— О, простите, Дэн. — Мой телефон снова вибрировал, его рингтон едва слышался в шуме толпы. Я вставила наушник и нажала зеленую кнопку, решив, что это снова Майлз, но на экране высветился незнакомый номер с североамериканским кодом.

— Могу я поговорить с Фиби Свифт? — прозвучал мужской голос.

— Да. Это я.

— А это Люк Крамер из университета Торонто. Моя коллега Кэрол сказала, что вы хотите со мной поговорить.

— Да, — взволнованно ответила я. — Я очень хочу поговорить с вами… — Я встала. — Но я на улице… и тут слишком шумно, мистер Крамер. Вы дадите мне десять минут, чтобы добежать до дома, и тогда я вам перезвоню?

— Конечно.

— Похоже, это важный звонок, — заметил Дэн, когда я убирала телефон.

— Важный. — Меня неожиданно охватила эйфория. — Действительно важный.

— Вопрос жизни и смерти? — криво улыбнулся он.

— Можно сказать и так. — Я надела шарф. — Простите меня, я должна идти, но спасибо вам за поддержку.

Я обняла его, и Дэн совершенно растерялся.

— Всегда к вашим услугам. Я… позвоню… Хорошо?

— Да. Позвоните. — Я помахала ему рукой и ушла.

Я добежала до дома, перенесла телефон на кухонный стол и набрала номер.

— Это мистер Крамер? — спросила я, задержав дыхание.

— Здравствуйте, Фиби. Да, это Люк.

— Кстати говоря, поздравляю вас с рождением ребенка.

— Спасибо. Я все еще пребываю в некотором трансе: эта девочка — наш первенец. Из слов моей коллеги Кэрол я понял, что вы желаете связаться с Мириам Липецки.

— Да, очень хочу.

— Раз я буду обращаться к Мириам с этой просьбой, то могу полюбопытствовать почему?

Я все объяснила ему в общих чертах.

— Как вы думаете, она станет со мной разговаривать?

Повисла пауза.

— Не знаю. Но увижу ее завтра и передам ваши слова. Давайте я запишу имена. Значит, женщину зовут миссис Тереза Белл.

— Да. Ее девичья фамилия Лорен.

— Тереза… Лорен, — повторил он. — И у них была общая подруга Моник… вы сказали Ришелье?

— Да. Хотя ее настоящее имя Моника Рихтер.

— Рихтер… И все это имеет отношение к событиям времен войны?

— Да. Моник тоже была в Аушвице с августа сорок третьего. Я пытаюсь выяснить, что с ней случилось, а увидев имя Мириам в программке, подумала: она может знать хоть что-то…

— Хорошо, я поговорю с ней. Но позвольте сказать: мы знакомы с Мириам тридцать лет, и она редко говорит о военном времени, поскольку для нее это очень болезненные воспоминания; кроме того, она может не иметь ни малейшего представления о том, что случилось с… Моник.

— Я поняла вас, Люк. Но пожалуйста, спросите ее…

— Ну как вам фейерверк? — поинтересовалась Анни, придя на работу в понедельник. — Я была в Брайтоне и все пропустила.

— Меня постигло некоторое разочарование. — Я не собиралась объяснять, какое именно.

Анни взглянула на меня с любопытством.

— Какая жалость.

Затем я поехала в Сиденхэм за одеждой, купленной у словоохотливой миссис Прайс. Когда она снова начала болтать со мной, я заметила, что у нее неестественно «открытые» глаза и слишком натянутая кожа на челюсти, а руки кажутся на десять лет старше лица. Я подумала, что мама станет такой же, и у меня екнуло сердце.

Я возвращалась в магазин, когда зазвонил мой мобильный. Свернув на боковую дорогу, я остановилась. На экране обозначился код Торонто, и внутри у меня все сжалось.

— Здравствуйте, Фиби! — сказал Люк. Значит, он общался с ней. — Вчера я был у Мириам, но не смог ничего разузнать о вашем деле.

— Она не захотела говорить об этом?

— Я не спрашивал, потому что она плохо себя чувствовала. У нее серьезные проблемы с бронхами, особенно осенью — все это тянется из прошлого. Доктор прописал ей антибиотики и велел отдыхать, и я, к сожалению, не стал упоминать о вашем звонке.

— Да… Конечно. — Я почувствовала острое разочарование. — Спасибо, что дали мне знать. Может, когда ей станет лучше?.. — Мой голос сорвался.

— Может быть, но пока придется оставить ее в покое.

Пока… «Может, на неделю, — подумала я, глядя в зеркало заднего вида и выезжая на дорогу, — или на месяц — или же разговор так и не состоится».

Вернувшись в магазин, я, к своему удивлению, увидела там Майлза. Он сидел на диване и разговаривал с Анни, которая приветливо улыбалась ему, словно понимала, что у нас что-то разладилось.

— Фиби. — Майлз встал. — Надеюсь, у тебя найдется время выпить со мной чашку чаю?

— Да… Э… Я только отнесу эти чемоданы на склад, и мы пойдем в кафе «Мун дейзи». Анни, меня не будет примерно полчаса.

— Конечно, — улыбнулась она нам.

В кафе оказалось много народу, и мы с Майлзом сели за один из столиков на улице — на солнышке было тепло, и мы могли уединиться.

— Прошу прощения за субботу, — начал Майлз, поднимая воротник. — Я должен был нажать на Рокси: знаю, я слишком потакаю ей. Это неправильно.

Я посмотрела на него.

— Мне трудно с Рокси. Ты видел, как враждебно она относится ко мне — и всегда находит способ помешать нашим свиданиям.

Майлз вздохнул.

— Она воспринимает тебя как угрозу — и во многих отношениях это понятно. Она была центром моей вселенной десять лет. — Пиппа принесла нам чай, и Майлз на какое-то время замолчал. — Но вчера я долго разговаривал с ней. Сказал, что очень сержусь из-за ее поведения в субботу. Сказал, что она для меня целый мир, и так будет всегда, но она должна позволить и мне быть счастливым. Я сообщил ей, какое большое значение ты для меня имеешь. — Я с изумлением увидела, как глаза Майлза замерцали. — Итак… — Он сглотнул и взял меня за руку. — Я хочу поставить наши отношения на правильную основу, Фиби. Я объяснил Рокси, что ты моя девушка и иногда будешь появляться у нас дома, и ради меня она должна быть… мила с тобой.

Мое негодование испарилось.

— Спасибо тебе за эти слова, Майлз. Я… хочу ладить с Рокси.

— Знаю. Да, она может быть несносной, но в душе это хорошая, воспитанная девочка. — Майлз сжал мои пальцы. — Надеюсь, теперь тебе все видится не в таком мрачном свете — для меня это очень важно.

— Так и есть. Я чувствую себя лучше, — улыбнулась я. — Гораздо лучше.

Майлз наклонился и поцеловал меня.

— Вот и хорошо.

Разговор Майлза с Рокси изменил ситуацию. Она больше не выказывала мне откровенной враждебности, а вела себя так, будто мое присутствие ей безразлично. Если я заговаривала с ней, она отвечала, но в иных случаях продолжала меня игнорировать. Меня устраивал такой нейтралитет, означавший определенный прогресс.

Тем временем от Люка не было никаких известий. Спустя неделю я оставила ему сообщение, но он не откликнулся. Я предположила, что Мириам все еще больна или же ей стало лучше, но она решила не говорить со мной. Я не упомянула об этом миссис Белл, когда пришла навестить ее. Она теперь мучилась более сильными болями и приклеивала пластырь с морфием.

Приближался день рождения Луи — а вместе с ним подтяжка лица, которую вознамерилась сделать моя мама. Меня по-прежнему беспокоило это, и я высказала ей свои соображения, когда она ужинала у меня во вторник.

— Повторяю, ты все еще очень привлекательна и тебе не нужно ничего делать с лицом. — Я налила ей вина. — Что, если все пойдет не так?

— Фредди Черч сделал тысячи таких… процедур, — деликатно сказала она, — и без единого фатального исхода.

— Не самая блестящая рекомендация.

Мама открыла сумочку и достала ежедневник.

— Я записала тебя как ближайшую родственницу, и тебе нужно знать, где я нахожусь. Лексингтонская клиника в Майда-Вейле. — Она пролистала страницы. — Вот номер телефона… Операция начнется в половине третьего, а я должна быть там утром в одиннадцать тридцать, они будут меня готовить. Я пробуду в клинике четыре дня, и, надеюсь, ты меня навестишь.

— Ты рассказала об этом кому-нибудь на работе?

Мама покачала головой.

— Джон думает, что я на две недели уезжаю во Францию. И я ни словом не обмолвилась никому из подруг. — Она убрала ежедневник в сумочку. — Это личное.