Минут через десять входная дверь подъезда со скрипом растворилась, впустив в затхлый полумрак лестничной клетки изрядные порции мягкого весеннее-вечернего света и прозрачно-воздушной свежести, - а вместе с ними и необьятно-толстую женщину средних лет, - брюнетку южной наружности, - передвигавшуюся с заметной одышкой.
Подойдя к Васечкину, женщина вежливо, но строго сказала почти мужским басом: "Здравствуйте, молодой человек. Я - консьержка этого дома. Могу я у вас спросить - кого вы здесь с мальчиком дожидаетесь?"
Полная дама говорила с явным португальским акцентом. "Странно, - но почему-то в Париже почти все консьержки - португалки..." - подумалось нашему герою.
- Я жду мою жену, - то есть маму "мальчика", - Васечкину Вику, - ответил он - Вы не видели её сегодня случайно?
- Ну как же, как же, - живо отреагировала консьержка, - как не видела? Видела, конечно... Её вчера вечером отвезли в больницу. Скорую помощь я сама вызывала. Ну и дела!...
- Да что же это такое?! Расскажите быстрее, - что произошло! - заволновался Васечкин.
- Да ничего страшного, - вылечат её. На её счастье всё это дома случилось, а не где-нибудь на улице! - спокойно отвечала толстая дама. А потом призадумалась ненадолго и с сомнением посмотрела на Васю.
- А вы и в правду её супруг будете? - спросила она.
- В правду, в правду, - хотите, даже документ покажу? - заверил её Васечкин.
Документа бдительная консьержка, однако, смотреть не стала и доверительно сообщила нашему герою некоторые подробности госпитализации его супруги. Викина квартира располагалась на одной лестничной клетке с жилищем консьержки, - а последняя имела привычку регулярно прислушиваться к тому, что происходит на лестнице: не пришёл ли кто чужой, не хулиганит ли кто?...
Вчера около восьми часов вечера, - как раз сразу же после ужина, - португалка услышала странный шум на лестнице, - как будто кто-то бросает тяжёлые тюки. Выглянув наружу, она увидела Вику, - всю растрёпанную, в порванном халате, - вытаскивавшую из открытой двери своей квартиры стопки книг, охапки одежды и всякого другого тряпья, и кидавшую всё это прямо на пол лестничной площадки.
На вопрос консьержки: "Что это она здесь такое вытворяет?", Вика как-то невнятно отвечала, - что пытается "избавиться от гнетущих её вещей. Особенно - от чёрных вещей".
Действительно, - среди выкидываемого ей хлама было немало книг в чёрных переплётах и одежды чёрного цвета.
Португалка попыталась, было, урезонить чокнутую жиличку и предлагала даже помочь ей занести всё выброшенное имущество обратно в квартиру. Но Вика с настойчивым упорством отвергала все её увещевания и не давала трогать разбросанный по полу хлам. А потом вдруг начала крутиться на месте, приговаривая: "Обратите внимание, в каком направлении я вращаюсь, - по часовой стрелке, - только так можно прогрессировать, и так устроен мир!" А затем, в довершении всего, вынесла из квартиры большой кусок клейкой ленты, подскочила к одному из прилепленных на стене старинного подъезда алебастровых украшений, в виде голов каких-то бородатых мужиков из греческой мифологии и залепила ему глаза, сказав, что ей "уже давно не нравится, как этот тип на неё смотрит..."
Посоветовавшись с мужем, который также констатировал явное безумие жилички, консьержка вызвала скорую психиатрическую помощь. Врачи приехали на удивление быстро и забрали Вику в больницу.
На вопрос Васечкина: "В какую же больницу её отвезли?" - консьержка ответить не могла, потому что "от расстройства даже и не подумала спросить", - так ей "было жалко тихую и добрую Вику" с которой она "уже успела сдружиться".
....................................................................................
Вася с сыном поспешили вернуться к себе домой. Антоша испугался за маму и всю дорогу беспрерывно всхлипывал. Наш герой, как мог, старался его успокоить и обнадёжить, - хотя и у самого него сердце было не на месте.
Придя домой, Васечкин немедленно стал рыться в парижском телефонном справочнике, где и нашёл номер центральной службы психиатрических больниц. Позвонив по нему и сообщив дежурной нужные сведения о Вике, Вася, к своему удивлению, был довольно быстро уведомлен о том, что мадам Виктория Васечкина находится в загородной психиатрической больнице святого Лаврентия. Нашему герою удалось дозвониться до этого медучреждения, где дежурный врач безразличным тенором сообщил ему, что пациентка Васечкина чувствует себя уже лучше, но, что пока посещать её не разрешается, - надо подождать ещё несколько дней. Тем не менее, можно звонить ежедневно и справляться о её здоровье.
Визит разрешили только в следующую субботу.
Оставив сына с Сандрой, которая, к счастью, в этот день не работала, Васечкин заскочил в близлежащий супермаркет, купил для Вики большую, розовую коробку конфет "Мон Шери", которые она обожала, и отправился в больницу святого Лаврентия. Туда нужно было добираться больше часа на RER. Народу в поезде, как и всегда выходным днём, было полно. Пришлось стоять, - но давки, какая часто бывает в подмосковных электричках, всё же не было, - и в вагонах было комфортнее. Вдобавок, во время путешествия случился и небольшой развлекательный спектакль. Какой-то бородатый мужик, своей пухлой физиономией чем-то напоминающий доктора Кубышку (что же это за наваждение? - всюду мерещился теперь нашему герою московский психотерапевт), натянул поперёк вагона пёструю шторку, спрятался за ней и выставил наружу куклу, - то же бородатую, - ну точная уменьшенная копия хозяина! И кукла эта в течение почти всей Васиной поездки развлекала его и других пассажиров забавными кривляниями и мелодичным оперным пением звонко-козлиным голосом.
....................................................................................
Сойдя с поезда, Васечкин сразу же увидел высокий, мрачный, каменный забор с витой колючей проволокой наверху, тянувшийся вдоль железнодорожного полотна. Он сразу и без сомнения понял, что это была психиатрическая больница святого Лаврентия.
Васечкин нажал кнопку звонка прикреплённого к стальным, покрашенным в блекло-зелёный цвет, воротам, отделяющим психушку от внешнего мира. В результате, почти что мгновенно, распахнулось небольшое квадратное окошко, расположенное на воротах прямо над звонком. Из него высунулась носатая голова неопределённого пола и с любопытством поглядела на Васечкина. Вася объяснил голове, что идёт в корпус номер шесть к пациентке Васечкиной. Голова кивнула и скрылась за окошком, а ворота тут же со скрипом отворились.
Идя по обширной территории психиатрической больницы, наш герой обратил внимание на то, что все улицы, проходящие между больничными корпусами, названы в честь знаменитых людей, страдавших в тот или иной момент своей жизни умственными растройствами. Была здесь и улица Ван Гога, и Бодлера, и Мопасана, и Гоголя, и Эдгара По,...
Корпус номер шесть представлял собой длиннющий барак, построенный из облезлого жёлтого кирпича, - с заросшей мхом жестяной крышей и зарешёченными, грязно-стекольными окнами. Одной стороной барак выходил на улицу Бодлера, а другой - в небольшой скверик, засаженный развесистыми дубами, под которыми находилось несколько блекло-зелёных лавочек.
По скверику неспешно, заложив руки за спину и мечтательно глядя в небо, прогуливались бок о бок два молодых психа мужского пола, - в длинных чёрных плащах, из-под которых неряшливо торчали грязноватые полы больничных халатов. А ещё один совершенно заросший бородой сумасшедший сидел на лавочке под дубом и задушевно мурлыкал себе под нос какую-то весёлую песенку.
- Счастливые всё-таки люди психи! - подумал Васечкин, пересекая скверик и направляясь к входу в корпус.
В вестибюле его встретили две симпатичных, молоденьких медсестры, охотно объяснившие ему, как найти иностранную пациентку.
Палата Вики находилась на втором этаже, и окна её смотрели в скверик, на пышную крону дуба. Вика, облачённая в слишком длинный для неё байковой больничный халат, неопределённого цвета, сидела, повернувшись к нашему герою спиной, на кровати, расположенной прямо около двери, и вязала из зелёной шерсти довольно нелепый, разлапистый берет.
