Вслед за изыскателями Берзин сам приехал на площадку. Он остался доволен выбором. Зеленую тайгу прорезала могучая и, как казалось, спокойная река. Прииски — близко, руководить золотодобычей будет легче.
На материковой части городской площадки по проекту планировалось расположить производственные помещения, а на острове — служебные здания администрации Дальстроя, жилые дома, культурно-бытовые сооружения. Из директорского резерва Берзин выделил средства, чтобы форсировать строительство этой Колымской Венеции. К концу 1936 года на Таскана уже были возведены первые жилые и административные здания объемом около 7 тысяч кубометров, начато строительство электростанции.
Директор особого треста Берзин был художником по образованию. Окончив Берлинское художественное училище, он мечтал стать архитектором. Неожиданная мясорубка Гражданской войны поломала его планы и сделала кадровым чекистом. Но, видно, в душе осталась невысказанная светлая полоска. По воспоминаниям его близких известно, что иногда, очень редко, он брал в руки кисть и писал натюрморты. Сохранились только два. На одной стороне небольшой картонки — маслом: небрежно брошенные темно-вишневые розы на краю обеденного стола, Сумрачно. Одиноко. Тревожно.
На обороте картонки — набросок пейзажа, более светлый и жизнерадостный.
Наверное, утверждая фантастический проект строительства Колымской Венеции в русле непредсказуемой, бешеной горной реки Колымы, этот человек хотел вырваться из жестокой прозы дальстроевской повседневности.
Жизнь ломала его ежечасно. Многие современники, мы видели, вспоминали о нем как о простом и скромном человеке. Но имел ли право директор особого треста оставаться простым и скромным?
Неограниченная его власть простиралась на огромные пространства Северо-Востока, десятки тысяч вольных и заключенных подчинялись только его приказу. Любого мог он вознести, а моги — уничтожить.
В стране в 30-е годы ускоренно формировалась система вождей: от самого «любимого отца и учителя» до небольших божков местного значения. Система, которая вознесла Берзина в наместники Колымы, не позволяла ему оставаться незаметным и оставлять незаметными вождей московских.
Еще в 1934 году производственный участок одного из золотодобывающих приисков Берзин назвал именем Ягоды. По Колыме плавал речной пароход «Генрих Ягода», а когда в Голландии директор треста купил океанское судно, оно украсилось той же фамилией родного наркома. Построенный в Нагаево клуб для сотрудников Севвостлага назвали «имени Ягоды». А когда в 1935 году там открыли поселковый парк, он тоже получил это имя.
Мы помним, в каком крошечном домишке поселился Берзин в февральскую ночь после приезда в Нагаево в 1932 году. Скоро ему построили хороший коттедж. Вокруг посадили тополя, огородили высоким забором.
Берзин привез из Москвы семью. Его жена, тоже латышка, Эльза Яновна, увлеклась фотографией. Ее фотоснимки регулярно печатались в местной газете «Колымская правда»[18]. Дочь Мирдза и сын Петр учились в школе.
Во дворе директорского дома поставили гараж с легковой автомашиной «Роллс-ройс». На этой машине Берзин обычно выезжал в командировки по трассе. А для зимних поездок у него были еще и удобные сани — так называемая кошевка с тройкой резвых лошадей. Но директор треста на работу ходил пешком. Ему нравилась улица, на которой он жил. Она получила официальное название: улица Берзина.
Был еще прииск с этим названием. Пионеры средней школы соревновались за право назвать пионерский отряд именем директора Дальстроя. А вольнонаемные служащие и специалисты в тресте стали собирать деньги на постройку самолета, чтобы и его назвать именем Берзина.
Осенью 1935 года, когда после возвращения из Москвы директор треста собрался в командировку на трассу, его помощники украсили Нагаево-Магадан и дорожные поселки портретами любимого начальника. Под каждым портретом повесили лозунг: «Привет покорителю колымской тайги Берзину!»41. А вскоре в Нагаево вышел номер журнала «Колыма». Он открывался фотографией Ленина, на следующей странице — фото Сталина. За ним — портрет Берзина. Последнее имя все громче звучало на Колыме.
Необычные этапы
1936 год принес в Дальстрой новые заботы. Зимой Берзин объехал все территории, где велась добыча золота, сельскохозяйственное производство, осмотрел дороги. В феврале провел очередную реорганизацию структуры управления в тресте.
Главной преградой в развитии новых приисков на левобережье реки Колымы стала сама река: она перерезала трассу на 463-м километре. Берега ее между собой были связаны лишь понтоном. Летом он не успевал перевозить автомашины, подходящие по трассе, с одного берега на другой. А весной и осенью, в ледостав и половодье, сообщение между двумя берегами вообще прекращалось. Единственный выход — нужно было строить мост. Для этого в Управлении дорожного строительства директор треста выделил самостоятельный «Участок по постройке мостового перехода через реку Колыму».
Серьезной перестройке подверглись транспортные организации. В Дальстрое существовали два управления — автотранспорта и авиатранспорта. Берзин их объединил. Своим приказом он возложил на новое Управление автоавиатранспорта следующие работы:
а) эксплуатация автомобильного и авиационного транспорта:
б) перевозки грузов и пассажиров;
в) хранение и выдача грузов;
г) эксплуатация построенных и сданных строителями участков дороги;
д) строительство автобаз, авторемонтных заводов и авиаремонтных мастерских.
В апреле 1936 года директор треста также перестроил руководство сельским и промысловым хозяйством. Он ликвидировал управление местных ресурсов. А сельскохозяйственные предприятия, расположенные вблизи побережья Охотского моря, объединил в Управление сельского и промыслового хозяйства, которое назвал Приморским. В него вошли Таунский сельскохозяйственный комбинат, Ольский, Ямский и Наяханский промхозы, Дукчинский совхоз и Хасынский леспромхоз. В каждом из этих хозяйств — свое лагерное отделение: двести, триста, до шестисот заключенных.
Другая группа предприятий — совхозы «Эльгек», «Сеймчан» и оленесовхоз «Талая» — была объединена в Приисковое управление сельского и промыслового хозяйства.
Во всех этих совхозах и сельскохозяйственных комбинатах трудились, в основном, заключенные-женщины. Небольшую часть их работников составляли местные вольнонаемные жители, проживавшие в поселках, на базе которых организовали совхозы еще до прихода сюда Дальстроя.
В 1936 году Берзин ввел новые, более высокие нормы выработки заключенных на производстве. Но одновременно, чтобы стимулировать их на повышение интенсивности труда, он разрешил выдавать заключенным на руки все заработанные суммы.
Однако этим же приказом были увеличены отчисления из заработка заключенных на их содержание в лагере: «С 1 января 1936 года была введена система удержания из заработка рабочих-лагерников на их содержание в размере 85 процентов при условии, что весь заработок — после удержания в пользу треста 280 руб. с рабочих и 500 руб. с ИТР и служащих — выдается полностью на руки, не зависимо от размера заработка»95.
Одновременно директор Дальстроя пытался увеличить производительность труда заключенных, используя методы так называемой культурно-воспитательной работы в лагере. Почти с первых шагов Дальстроя лагерная администрация организовывала соревнование среди заключенных за наивысшую выработку. Так, на строительстве автомобильной трассы для дорожных бригад были придуманы звонкие названия «За ударные темпы», «Отличник Колымы» и тому подобные.
Когда же в 1935–36 годах в советской стране развернулось стахановское движение (по фамилии донецкого шахтера Стаханова, давшего рекордную добычу угля), руководители Дальстроя решили и эту форму идеологического оболванивания людей внедрить в лагерную жизнь. 29–30 января 1936 года в Нагаево-Магадане состоялось совещание «заключенных-стахановцев Колымы». Несколько сот заключенных привезли сюда почти из всех лагпунктов, подлагпунктов и командировок, входящих в Управление Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей (УСВИТЛ). Перед заключенными выступил Берзин:
