой руки моего кузена, короля Испании.

— Я здесь для того, чтобы предложить свою помощь в обмен на маленькую услугу, — последовал ответ.

— Сделка? Любопытно. В чём же именно может выразиться ваша помощь? И какой услуги вы ждёте от меня? Да что с тобой такое? — король не мог скрыть удивления, когда наконец обратил внимание на лицо Агриппы, который строил какие-то загадочные гримасы. Посетитель незаметно улыбнулся.

— С вашего позволения, сир, я могу сказать это только вам одному, — обратился он к Генриху Наваррскому.

После краткого размышления король пригласил следовать молодого человека за собой. Отойдя на расстояние, где их тихого разговора не мог расслышать никто из присутствующих, напряжённо наблюдающих за происходящим и готовых в любой момент прийти на помощь своему королю, Генрих выслушал гостя и изумлённо воскликнул — столь громко, что услышали все:

— И это всё, что вы просите? Признаться, монсеньор, мне даже несколько не по себе. Подобная услуга мне ничего не будет стоить за исключением удовольствия. Вам же придётся очень нелегко. Я чувствую себя, как во время карточной игры, когда приходится мошенничать ради выигрыша.

— Благо, сам признаётся, — раздалось за столом недовольное бурчание.

Король подошёл к столу и с непередаваемым наслаждением объявил:

— Полагаю, нам следует прервать обед. Как мне видится, нас ждёт вечер, полный увеселений.

Тем временем граф Шеверни возвращался домой из Нерака. Прибыв в замок, он первым делом осведомился у слуг о гостье. Услышав, что она вышла в сад, граф направился на её поиски. Ещё издали он заметил голубую накидку — погружённая в печальные раздумья, Изабель не спеша шла по аллее, ничего не замечая вокруг.

— В это время года сад малопривлекателен. Но уже через несколько недель вы сможете увидеть всю красоту этого места.

Изабель обернулась, заслышав голос. На осунувшемся лице появилась приветливая улыбка.

— Это вы, сударь, — произнесла она, протягивая ему обе руки, — я надеялась, что вы приедете.

Граф Шеверни взял её руки в свои и, склонившись, поцеловал одну из них. Выпрямившись и открыто улыбаясь, он ответил:

— Признаюсь, сударыня, я спешил домой. Мне не терпелось узнать, как вы устроились. Всем ли довольны? Относятся ли к вам с должным почтением? Нет ли у вас…

— Остановитесь, сударь, — мягко перебила его Изабель, — я прекрасно устроилась. Малейшее моё пожелание тут же исполняется. Однако не стоит так беспокоиться обо мне. Я давно перестала обращать внимания на роскошь и удобства.

— Мы постараемся изменить ваше мнение, сударыня. С вашего позволения, — граф Шеверни предложил ей руку. Поблагодарив его улыбкой, Изабель приняла её. — Здесь есть тропинка, — граф Шеверни указал свободной рукой влево. — Несколько лет назад я приказал выстроить беседку прямо на берегу озера для… — граф неожиданно замолчал и лицо его омрачилось.

Изабель легонько пожала его руку и с участием произнесла:

— Я всё знаю, сударь.

— И что вы думаете?

— Вы не заслуживали такого отношения к себе, однако… — Изабель, помолчав, продолжила со всей откровенностью: — Однако я склонна признать ваш поступок несправедливым.

— Меня предали, сударыня. Заверяли меня в любви, но как только я уезжал… — граф снова замолчал. Мрачное выражение не сходило с его лица. Они шли рука об руку и разговаривали так, словно знали друг друга много лет.