Здесь же за забором, через насыпь с дорогой, вьется узенькая речушка без названия, которая впадает в Вилейско — Минскую водную систему. Перед пионерлагерем эта водяная ниточка разливалась, превращаясь в естественную купальню для детворы. Относительно широкое русло, глубина по пояс взрослому человеку — для воспитателей и для нас было то, что надо — ни утонуть, ни далеко уплыть практически невозможно. Чтобы удобно сходить к воде, были устроены широкие деревянные ступеньки. Отсюда мальчишки нашего отряда прыгали в воду, долетая чуть ли не до середины купальни. Я тоже прыгал, но не с последней, а с девятой ступеньки. Сначала на это никто не обращал внимания, но потом народ с этим мириться не стал. У меня был безотчетный страх, который мешал сделать шаг выше. Бывает так, что на асфальте видна граница дождика, который там прошел, а здесь — нет. Вот и со мной была такая же ситуация — видимая граница страха. Ребята поставили мне ультиматум: если я не прыгну с десятой ступеньки, то они меня схватят за руки–ноги и швырнут в речку. Они оказались добрыми, дав мне по одной попытке на ступеньку. Даже в спорте дают не более трех подходов к снаряду, а тут целых десять попыток.

Девять раз я разбегался и у края резко тормозил. Толпа наблюдателей, похожая на стаю стервятников, окружила меня и ждала, когда же я, как последний патрон, израсходую десятую попытку. Им очень не терпелось проявить свою «гуманность». И вот стою я на верхней ступеньке наедине с последней попыткой. Потом разбегаюсь, быстро–быстро перебирая ногами по земле, но у края лестницы опять как вкопанный замираю. С наивной надеждой во взгляде оборачиваюсь к милым и дорогим своим товарищам. Их лица за смену стали для меня родными и близкими… И вдруг эти «дорогие и близкие» превратились в перекошенные гримасы неподдельной радости и неописуемого восторга. С диким улюлюканьем и кошмарными воплями они бросились ко мне, чтобы швырнуть в речку. Когда же я увидел такое добросердечие, то оттолкнувшись от десятой ступеньки, головой вниз плюхнулся в воду. С тех пор я так и прыгал, а другие — с разбега, чтобы не зацепить ногами нижних ступенек.

В пионерлагере мы ходили и в походы, а когда в очередной раз собирались на Минское море, то обеспокоенная Петина мама меня инструктировала:

— Леша, смотри за Петей. Следи, чтобы он не лез в холодную воду, далеко не заплывал, чтобы кушал все, что будут давать, и вообще, смотри за ним, чтобы он вел себя прилично и не хулиганил…

Тогда я почувствовал, как расту в собственных глазах и, вроде, даже становлюсь старше Пети не на 19 дней, а на 19 лет. Такие чудеса совершает с людьми возложенная на них ответственность.

После окончания восьмого класса в нашем отряде образовалась троица друзей, как в популярном фильме «Операция «Ы» и другие приключения Шурика»: Бывалый — толстый Сережка Голубев, Балбес — в меру упитанный Петька Калинин, ну а роль Труса, как самому хилому и худому, досталась мне. Мы веселились и дурачились, подражая известным киногероям. Как–то в одну из ночей местные дачники организовали праздник Купалы в паре километров от нашего лагеря, на Лысой горе. Достоверных данных о возникновении культа лысых гор, как бы, нет, но по народным легендам ведьмы на свои шабаши слетаются именно туда. А тут еще по большому секрету шепнули, что начало слета назначено на полночь и участники должны быть голыми. У нас тут же взыграли фантазии, и наша троица приняла решение обязательно туда явиться, не для участия, а хоть одним глазком посмотреть.

Мы дождались, пока после отбоя все угомонились, в том числе пионервожатые, и с большими предосторожностями покинули свои уютные постельки. На цыпочках прокрались мимо закутка воспитателя, молодого крепкого мужика, который, попадись ему на глаза, одним движением пресек бы все наши похождения.

С другой стороны, мы побаивались, что это может быть замануха и нас там возьмут и оттырят. Поэтому, идя к Лысой горе, мы немного трусили, и Бывалый, часто отлучаясь за кусты, приговаривал:

— Лучше щас посцать, чтоб потом не пересцать!

Поднялись на гору. Смотрим: на поляне молодежь, как положено, все одеты, жгут костер, общаются и ничего особенного не происходит. Тут даже голых женщин не видно и, что самое обидное, — нас не ждут. Мы пришли хоть и с опозданием, но было видно, что ничего сколько–нибудь интересного не пропустили. Некоторое время потолкавшись, мы пошли обратно, но в лагерь возвращаться не хотелось, и мы присели к небольшому костру у речки. С поля раздавались непонятные женские стоны под неясное мужское бормотание. Молодой парень, смотрящий за костром, прокомментировал:

— А-а, это наши развлекаются.

После окончания девятого класса я отдыхал в том же «Энергетике», только теперь он из старых домиков, что стояли под соснами, переехал в чистое поле — в отстроенные рядом двухэтажные корпуса. На новом месте и дышится и отдыхается иначе. Проснулся я как–то и после утренних моционов пошел к другу Пете в медпункт, который размещался в отдельном домике. Начало дня ничего не предвещало, а потому было заурядным и обычным. Хотя сигналы начали поступать сразу, как только я встал с постели, но на них я не обратил внимания. Сначала в палате мальчишки, а потом в коридоре и на улице девчонки приставали ко мне с идиотским вопросом:

— Что это у тебя на шее?

Я разок посмотрел на себя в зеркало, но ничего грязного или подозрительного не увидел, и на дурацкий вопрос перестал обращать внимания. Позже я вспомнил, что те, кто ко мне обращался, посматривал на меня как–то уж больно странно: кто с хитрецой, кто с недоумением, кто с ехидством, а кто и с откровенным любопытством. Только я всего этого по–детски не замечал, пока не явился в медпункт к другу Пете, где кроме него и его мамы были сестра и приходящие–уходящие пациенты. У кого–то из них болел живот, кому–то надо было йодом обработать ссадину, а третьи–десятые приходили узнать, что происходило с их весом. Здесь первой на меня обратила внимание тетя Света:

— Ой, Алеша! А что это у тебя на шее? — с материнским беспокойством спросила она, всматриваясь ниже моего подбородка.

— Где? — подошел я к зеркалу и опять ничего не увидел.

Тут уж не удержалась пионервожатая Наташа, старшая Петина сестра:

— Слу–ушай, Алексей, так у тебя же на шее засос!

От неожиданного навета я вспыхнул и, повернувшись к зеркалу, стал пристально себя разглядывать и снова ничего не увидел. Тогда Наташа подсказала:

— Ты голову подними повыше — поцелуйчик не на шее, а на подбородке.

Задрав голову и до невозможности скосив взгляд, я увидел то, чем меня с самого утра третировали ребята из отряда. На мой взгляд, это было самое обыкновенное покраснение, слегка овальной формы. Если бы мне не подсказали, что это такое, то сам бы я никогда не догадался. Ведь кроме мамы меня никто не целовал по незрелости моих лет. Не зная, как распорядиться такой «наградой», я растерялся, а тетя Света, Петина мама, будто сама только что прозрела от сказанного дочерью, сначала опешила, а потом пробормотала:

— Господи Иисусе! Да что же это вы такое говорите…

Петька, как положено, с шутками и прибаутками, поздравлял меня с «боевой наградой», а его сестра во весь объем своих легких хохотала. Дети–пациенты, замерев на месте, с затаенным интересом смотрели на меня. Девочки же, включив воображение, пытались обнаружить на мне и другие признаки героя–любовника. Весь день мне не давали проходу, все хотели увидеть таинственный знак любви на непорочном комсомольском теле. Получается, что пока я спал бесчувственным сном младенца, кто–то набрался наглости и поцеловал меня в шею. При всем желании, в том числе под пыткой, я ничего не смог объяснить даже задушевному другу Петьке. Этот таинственный поцелуй так и остался неразгаданным. Потом кто–то высказал предположение, что меня поцеловал кто–то из мальчишек, ради шутки. Но только вряд ли бы он лишил себя удовольствия признаться в своей шалости, чтобы посмеяться над жертвой розыгрыша.

После девятого класса в этом же пионерском лагере мне понравилась одна очень хорошенькая девочка по имени Таня. Описываю: фигурка худенькая и стройная, ножки длинные, личико милое и симпатичное, поведение скромное и характер добрый. Но самыми потрясающе красивыми у нее были волосы — волнистые и необычного пепельного цвета, таких я больше ни у кого не видел. Я чувствовал, что тоже нравлюсь Тане. У мужиков, даже малолетних, бывает, когда одна девушка у него как бы уже в кармане, но на горизонте вдруг замаячит другая, которая кажется более непостижимой и эффектной. Тогда возникает чувство пресыщения и самодовольства, неоправданное ощущение себя маленьким божеством.