Общая логика в синхронности Крымской и Второй «опиумной» войны очевидна: уничтожение России и Китая как мир-систем. И хотя в обоих случаях полностью достичь поставленных целей тогдашней мировой верхушке не удалось (Россию не удалось загнать в границы начала XVII в., Китай не удалось превратить в колонию), мир-системами и Россия и Китай быть перестали. Китай стал полуколониальной периферией мировой системы, а Россия, оставаясь одной из великих европейских держав (но уже не главной континентальной, как в 1815–1855 гг.), стала превращаться в сырьевой придаток Запада, попадая во все большую зависимость от его финансового капитала. Тютчев оказался провидцем: европейский февраль 1849 г. ударил по России, хотя и не так, как предполагал поэт.

В 1848–1849 гг. казалось, что удар — экономический — получит Запад, Великобритания: в 1847 г. начался мировой кризис. Это был первый кризис перепроизводства — из-за высоких цен на зерно упал спрос на промышленные товары и последний кризис, вызванный главным образом ситуацией с зерном, а не в сфере промышленности. Великобритании, однако, удалось вывернуться: в 1849 г. в Австралии было открыто золото, и это удержало британцев, остальная Европа расплачивалась революцией, хотя кризис 1847 г. — далеко не единственная причина европейской революции 1848–1849 гг. В 1851 г. нашли золото в Калифорнии, и Англосфера в целом не только прошла кризис, но и начала бурно развиваться: США начали строить дороги на запад через весь континент, вышли на тихоокеанское побережье, а оттуда «прыгнули» в Восточную Азию, насильственно открыв Японию. Великобритания, точнее, англо-французский комплекс начал превращаться в ядро мировой системы, а формирование этой последней в одних случаях вызвало, а в других сопровождалось бурными политическими событиями.

Революция 1848 г. завершила бурную революционную эпоху 1789–1848 гг. и открыла не менее бурную, но уже военную эпоху «длинных пятидесятых» — 1848–1867/73 гг. Как заметил Э. Хобсбаум, поколение после 1848 г. было поколением не революций, а войн[243] — а также капитала и оптимизма.

Оптимизма хватило на четверть века, несмотря на бурные события — по плотности социальных бурь с «длинными пятидесятыми» XIX в. сравнятся разве что «длинные двадцатые» (1914–1933) XX века. О Крымской и Второй «опиумной» войнах уже сказано; если говорить о мировой окраине, то необходимо сказать о сипайском восстании в Индии (1857–1859 гг.), восстании тайпинов в Китае (1850–1864 гг.) и реставрация Мэйдзи в Японии (1867–1868 гг.), которую вульгарные марксисты притянули за уши к разряду «буржуазных революций». В США это была гражданская война (1861–1865 гг.). В Европе — появление путем объединение различных земель в новые государства Италию и Германию.

Капиталу была суждена намного более долгая жизнь, чем оптимизму. Здесь необходимо подчеркнуть: результатом эпохи 1789–1848 гг. было возникновение не просто «современного», «либерального» или какого-то еще общества, а общества капиталистического. Об этом хорошо сказал Э. Хобсбаум: «Великая революция 1789–1848 гг. была триумфом не “промышленности” как таковой, но капиталистической индустрии; не “свободы и равенства вообще”, но таковых общества среднего класса или буржуазного либерального общества; не “современной экономики” или “современного государства”, но экономик и государств определенного географического региона мира (часть Европы и части Северной Америки), чьим центром были соседи-соперники Великобритания и Франция»[244]. И КС были неотъемлемой частью капитализма — как его центра, так и периферии. Это со всей отчетливостью проявилось в истории Гражданской войны в США — одного из важнейших событий «длинных пятидесятых».

Гражданская война в США — очень важный и интересный эпизод в рождении мировой системы. Этот международный по своей сути конфликт является первым серьезным случаем активной деятельности за пределами Европы тех сил, которые активно форматировали и переформатировали Европу в «эпоху революций» (1789–1848 гг.). Разумеется, эта деятельность легла на противоречия внутри самих США. Но, опять же, эти противоречия в значительной степени отражали интересы европейских (британских) сил, представленных в США некими местными группами.

Пробританский социально-политический комплекс существовал в Америке издавна, его представители сопротивлялись созданию США, а после их возникновения продолжали работать на британские интересы, совпадавшие с их собственными. Этот комплекс был представлен прежде всего частью банкиров восточного побережья, концентрировавшихся в Бостоне («бостонские брамины») и активно участвовавших в британской торговле опиумом в Азии. Речь идет о семьях Лоуэллов, Форбсов (эти две семьи, как и Буши, — потомки Вильгельма Завоевателя; нынешний госсекретарь США Дж. Керри — Форбс по матери), Кэботов, Хигинсонов, Пикерингов, Перкинсов и др. Особого внимания с точки зрения истории КС заслуживают американские семьи швейцарского происхождения Прево (Prévost), Мале (Mallet) и Прево-Мале. Среди членов этих семейств, сыгравших большую роль в становлении на основе британско-швейцарского синтеза современной британской SIS, — несколько поколений шпионов и агентов влияния, работавших на Великобританию, а с конца XIX в. — на наднациональные КС мирового управления и согласования; именно вглубь этих семейств уходят корни Даллесов и Гарриманов.

Джеймс Прево родился в Швейцарии; его семья входила в правящий «Совет 200». В 1750 г. вместе с двумя своими братьями он поступил на британскую службу, а затем отправился воевать в Америку. В Швейцарии и Англии Прево породнились с Мале — еще одной старинной и богатой швейцарской семьей. Маллеты упоминаются римскими историками I в. н. э. как небольшое племя. Уходящая корнями в это племя протестантская семья Мале в XVIII в. была очень влиятельна. Старейший парижский банк, сохранивший свое первоначальное имя «Братья Мале» («Mallet Frères»), был основан в 1713 г. представителями этой семьи. «Его представители были регентами (членами генерального совета) Банка Франции, в учреждении которого они участвовали непрерывно с 1800 по 1936 год. Этот же банк участвовал в капиталах железнодорожной компании PLM (президентом которой был Шарль Мале), Оттоманского Банка, Банка Сирии и Ливана, Франко-сербского банка, страховой компании Foenix и Национальной страховой компании, Гаврских доков, Лyарских мастерских, Тонкинских вольфрамовых рудников и Lesieur-Afrique»[245].

Один из представителей Мале, Жак Мале дю Пан, тоже перебрался в Великобританию в середине XVIII в. и поступил на службу в британскую разведку, где довольно быстро продвинулся, став руководителем ее сети «на континенте». Именно Мале дю Пана Питт-младший отправил уламывать Людовика XVI снять протекционистские барьеры против английских товаров.

В конце XVIII в. братья Мале-Прево оказываются в США, их сестра выходит замуж за пробритански настроенного Аарона Бэрра, и с этого момента семья, расширяясь, начинает играть значительную роль в американской политической жизни, работая на британцев. На семейном древе Прево-Мале мы встречаем имена Феа (Phea) и Птит (Petit) Даллесов — кузена и дяди братьев Даллесов[246], которые тоже связаны с этим швейцарско-британско-американским древом, развернутым в сторону интересов Альбиона. Наиболее важной пробританской политической фигурой в США на рубеже XVIII–XIX вв. был вице-президент Аарон Бэрр, родственник семейств Прево и Мале. Ему так и не удалось стать президентом, в отличие от двух его протеже — Джексона и Ван Бюрена, но вред США в интересах Великобритании он нанес изрядный. От Бэрра прочерчивается линия к тем силам, которые готовили пожар Гражданской войны в США.