Девочка заплакала. Все остальные стали обсуждать его поступок и сразу разделились на два лагеря: один дед и одна бабка защищали папу, другие – девочку. Мама в это время занималась малышом, а когда освободилась, встала на сторону мужа, объявив коротко, но ясно:

– Да она мертвого заебет!

Ядовитый Плющ еще немного поплакала, но когда увидела, что вся ее семья снова увлеклась шашлыком, успокоилась и с удовольствием продолжила барахтаться в воде.

Если честно, то на меня увиденное произвело большое впечатление. Я спросил у Влада, когда мы сели в машину:

– Слушай, неужели так все плохо?

– Ты про этот натюрморт? Или, точнее, про пейзаж? Не переживай, это не типичная семья. У нас с тобой семьи типичные, а эта какая-то спешл! Не грузись, чувак, – он не разделил моей тревоги.

– Давай перестанем материться, – предложил я Владу, осторожно маневрируя среди камней.

Он не сразу мне ответил: все-таки и на него повлияла эта история.

– Мы и так не материмся при родителях, – Яцек решил, что этого достаточно.

– Я про то, чтобы вообще не материться, даже между собой! – я не унимался.

– А как мы будем друг друга понимать, если перестанем материться? Ты первый охуеешь, чувак! Вот подбери синоним слову «охуеешь» в данном контексте! Попробуй!

Я начал подбирать слова. Хотел доказать ему, что можно обойтись без мата, но пришлось переключиться на дорогу. Спуститься к морю по колее гораздо проще, чем подняться. Сопка в этом месте довольно крутая, и колеса, увязая в пыли, то и дело проскальзывали на камнях.

– Блин, не думал, что летом буду гальмовать! – я вытянулся вперед из-за руля: мне с моим ростом не хватало видимости. – Еще и резина лысая! Не дай бог на острый камень наскочу – прохуярю, как не хуй делать!

Мне пришлось, чтобы не сесть «пузом» на камни, заехать левым колесом посередине колеи, а правым на обочину. Сцепление колес с землей улучшилось, я переключился на вторую передачу, и мы поехали быстрее. Единственное, о чем я сейчас мечтал, – чтобы под правое колесо не попал большой камень: если я соскочу в колею, мне не выехать.

– Игорь, ты пару минут назад предлагал перестать использовать табуированную лексику в наших разговорах. Ненадолго же тебя хватило! – Влад ехидничал, но он был прав по сути.

– Забирай у бати «сурфа»! Я на «спринтере» сюда не ездок, – больше мне ему нечего сказать. Наша действительность очень часто задает нам вопросы, на которые ответить можно только матом. Но я все равно хочу попробовать ей не отвечать.

Когда мы подъехали к дому, Яцек снова поднялся ко мне. Он ждал, пока я смою с себя соль, а когда я надел свою лучшую одежду, начал стебаться с моего внешнего вида:

– Ты в этой рубашке и брюках похож на молодого строителя коммунизма. Помнишь, в бурсе плакат висел на первом этаже, когда мы только поступили?

– На… фиг, коммунизм! Я – молодой строитель капитализма, – я себе нравился: белая рубашка и серые брюки – достойная одежда. – Пойдем, уже начало второго!

Теть Вера нас ждала, с едой наготове и, пока Влад был в душе, она передала мне записку от матери:

– Ольга Андреевна позвонила минут через десять, как вы уехали. Вот список продуктов и вещей. Она просила тебя завтра привезти.

У нас дома нет телефона, и когда матери что-то нужно, она звонит Яценкам, которые имеют два телефона – городской и железнодорожный, четырехзначный. Мои родители с мая по октябрь жили на даче в Сиреневке; мать там родилась. Я туда наведывался весной – посадить картошку – и осенью, выкопать. Терпеть не могу деревню – там надо постоянно работать и бухать. Тяжелая жизнь. Я ни разу в детстве не ездил в пионерский лагерь – каждое лето в Сиреневку, и спасибо бате, что только июнь и июль. Весь август я проводил в городе, вернее, с пацанами на ТОФовском пляже. Он считал, без моря мне нельзя. Но теперь, когда они оба были на пенсии, Сиреневка стала для них летним домом. Батя отстроил баню, беседку, постоянно ковыряется в огороде. Откуда в нем проснулись такие таланты? Он родился и всю жизнь прожил городским. Когда я туда приезжаю, то, глядя на него, с ужасом думаю: когда состарюсь, буду таким же. Именно поэтому я без энтузиазма взял записку. То, что они меня просили привезти, не являлось первой необходимостью, скорее всего, родители хотели посмотреть, в каких я нахожусь кондициях. Что ж, придется завтра убить день: «спринтер» мне отдали с условием, что примчусь по первому зову. Вот еще одна причина срочно покупать собственный автомобиль!

Обед прошел без особых проблем. Мы доели вчерашнюю скоблянку, а на второе теть Вера приготовила трубач с картофельным пюре. Второй день я объедался за обе щеки. Трубач у нее никогда не был резиновым, а пюре – всегда настоящее. После моего ежедневного меню, состоявшего из «Анкл Бенса» и куриных окороков, эта еда казалась невероятной. Получив последние инструкции, стали выдвигаться. Яцек хотел пойти в том же виде, что и на пляж, но мать его заставила надеть штаны.

Через пять минут, когда мы подошли к входу, охрана, увидев Влада, без проблем открыла турникет. Три дня назад, когда я приходил один, мне пришлось ждать больше часа, пока закончится селекторное, и «специалист» (как он сам себя называет) подтвердит, что я иду к нему. А для моего друга здесь правил не существовало.

В отделении полным ходом шла подготовка ко дню железного дорожника, и, хотя еще только четверг, большинство «специалистов» ощущали себя уже немного радостнее, чем обычно. Я думаю, в этом состоянии они находились еще с прошлого воскресенья, со дня ВМФ. Любой житель нашего города, будь то докер, шофер, строитель или врач, – любой в душе немного военный моряк. И последнее воскресенье июля – это праздник для всех. Ну и естественно, к первому воскресенью августа, ко дню железного дорожника, готовились всю неделю. Поэтому и было в отделении много визитеров с дарами: в железной дороге любят дары.

Вход в кабинет к Яцека отцу вел через общую с НОДом приемную, где сидела одна на двоих секретарь. Когда она увидела Влада, то защебетала так радостно, как будто роднее его у нее никогда и не было. Яцек называл ее теть Нина; а меня она, кажется, и не заметила. Тяжко мне без него придется, я отдавал себе в этом отчет, но назад дороги нет – только в дорогу. Теть Нина сообщила дядь Тарасу о том, что пришел Владичка (где-то я сегодня уже слышал это название). В кабинете у Яценко-старшего сидели мужик лет сорока пяти и женщина – сразу и не разберешь, сколько ей лет: явно моложе мужика, но точно постарше нас. Мужик радостно поздоровался с моим другом, как со старым знакомым, и потом со мной, но вяло. Так совпало, что мы с ним оказались одинаково одетыми. А вот она произвела на меня сильное впечатление: стройная, стильная, и в глаза ей просто смотреть невозможно, настолько большая у нее грудь. Они пили чай с конфетами. Пригласили и нас. Я хотел соскочить, но старший Яценко мне строго указал:

– Привыкай, Игорек. Хочешь – не хочешь, но если тебе здесь предлагают пить чай, – пей и радуйся. Он вместо Влада будет теперь работать, – обратился к мужику Яцека батя.

Тот впервые посмотрел на меня с интересом и, кивнув еще раз, подал мне руку:

– Александр Николаевич! А это Марина, мой заместитель.

Мы снова обменялись рукопожатием, на этот раз вполне нормальным. Марина с интересом и знанием дела заговорила с Владом про «ВиБиСи», всячески одобряя его выбор и нахваливая его отцу. Старший Яцек ворчал, но больше для порядка: было видно, что он очень рад ее словам. Александр Николаевич в это время занимался мной. Кто я такой, как попал в этот кабинет, какие у меня планы и так далее. Он с виду так себе: небольшого роста, худощавый, с наполовину лысой головой, – но обладал острым и цепким взглядом. Быстро меня просчитал и оценил. Еще минут пятнадцать продолжалась чайная церемония, и лысый и Марина легко говорили на любые темы. Влада отец с интересом поддерживал разговор, Влад тоже порой удачно встревал. Молчал только я, и правильно делал. В моем положении чем меньше говоришь, тем лучше.