По первому слову не умирюсь с царем вашим… кто под рукою моею. – О посольстве греков рассказывает Лев Дьякон. «С Святославом, предводителем Российской рати, он (император Иоанн. – А. Б.) решил примириться. Итак, отправляет к нему послов с требованием, чтобы он, получив обещанную Никифором награду, по случаю похода против Мисян, возвратился в свои области, к Киммерийскому Боспору, и оставил Мисию, принадлежащую Римлянам, как древнюю часть Македонии». Здесь отчетливо видно коварство византийцев, дезавуировавших своего посла калокира и решивших не только лишить Святослава Дунайских гирл, но и присвоить себе суверенное Болгарское царство! Святослав поступил мудро, не вступая в пререкания о толковании договора и предоставляя грекам самим разорвать его. Он дал послам Римским следующий гордый ответ: «Что он не оставит сей богатой области, если не дадут ему великой суммы денег, если не выкупят завоеванных городов (во Фракии) и пленных. Ежели Римляне, говорил он, не захотят мне столько заплатить, то да переселятся они из Европы, им не принадлежащей, в Азию!» Второе посольство Цимисхия сообщило руссам: «…советуем вам, как друзьям, немедленно и без всяких отговорок выступить из земли, вам не принадлежащей; не послушав сего совета, вы разорвете союз наш, а не мы». Далее следовали оскорбления и угрозы. «Не вижу никакой необходимости, побуждающей Римского государя к нам итти, – ответил Святослав, – посему да не трудится путешествовать в нашу землю: мы сами скоро поставим шатры свои пред Византийскими воротами…» Император «по невежеству своему… считает Русских слабыми женщинами и хочет устрашить их своими угрозами, как пугают детей разными чучелами». Любопытно, что даже в передаче византийского автора Святослав высказывается красноречивее, чем Иоанн Цимисхий.

…нанять в помощь конницу угорскую и ожидать великого князя. – Венгры были давними союзниками Руси в войнах с Византией. В 30 – 40-х г. X в. их нападения на греков координировались с действиями русских князей; во время первого похода Святослава в Болгарию венгерская конница действовала на Днестре; когда в 968 г, отношения Святослава с Константинополем обострились, угры совершили набег на Фессалонику. Святославу первому из русских князей удалось создать настоящий антивизантийский союз: против появившихся во Фракии армий патрикия Петра и Варда Склира он сумел двинуть два отряда: в первом были русские воины, во главе с самим князем. В ожесточенном сражении, описанном летописью, они разгромили войска Петра. Другой отряд состоял из трех частей: первую составляли болгары и руссы, вторую венгры, третью – печенеги; о составе и действиях этого отряда сообщают византийские хронисты Лев Дьякон и Скилица, на которых и опирался Вельтман.

…Греки взяли Преслав. – Преслав пал уже после возвращения Святослава в Болгарию. Вельтман, очевидно, стремился снять бремя поражений с непобедимого дотоле князя: поэтому в повести, вопреки историческим фактам, Святослав прибывает в Болгарию к началу обороны Доростола, – и тут же вновь покидает поле битвы, бросившись спасать Райну.

Василиса Феофания, по смерти Романа, за малолетством наследников его… <…> …заключить в монастырь и казнить ее сообщников. – «Феофана, – пишет Лев Дьяков, – будучи из незнатного рода, превосходила всех женщин красотою и свежестию своего тела; и потому император Роман сочетался с него браком». После смерти Романа она с сыновьями Василием и Константином приняла «от Совета и патриарха Полиевкта власть самодержавную». Никифор Фока, захватив с помощью армии престол, решил легализировать захват власти: «Обручился с супругою императора Романа, прекрасною лакедемонянкою, и, после воздержанного образа жизни, получил склонность к мясоядению». «Чрезвычайно плененный ее красотою, – говорит о Никифоре хронист, – он имел к ней чрезмерную благосклонность». Нетрудно было предположить, что сего могучего воина хватит ненадолго: и действительно – вскоре мы видим Фоку предающимся по ночам молитвам и спящим на полу. Неутомимая Феофания вызывает в столицу соратника Никифора – Иоанна Цимисхия, прячет его у себя, впускает ночью в опочивальню императора, отдыхающего «на полу на барсовой коже и красном войлоке». Вырвав Никифору бороду, заговорщики изрубили его и провозгласили Иоанна императором. Но патриарх Полиевкт, «муж святой, престарелый, но пламенный духом», потребовал у Иоанна соблюсти видимость благополучия, казнив заговорщиков и сослав Феофанию. Предпочтя императорский венец пожилой императрице, Цимисхий так и поступил.

…и просил от имени всего народа защиты против насилия Руси и поставленного ими короля Бориса. – Посольство болгар, о котором сообщает тот же Лев Дьякон, было направлено не к Цимисхию, как пишет Вельтман, а к Фоке во время первого похода Святослава. Оно представляло провизантийскую группировку болгарской знати, следовательно, не могло быть послано комитопулами и скорее могло исходить от двора царя Бориса. Ошибаясь в деталях, Вельтман достигал правильной цели, показывая, что союз Святослава и Бориса был единственным и необходимым средством сорвать коварные замыслы Константинополя, желавшего столкнуть между собой и затем покорить обескровленные народы.

…он неожиданно явился из-за высот перед Преславом и напал на русский отряд, занимавшийся ратным ученьем на равнине перед городом. – Взятие столицы Болгарии было первоочередной задачей Цимисхия: если мы возьмем Преславу, говорил он, то «после того весьма легко преодолеем яростных Россиян». В онисании штурма Вельтман опирался на записки Льва Дьякона, переосмысляя и дополняя их.

«Поезжай же в Константинополь…» – И немедленно велел отправить Бориса с семьей и брата его Романа в Царьград. – «Тогда, говорят, Борис, юный государь Мисян… взят был в плен с женою и с двумя малолетними детьми», – пишет Дьякон в рассказе о взятии Преслава. «И приведен к императору, который принял его с честию, называл Государем Болгарову говоря, что он пришел отомстить Скифам за претерпенныя Мисянами обиды» Но здесь же сообщается, что «в сей битве весьма много пала и Мисян, сражавшихся с Римлянами, как виновниками Скифского на них нападения». То есть болгары и русские уже ясно увидели своего общего неприятеля Византию, вызвавшую между ними временную вражду.

«Где твоя ляжет, там и свои сложим!» – возгласили воины, прогремев мечами в щиты. – Вельтман пересказывает «Повесть временных лет». Этот текст настолько замечателен, что его следует привести в оригинале. Когда русские вышли на битву и убоялись огромного войска неприятельского, «рече Святослав: „Уже нам не камо ся дети, волею и неволею стати противу; да не посрамим земле Руские, но ляжем костьми, мертвый бо срама не имам. Аще ли побегнем, срам имам. Не имам убежати, но станем крепко, аз же пред вами пойду: аще моя голова ляжет, то промыслите собою“. И реша вой: „Идеже глава твоя, ту и свои головы сложим!“ И исполчишася русь, и бысть сеча велика, и одоле Святослав, и бежаша греци».

Бой с Святославом нисколько не походил на азиатские игры в войну. – Действительно, в Азии византийцы не сталкивались с серьезной пехотой и сами основным родом войск считали уже тяжеловооруженную конницу. Скоротечные столкновения кавалерии, в которой одна сторона поспешно спасалась бегством, засады и ловушки стали основой тактики, описанной не только в хрониках, но и в трактате Никифора Фоки «О сшибках с неприятелем». Показательно, что Лев Дьякон, посвятивший свое сочинение почти исключительно описанию войн, специально подчеркивает стойкость только у воинов Руси. «Как скоро Римские войска сошлись к городу Дористолу, – пишет он, – …то Тавроскифы, сомкнув щиты и копья, наподобие стены, ожидали их на месте сражения… Войска сошлись; и началась сильная битва, которая долго с обеих сторон была в равновесии. Россы, приобретшие славу победителей у соседственных народов, почитая ужасным бедствием лишиться оной и быть побежденными, сражались отчаянно». Византийцы «видят отважное стремление Россов»; признают, «что сей народ отважен до безумия, храбр, силен»; передают, «что побежденные Тавроскифы никогда живые не сдаются неприятелям». Знаменательны и слова, сказанные, согласно хронисту, Святославом под Доростолом, когда в крайнем положении кто-то предложил прорываться на Русь: «Погибнет слава, спутница Российского оружия… если мы теперь постыдно уступим Римлянам. Итак, с храбростию предков наших и с тою мыслию, что Русская сила была до сего времени непобедима, сразимся мужественно… У нас нет обычая бегством спасаться в отечество, но или жить победителями, или, совершивши знаменитые подвиги, умереть со славою!»