Возвратившись к скамейке, где мы оставили Лидию Михайловну, находим её на прежнем месте. Она и двое её подруг живо обсуждают очередной брак какой-то телевизионной звезды.

– Срам, да и только! Вот мы выходили замуж раз и по любви! А эти придумали какие-то гражданские браки, прыгают от одного к другому, – возмущается большая Петровна.

– Ну, что ты, Агния, – мягко возражает ей менее габаритная Петровна, – может, у них любовь.

– Жизнь, она – штука длинная, и в ней всякое случается, – примиряет их Лидия Михайловна.

– Ну что? Нагулялись? – весело спрашивает Света.

– Да, пора бы уже по кроваткам, – кряхтит Агния и взглядом подзывает уже направляющуюся к ним сестру-сиделку.

Комната заполнена мягким зеленым светом абажура. Мы помогли Лидии Михайловне переодеться, и она уже в постели. Её желтое усталое лицо кажется ещё меньше, утонув в глубине огромной подушки

– Что сегодня: проза или поэзия? – Света держит в руках две книги, как бы взвешивая, какая из них тяжелее.

– Пожалуй, я бы послушала стихи. Что-то сегодня утомилась. Боюсь, «Сага о Форсайтах» требует большей концентрации.

Света кладёт одну из книг на журнальный столик, а сама поудобнее располагается в кресле и открывает синий томик. Замечаю, что это стихотворения Эдуарда Асадова. Я люблю этого поэта. Он пишет просто, без заумных оборотов. Но его стихи такие чистые, добрые. И своим незамысловатым слогом способны тронуть самые сокровенные уголки души. Света читает стихотворение» Воспоминание».

А у неё красивый голос. Она произносит слова чётко и при этом мелодично. Рассеянно слушая её певучее чтение, прокручиваю в голове сегодняшний день. Столько информации. Всё новое. Не забыть бы ничего. И чего я волновалась? По-моему, тут очень даже неплохо.

Вздрагиваю от того, что кто-то треплет меня за плечо.

– Вита, пора домой, – шепчет Света.

Не сразу сообразив, где я, смущенно ойкаю. Оказывается, я сладко уснула в кресле под ритмичные строки Асадова в её исполнении. Кручу головой. Свет погашен. Лидия Михайловна спит.

Мы тихонько выходим, стараясь не шуметь.

– Решили с Лидией Михайловной тебя не будить. А потом она сама отключилась.

Я краснею. Как стыдно!

– Это всё свежий воздух и новые впечатления. Не расстраивайся. Мы тут, как одна семья. А ты – новый член семьи.

Семьи… А ведь недавно у меня была своя семья, небольшая, состоящая из двух человек: меня и мужа, но всё-таки семья.

Горечь начинает подкатывать к горлу. И, стараясь избавиться от грустных мыслей, я меняю тему:

– Как тут всё-таки красиво! Ухоженно! Наверное, очереди из стариков стоят, чтобы попасть сюда? А судя по нашим зарплатам – удовольствие это очень и очень недешевое?

– Ну, в том, что очереди стоят – ты права. А вот дальше ты сильно ошибаешься.

– Как это? – моё лицо вытягивается, а брови стремятся к потолку.

– Постояльцы пансионата «Золотые бархатцы» не платят ни копейки. Их пребывание, сон, еда, уход здесь абсолютно бесплатны.

Я подбираю упавшую от удивления челюсть:

– То есть ты хочешь сказать, что они за всё это ничего не платят?

Довольная произведённым на меня эффектом, Света с видом всезнающего Будды отвечает по слогам:

– Ни-че-го.

И её слова, как мячики для пинг-понга, звонко отскакивают от начисто вымытого глянцевого пола фойе. Она продолжает:

– Но сюда не так-то просто попасть. Говорят, что директор, основывая этот пансионат, руководствовался идеей о некой высшей справедливости. А именно: сюда принимают лишь тех, кто прожил жизнь достойно, не запятнав свою честь и достоинство. Никаких брошенных семей, невыплаченных алиментов и прочих неприятных историй. Я уже не говорю про судимости. Таким-то путь сюда точно заказан. А ещё, ты уже знаешь, что тут категорически запрещается курить и пить спиртное, даже по праздникам. Так что, курильщики и алкоголики – за бортом. Помимо этого, здесь люди уважаемых профессий, но часто недооцененные в материальном плане – бывшие учителя, медики, художники, ученые. И третье: они должны быть одиноки, то есть ухаживать за ними некому. Либо условия их проживания в собственной семье просто невыносимы. Как, например, с Евгенией Артемовной, из пятьдесят восьмого номера. У неё сын – наркоман, всё из дома тащил, да и её несколько раз об стенку прикладывал. Вот и забрали эту бедную женщину от греха подальше.

– Интересно, а как можно узнать, как человек прожил жизнь?

– Ходят слухи, что на Льва Александровича целая команда специальных людей работает, что-то типа частного детективного агентства. Да, и в МВД у него подвязки – вроде как служил раньше с каким-то их начальником. Точно не знаю. Но вот досье у них точно на каждого есть.

– И надо ему так заморачиваться? – искренне удивляюсь я.

– Разве этих богатеев поймешь? Ну, захотелось ему так – замечательно. И нам хорошо: зарплата высокая, по крайней мере, мне хватает, чтобы прокормить своих троих пацанов и их папаню-лоботряса. Еда на славу, ещё и контингент, так сказать, подбирают, – она усмехается.

– А пенсии? Пенсии они получают? – не успокаиваюсь я.

– Конечно. Тут Лев Александрович такую штуку придумал: когда старики начинают возмущаться, что не привыкли к дармовым харчам, им предлагают отдавать часть пенсии в фонд помощи детям из малообеспеченных семей.

И детям – лишняя игрушка, а главное, пенсионеры наши чувствуют себя людьми помогающими, а не дряблыми развалинами, которые стоят с протянутой рукой. У нас на доске объявлений даже списки вывешивают, кому помогли, куда деньги пошли. Не знаю, правда или нет, но вот такая хитрая схема для поднятия самооценки стариков. Особенно дедушки гордятся. Настоящий мужик, он же и в девяносто лет – мужик, который хочет, чтобы в нём нуждались, и рад быть полезным.

Незаметно мы подошли к главным воротам.

– Ну, что… я на остановку побежала. Надо торопиться к своим спиногрызам. Небось, не спят еще, папка-то фиг уложит.

Она машет рукой и идёт дальше по тропке, ведущей к автодороге. Света убегает так быстро, что я не успеваю предложить ей подвезти до дома. Мысленно даю себе пинка, досадуя на собственную нерасторопность.

Приехав домой, сразу достаю удобные мокасины. Фотографии для пропуска, весь день пролежавшие на столе, предусмотрительно кладу в сумочку. Нужно выспаться. Завтра рано вставать.

На следующее утро я уже как полноправный работник иду с полученным пропуском в кармане, жадно вдыхая утренний воздух. У главного корпуса толпятся десять-пятнадцать постояльцев. Это пожилые мужчины. Они одеты в камуфляжные костюмы цвета хаки, кепки и резиновые сапоги. У кого-то в руках чехлы, по-моему, от удочек.

Рыбаки?

Рядом суетятся молодые люди в синей униформе вокруг небольших белых автомобильчиков, похожих на те, которые перевозят гольфистов по полю во время матча. Они ловко загружают в автомобильчики сумки со снастями и складные стулья. Замечаю, что сами они тоже одеты в резиновые сапоги.

– С утра пораньше собрались, – кричит Света кому-то в толпе пожилых рыбаков.

– Да, Светочка, хотим на утреннюю зорьку успеть, – отвечает ей низкорослый старичок, – вот наловим рыбы – будет вам ушица! – в его глазах сияет мальчишеский задор и радостное предвкушение.

Будто бы услышав его слова про уху, появляется одна из поварих столовой с помощницей: обе в белых халатах. Они несут пакеты с рядами белых коробок и термосов.

– Вот, – пыхтит она и отдает пакеты любезным молодым людям в голубом. – А то даже не позавтракали с утра, как маленькие с этой рыбалкой. – Она отдувает упавшую на лицо прядь.

– А тут работает много молодых парней, – замечаю я. – Думала, в сестры-сиделки идут в основном женщины.

– Да, это интерны наши. И среди них есть очень даже симпатичные медбратики, – Света хитро ухмыляется и заговорчески мне подмигивает. – Так что мы сейчас быстро найдём тебе нового мужа.