Он взглянул на Сильфиду. Было так хорошо, когда она парила рядом. Он тосковал без неё.

— Почему ты так долго сторонилась меня? — спросил он её, когда они лезли вверх по стволу.

— Не знаю, — она промолчала. — Я сердилась на Папу за то, что он не разрешил нам остаться с Гирокусом. А потом мне было так тяжело видеть его таким слабым и слабеющим всё больше и больше. Я не хотела этого видеть. Я боялась, что он собирался умирать.

Когти её задних лап царапнули по коре, и Сумрак понял, что она дрожит. Он поднялся к ней и прижался мордой к её щеке и плечу.

— Теперь всё в порядке, — сказал он. — Они его подлечат.

Её голос был таким тихим, что он едва мог расслышать:

— Хочу, чтобы Мама вернулась.

Это были всего лишь четыре слова, но они тоже заставили Сумрака заплакать. Он прикладывал все усилия для того, чтобы держать под замком свои мысли о ней, потому что они лишь причиняли ему боль — самую настоящую физическую боль в его теле, напоминая о том, что он никогда больше не сядет у неё под боком.

— Я их ненавижу, — яростным голосом сказала Сильфида, — этих фелид. Они отняли у нас всё.

— Мы найдём новый дом, — ответил Сумрак.

— Я не хочу себе другой дом, — сказала она, — я хочу вернуть наш старый.

— Однажды так и будет.

— Я хочу, чтобы всё снова было, как раньше.

— Я тоже.

Он привык к тому, что она открыто выражает гнев, но не свою неприкрытую печаль, и это вызвало у него сильнейшее желание исправить порядок вещей — и столь же сильнейшее расстройство из-за того, что он был не в силах этого сделать.

Сильфида сделала глубокий вдох и продолжила лезть вверх, явно не желая больше говорить об этом. Сумрак полез за ней, и вдруг заметил, что с ветки наверху за ними с наивным любопытством наблюдали три молодых бегущих-по-деревьям. Один из них приветствовал их и представился как Ходок. Сумрак был рад возможности поговорить с ними. Они выглядели настолько доброжелательно, что его природная стеснительность практически полностью испарилась.

— Я бы очень хотел уметь планировать по воздуху, — сказал Ходок.

Сумрак усмехнулся.

— А я бы очень хотел, чтобы у меня были руки, как у тебя.

— Правда? — спросил Ходок и осмотрел свою левую руку так, словно никогда раньше её не видел.

— Вы можете очень хорошо держать предметы, — сказал Сумрак. — Это должно быть очень полезным умением.

— Думаю, что да. Но вы умеете парить в воздухе. А это почти так же хорошо, как настоящий полёт.

Сумрак бросил быстрый взгляд на Сильфиду, чтобы убедиться в том, что она не собирается сболтнуть, что он и вправду умеет летать.

— А можно, я посмотрю ваши крылья? — вежливо попросил Ходок.

— Паруса, — поправила его Сильфида. — А вы что, раньше никогда не видели рукокрылов?

— Может быть, и было разок, — неопределённо ответил Ходок. — Но я не думаю, что они надолго задержались тут.

Сумрак любезно расправил свои паруса. Ходок с большим интересом изучил выпуклости его руки и пальцев на их нижней стороне.

— Они похожи на руки, — взволнованно сказал Ходок, — но только с очень длинными пальцами и кожей между ними.

Он поглядел сначала на Сильфиду, а потом опять на Сумрака.

— Но из-за чего твои так сильно отличаются от тех, что у остальных?

— Ты, наверное, какой-нибудь уродец? — спросил один из попутчиков Ходока.

— Помолчи уж, Холмик, — ответил Ходок своему другу.

— Просто я другой, — ответил Сумрак.

— Я бы предпочёл иметь паруса, чем руки, — решил Ходок.

Сумрак улыбнулся, наблюдая за добродушной импульсивностью бегущего-по-деревьям, но сам он никогда не смог бы представить себя кем-то другим, чем он есть на самом деле. Единственное, о чём он жалел — то, что он должен был скрывать то, что в действительности могли делать его паруса.

— А правда, что вы всё время едите только козявок? — спросил третий детёныш, до этого молчавший.

— Главным образом — да, а в чём вопрос? — осторожно ответила Сильфида, словно стараясь избежать недоразумений.

— А разве это не надоедает?

— Кругом же полно козявок, Попрыгун, — сказал Ходок таким голосом, будто его друг был глуповат. — Они, наверное, едят сотни козявок каждый день.

— На самом деле даже тысячи, — сказал Сильфида.

Услышав это, Попрыгун слегка скривился.

— Мы также поедаем семена и растения, — добавил Сумрак, не желая казаться слишком оторванным от жизни.

— А вы когда-нибудь пробовали вот это? — спросил Ходок, показав удлинённый зелёный лист, который он прятал, очевидно, у себя за спиной. Лист был покрыт сетью мелких жилок и обладал слегка зазубренным краем. В его глазах блеснул озорной огонёк.

— Не думаю, — ответил Сумрак. — Нет.

— Ты должен это попробовать, — сказал Холмик. — Ходок, передай его сюда.

Ходок воровато огляделся и откусил крохотный кусочек, прежде чем передать его Холмику, который сделал то же самое. Попрыгун хихикнул и тоже начал жевать небольшой кусочек.

— Что это? — с подозрением спросил Сумрак.

Шёпот Ходока был едва слышным:

— Это чай.

— Такой рос повсюду вокруг нашего старого леса, — немного задумчиво сказала Сильфида.

— Но вы хоть раз его пробовали? — спросил Холмик. Его глаза казались немного больше, чем раньше, а пальцы ног барабанили по коре.

— Это не совсем то, что когда-либо ели рукокрылы, — признал Сумрак.

— Стыдно, очень стыдно, — скороговоркой ответил Ходок. — Это и вправду здоровская штука.

— Нашим родителям не нравится, когда мы это едим, — согласился Попрыгун. — Они говорят, что это делает нас слишком бестолковыми.

— Слишком беспокойными, — поправил его Ходок.

— Трудно заснуть, — добавил Холмик; его глаза бегали из стороны в сторону. — Но это довольно забавно, пока не пройдёт.

Теперь все трое молодых бегущих-по-деревьям раскачивались на ветке вверх-вниз, словно не могли держать своё тело ровно.

— Попробуйте чуток, — предложил Ходок, помахивая листом перед Сумраком. Сумрак пребывал в нерешительности, помня о том случае с грибом. Ему больше не хотелось устрашающих видений.

— Я попробую немного, — сказала Сильфида. Она наклонилась вперёд и откусила часть листа. Бегущие-по-деревьям посмотрели друг на друга, открыв рот от удивления.

— Это было много! — сказал Холмик.

— Наверное, тебе не стоило откусывать так много, — заметил Ходок.

Сильфида пожала плечами:

— И что же тогда со мной будет? Я, что, начну летать?

Ходок и его друзья весело расхохотались. Сумрак с тревогой глядел на сестру. Она сильно махала своими парусами.

— Наверное, прямо сейчас я взлечу! — сказала она и повернулась к Сумраку.

— Наверное, всё, что мне было нужно — это несколько листиков чая!

Несомненно, она махала парусами очень быстро, и Сумраку стало интересно, шутила ли она, или же действительно пыталась летать. На секунду он захотел, чтобы она взлетела с ветки, чтобы присоединиться к нему в воздухе. Но даже сейчас её усилия были не более успешными, чем раньше, и он ощутил приступ печали. Детёныши бегущих-по-деревьям, однако, думали, что это было очень смешно, и скакали вверх-вниз по ветке, подгоняя её.

Вскоре, однако, его сестра устала от махания парусами и начала просто метаться туда-сюда по ветке. Бегущие-по-деревьям подпрыгивали, соревнуясь, кто сможет сделать это выше остальных.

— Сумрак, попробуй немного чая, — сказала ему Сильфида. — Это действительно поднимает дух.

— Нет уж, спасибо, — ответил он.

Сильфида огляделась так, словно с ней прямо сейчас что-то случилось.

— А почему в этих местах всё так тихо? — спросила она бегущих-по-деревьям. — Здесь только вы и живёте. В других местах живёт куда как больше зверей.

— Много кто заходил в эти места, — ответил Холмик, — но никто не оставался надолго.

Он подскочил, схватился ловкими пальцами за ветку над собой, покачался на ней, а затем отпустил.

Сумрак заметил, что Ходок явно знал какую-то тайну, но такую, которая так и лезла из него. Бегущий-по-деревьям понизил голос, хотя по-прежнему говорил довольно громко.