Он остался и, мучаясь, ждал вместе с ними до тех пор, пока рядом не появилась большая группа планирующих рукокрылов; один из них много раз повторял шёпотом имя Кливера.

— Я здесь, я здесь! — отозвался Кливер, делая это слишком громко. Взглянув на него, Сумрак видел не надоедливого хулигана, a испуганного детёныша, который бесконечно рад услышать голос матери. Это был тот самый звук, который жаждал услышать и сам Сумрак.

Родители Кливера сели на ветку и начали с шумом возиться со своим сыном.

— Вы не видели Икарона? — спросил их Сумрак. — Икарона или Мистраль?

— Прости, но нет, — ответила ему мать Кливера, и это был первый раз, когда рукокрыл не из его собственной семьи глядел на него, проявляя хоть каплю нежности. — Было так темно, и царила такая суматоха.

— Будь здесь с семьёй Кливера, — попросил Сумрак Сильфиду. — Хочу поглядеть, смогу ли я найти их.

— Ты уверен? — спросила Сильфида, по-прежнему не желая, чтобы он уходил.

— Мне нужно, — ответил он; чувства душили его голос. Конечно же, ему не хотелось оставлять Сильфиду, но теперь она была в безопасности. С ней было несколько взрослых. Он не мог выбросить из головы образ фелида, нападающего на Маму и Папу, вихрь челюстей и когтей. Ему нужно было знать, что с ними всё хорошо. Сильфида взглянула на него, и, похоже, поняла. Она быстро кивнула.

— Хорошо.

— Я вернусь.

Он внимательно огляделся и прислушался, прежде чем подняться в воздух, а затем осторожно полетел среди ветвей к секвойе. По пути он встретил множество рукокрылов, жалобно зовущих своих матерей и сыновей, дочерей и отцов.

— Вы не видели Икарона? — шёпотом спрашивал он, порхая над ними. — Икарона или Мистраль?

Многие качали головами, некоторые давали неопределённые ответы; другие и вовсе не обращали на него внимания, слишком сильно подавленые страхом и горем, чтобы услышать его или дать ответ.

Приближаясь к секвойе, он вылетел на открытое место — ему хотелось хорошенько осмотреться, прежде чем подлететь поближе. Он сторонился всех деревьев вокруг поляны, зная, что на них тоже могли сидеть фелиды.

Он сильно устал, но хотел оставаться в воздухе, даже если так он был более заметным. Сама мысль о том, чтобы сесть и стать лёгкой добычей для фелид, была слишком ужасна. Ему хотелось сохранять способность двигаться — в любом направлении, в любую секунду.

Стояла полная темнота, которую нарушал лишь слабый лунный свет, и Сумрак летел, ориентируясь почти исключительно при помощи эхозрения. Мир предстал в виде мерцающего серебряного образа, который вновь и вновь рисовался перед его мысленным взором.

Он решил рискнуть и полететь на поляну. В его голове вспыхивала лишь одна мысль — потребность найти родителей. Даже если фелиды и увидят его, они ничего не смогут ему сделать. Он был явно за пределами их досягаемости.

Он порхал над поляной, держась подальше от ветвей. На секвойе кишели фелиды. Казалось, они были повсюду. Он начал считать их и удивился, когда насчитал всего лишь двадцать шесть. Но казалось, что их было намного больше! Возможно, просто из-за их крупного размера и смертоносной скорости казалось, что их было так много.

Они уже закончили охоту. Он понял это за считанные секунды. Многие из них всё ещё пожирали свою добычу. Сумрак не мог смотреть на это. Другие, уже наевшись, лениво бродили по веткам или свернулись где-нибудь в клубок, слизывая кровь со своих лап и морд.

Они захватили его дерево.

Ничто не показывало их желания уходить. Некоторые из них даже выглядели полусонными — когда они зевали, широко разевая свою ужасную пасть, их горящие глаза превращались в щёлочки. Они могли погрузиться в сон, не боясь ни капли, и Сумрак ненавидел их. Они убивали. А теперь они украли его дом.

На краю кроны дерева Сумрак различил последнюю немногочисленную группу рукокрылов, спешащую по ветке в сторону леса. Он изучил каждого из них при помощи эхозрения, но не нашёл там своих родителей. Фелид взглянул сверху на удирающих рукокрылов, а затем отвернулся, не проявляя к ним интереса. Его живот был полон, и у него не было никакого желания охотиться.

Сумрак взлетал вверх по спирали, наблюдая за фелидами и слушая их. Их глотки испускали низкое удовлетворённое мурлыканье, заставляя его уши вздрогнуть от отвращения. На ветке, принадлежавшей его семье, развалился Хищнозуб — зверь, который напал на его отца. Сумрак узнал его по острым чертам морды. Его длинное, мокрое от пота тело растянулось на той самой коре, где каждую ночь спали он, Сильфида и родители.

Хищнозуб повернулся и обратился к фелиду рядом с собой.

— Это будет превосходная практика, — сказал он, — а их плоть сладка.

— Твоя стратегия была превосходной, — ответил второй фелид. — Только сработает ли она во второй раз?

— Похоже, что это тупые существа, — лениво сказал Хищнозуб. — Они трепыхались в воздухе взад-вперёд, словно не могли вынести расставания со своим любимым деревом. Но для нас будет лучше, если они начнут умнеть. Это отточит наши навыки.

— Они снабдят нас пищей ещё на много, много ночей, — довольным голосом произнёс второй фелид.

Внезапно Хищнозуб вскочил, и его глаза сверкнули в сторону Сумрака.

— Там что-то есть.

— На поляне? — спросил его компаньон.

— Смотри-ка, — с удивлением сказал Хищнозуб. — Один из них летает!

Сумрак думал, что его не заметно в темноте, но он явно недооценил ночное зрение фелид. Его сердце сильно забилось, и он нырнул из лунного света в более густую тень. Хотя он знал, что его нельзя было поймать, сама мысль о том, что это существо смотрит на него, ужасала.

— Это птица, да? — услышал он, слова второго фелида.

— Никакая не птица. Летучий рукокрыл, — ответил Хищнозуб. — Видишь, как меняется мир?

Сумрак хотел спросить, где его отец, едва лишь узнал его, но он вряд ли смог бы выдержать разговор с этим чудовищем. А что, если его ответ будет таким, какого он боялся больше всего на свете?

— У вас прекрасное дерево, рукокрыл! — крикнул ему Хищнозуб. — Но теперь оно наше. Лети прочь и скажи своим, чтобы поискали себе новый дом.

Сумрак больше не мог видеть свою любимую секвойю захваченной этими существами. Он едва мог ощутить естественный аромат дерева среди их вони и сильного запаха крови. Ему не нравилось ощущать на себе взгляды их глаз, светящихся в лунном свете.

Он опустился в лес и начал осторожно прокладывать себе путь в обход поляны — обратно к тому месту, где он оставил Сильфиду. Он пролетал мимо небольших групп рукокрылов, всё ещё занятых паническим бегством с секвойи. Сумрак заметил одну многочисленную группу, собирающуюся на ветке после планирующего прыжка. Её возглавлял Икарон. Сумрак радостно помчался к нему.

— Папа!

Он сел рядом с отцом, который обернулся на звук его голоса.

— Сумрак! Сумрак, с тобой всё хорошо! — он начал обнюхивать и трогать спину и бока сына, чтобы проверить, не ранен ли он.

— Со мной всё в порядке, — ответил Сумрак.

Однако дела у его отца были плохи — он сразу же увидел это. Левое плечо Икарона блестело от крови, а край его паруса был очень сильно разодран. Взгляд на эту рану заставил тело самого Сумрака передёрнуться от боли. Но в его отце изменилось что-то ещё, не имевшее отношения к ране. Сумрак точно не мог понять, что именно. «Иссохший» — пожалуй, такое слово лучше всего подходило для того, чтобы описать это состояние. Его отец словно иссох и увял.

— Папа, с тобой всё хорошо? — его голос дрожал.

— Да. Фелид порвал меня, но это заживёт. Твоя сестра цела?

— С ней всё хорошо. Она ждёт меня вместе с группой другого молодняка. Я как раз возвращался к ней. А где Мама?

Сумрак оглянулся на остальных рукокрылов, осторожно карабкающихся по дереву мимо них. Он опять повернулся к отцу и почувствовал, как внезапная и ужасная волна слабости прокатилась по его телу. Сумрак словно потерял дар речи. Но он сразу понял, в чём причина таких ужасных перемен в облике его отца.