Остановившись у тела убитой девушки, он подхватил оброненный ею автомат и сунул пистолет себе за пояс. Теперь мы были на равных или, может быть, у него было небольшое преимущество, потому что он держал в руках оружие, которое знал и любил, кроме того, у него была Лу. Они шли и шли, пока не поравнялись с мертвым. Каселиус отдал приказ, и Лу подняла с земли пакеты с пленками. Когда она пригнулась, он, быстро присев, спрятался за ней, не возвышаясь ни на дюйм. Они прошли еще несколько шагов. Каселиус отдал новое приказание, и Лу остановилась. Ствол автомата впился ей в спину.

— Хелм! Хелм, где ты? — крикнул Каселиус.

— Я здесь!

— Брось свой автомат и выходи с поднятыми руками! — завопил он. — У тебя есть десять секунд, после чего я пристрелю миссис Тейлор. Одна, две…

Я расхохотался достаточно громко, чтобы он услышал. На эту хохму я не клюнул. Он, наверное, и впрямь насмотрелся американского телевидения — иначе чем же еще объяснить его тупую склонность к пошлым жестам.

— Давай-давай, коротышка! — заорал я. — Когда ты выстрелишь, она упадет. Когда она упадет, ты будешь как на ладони. Я уже прицелился. Я жду!

Он стоял и молчал. Он больше не отсчитывал секунды. Он заговорил с Лу, и они двинулись дальше. По мере приближения ко мне он перемещал ее так, чтобы она находилась точно между нами в тот момент, когда они пересекут мою позицию. Моя задача была достаточно проста.

Мне надо было только пристрелить его. Даже если моя пуля настигнет его, прошив тело Лу. Это было бы лучше, чем дать им обоим уйти. Раненная, она имела шанс выжить — она уже раз выжила после ранения пулей, выпущенной из такого же автомата, как у меня. Если же он хоть на мгновение окажется на виду и Лу больше не понадобится ему в качестве щита, тогда она, вне всякого сомнения, умрет.

Но я решил вначале прибегнуть к менее решительным мерам. Я выпрямился во весь рост, чтобы подразнить его. Теперь он уже приблизился ко мне на такое расстояние, что мы оба представляли друг для друга удобную мишень. Но, разумеется, его щитом была Лу, а моим — сознание того, что его автомат направлен ей в спину.

Я видел, как он вступил с самим собой в единоборство и проиграл. Он думал, конечно, о труднейшем возвращении по лесной дороге и обо мне, идущем по пятам и терпеливо ждущем только одного-единственного мига, когда он раскроется для одного-единственного верного выстрела. Если бы он мог от меня сейчас избавиться… И вдруг он отвел автомат от ее спины и направил на меня, другой рукой обхватив ее за горло и держа ее перед собой. «Шприц» начал плеваться, но оружие оказалось слишком тяжелым для коротышки, держащего его одной рукой. Он промазал. Пули взбили сухую грязь слева от меня, и на какое-то мгновение Лу оказалась вне опасности.

Я чуть опустил ствол Передо мной были четыре ноги, и мне надо было выбрать нужную. Она могла бы облегчить мне задачу, если бы носила юбку, но я поймал в прорезь прицела, как мне показалось, мужскую ногу в брючине и выстрелил.

Он споткнулся и увлек ее за собой. Стрелять он перестал. Потом, к моему облегчению, Лу вырвалась из его рук и побежала — наконец я его заполучил И он это, конечно, понял. Он понял, что я хорошо прицелился и мой палец уже давит на спусковой крючок. Он решился на последний выход. Встав на колени, он яростно отбросил автомат в сторону, выхватил пистолет из-за пояса и отбросил его тоже. Он поднял руки вверх.

— Сдаюсь! — крикнул он. — Смотри, я без оружия! Я еда…

Как я уже говорил, он, должно быть, любил смотреть американское телевидение. Или читать книги о сентиментальных американцах. Я передвинул селектор на «полный автоматический». Очередь перерубила его пополам, и он ткнулся лицом в землю.

Потом я немного постоял, глядя на него. Сразу подходить к ним не рекомендуется. Но он лежал не двигаясь, так что я подошел, перевернул его на спину и увидел, что он мертв. У Лу хватило ума броситься плашмя на землю и скрыться в низкой траве. Теперь, опираясь о землю связанными сзади руками, она пыталась встать. Я подошел и помог ей подняться. Мне нечем было перерезать веревки, а она затянула узлы довольно туго. Я долго провозился, развязывая их.

— Все в порядке? — спросил я.

— Да. Все в порядке.

В жизни обычно вы не заключаете девушку в объятия и не начинаете уточнять детали будущего совместного проживания, пока из ствола вашего автомата все еще вьется пороховой дымок, а тело вашего врага лежит еще теплое на влажной земле. Я оставил ее, а сам пошел в хижину. На полпути до двери я побежал Маленькая фигурка, лежащая на земле, немного изменила позицию с тех пор, как я в последний раз бросил на нее взгляд.

Я подбежал к Элин, встал перед ней на колени и увидел, что ее глаза открыты, но не понял, видит ли она меня, пока не задвигались ее губы.

— Ты… обхитрил меня, кузен Матиас.

Мне пришлось откашляться.

— Нельзя давать мазу такому мужчине, как он, малышка. Или вообще любому мужчине, когда явная непруха.

— Маза? — прошептала она. — Непруха? — Эти американизмы смутили ее. Она нахмурилась.

— Я хочу… — пробормотала она. — Я хочу…

Я так и не узнал, что же она хотела — может быть, жить. Она вдруг умолкла. Глаза ее оставались раскрытыми, пока я их не закрыл Я нашел в хижине одеяло и накрыл ее.

Лу уже шла по лесной дороге к шоссе. Когда я ее нагнал, она стояла и смотрела на труп, оставленный мной в придорожных кустах. Его голова была сильно откинута назад, в лице ни кровинки. Она взглянула на меня и пошла дальше. Я шел с ней рядом. На обратном пути к цивилизации мы не проронили ни слова. Нам нечего было сообщить друг другу, что не могло бы подождать до более подходящего момента.

В Кируне мы завязли в трясине невыносимого бюрократизма. Когда же у меня наконец появилось время искать Лу, ее уж и след простыл. Я установил, что, дав все необходимые показания и подписав все требуемые бумаги, она улетела первым же самолетом на юг. Думаю, я бы без труда смог выяснить, куда она отправилась — ведь я был опытным секретным агентом, — но я не стал себя утруждать. Если бы она хотела дать о себе знать, она бы оставила записку. Если бы она хотела увидеть меня снова, она знала, что я скоро вернусь в Стокгольм. И меня там нетрудно было бы найти.

А я отправился на охоту. После всех этих разговоров о полковнике Стьерхьелме и фамильном имении в Терсетере я почему-то почувствовал себя обязанным отправиться туда и поговорить с престарелым господином. Он был сама любезность. Я так и не понял, сколько ему было известно о моих приключениях — возможно, все до последней детали. В конце концов, у него же был воинский чин, а Швеция маленькая страна.

Охотничья удача мне благоволила. На второй день у моей засады появился красавец-лось с величественными рогами. В руках у меня была неплохая винтовка — настоящее оружие, а не «шприц»-автомат, но я почему-то так и не решился нажать на спусковой крючок. Я просто смотрел, как большое животное степенно пробежало мимо и исчезло в зарослях. Он мне не сделал ничего плохого, и у меня не было насчет него никаких инструкций. Но, как и любая сентиментальность, мое великодушие ни к чему хорошему не привело. Парень в соседней засаде убил его наповал из девятимиллиметрового «маузера». На следующий день я вернулся в Стокгольм, где меня ожидала очередная порция бюрократической жвачки.

Как бы там ни было, прошло еще недели две, пока я как-то вечером не отправился в ресторан, куда мы с Лу ходили в первый день нашего знакомства. В хорошем стокгольмском ресторане — даже с музыкой и танцами — никогда не шумно. Не знаю уж, как это им удается, но шведы, набившись в зал до отказа, могут есть, пить, разговаривать, смеяться, извергая при этом значительно меньше децибелов, чем такое же количество американцев. Я это говорю не в плане рассуждений о своей родине. Это просто констатация факта.

Сидя за двухместным столиком у стены и не ожидая ничего из ряда вон выходящего, я воспользовался этим тихим местом, чтобы спокойно перечитать только что полученное письмо. Поэтому, услышав над головой свое имя, я вздрогнул от неожиданности. Я сразу, конечно, узнал странный, чуть хрипловатый низкий голос. Такой голос невозможно забыть. Я вскочил на ноги. Она стояла с метрдотелем, который, увидев, что ее узнали, поклонился и ушел