Прямо перед нами дедок, пританцовывая, подошел к своему автомобилю, подмигнул своему заторможенному внуку и громко сказал ему:

– Петя, щас!

После этого он снял с крюка пистолет, который висел рядом с колонкой, и сделал несколько шагов назад, зачем-то расправив длинный шланг. Тот спокойно лежал свернутым в несколько колец, похожий на старого потертого удава. Затем вытянул руку с пистолетом, сделал шаг вперед, словно прицелился на дуэли, и в этот самый момент… То ли он нажал ручку, то ли этот пистолет был неисправный, то ли заправщица чего-то не поняла в его суетливых движениях, – короче, струя солярки ударила прямо в то место, где сидел Петя. Дедок с испугу начал вопить и крутить пистолетом направо и налево, обливая соляркой и свою «карину», и колонку, и уже стал прицеливаться к нам. Влад подпрыгнул в кресле и завопил:

– Колода, наебывай! Наебывай!

Он в одну секунду закрыл окно: у него вдруг появились силы и сноровка. А я стал сдавать назад, потому что сектор перед нами дедок щедро заливал топливом. Наконец, источник в руках у него иссяк – или он мало купил, или девица сообразила выключить колонку, – но мы не стали досматривать шоу, развернулись, и поехали прочь. В смысле, к морю. Не было сил и желания ничего говорить, только порою каждый из нас начинал громко ржать, еще и еще раз переживая увиденное. Если от Крыгина до заправки я ругал страну и дорогу, то от заправки до Маяка и ругать было нечего – осталось только направление. Но это наш сознательный выбор: за то, чтобы искупаться в тихом, хорошем месте, приходилось платить. Мы медленно скатывались под уклон, обдавая пылью редких прохожих. Я старательно маневрировал, опасаясь зацепить днищем какой-нибудь камень или сесть на брюхо в колее. В эту весну, когда мы с Яцеком первый раз в сезоне в один из редких майских погожих дней совершили вылазку на Маяк, то с огорчением увидели, как в нескольких местах на сопке начались какие-то строительные работы. Скорее всего, грузовики и накатали колею, по которой мы сейчас еле ползли. Кое-как все же съехали к морю и сразу свернули направо. Там, перед небольшим мыском, и находилось наше любимое место. Мы называли его «купальня». Дело в том, что на Маяке, по проливу, из Уссурийского залива в Амурский, во всяком случае, возле берега – довольно ощутимое течение. Из-за него вода в этом месте немного прохладней и намного чище. А перед «купальней» течение делает небольшой отворот в сторону моря, и там сразу глубоко и тихо, как в бассейне. Только вместо бортика – большие валуны. И почти никого нет, можно голыми купаться. Мы взяли пожитки и направились к берегу. Я быстро сбросил штаны и футболку, переодел плавки, и уже собрался идти нырять, но, когда увидел спину своего друга, который снял рубашку и аккуратно сворачивал ее перед тем, как спрятать в сумку, обомлел:

– Ты свою спину сейчас не видишь? – только это мне и пришло на ум в тот момент.

– Нет. Но я ее чувствую! – ответил он.

– Как же ты купаться будешь?

– Не знаю. Думаю, пощиплет немного, – Яцек был оптимист, а его спина была исполосована ногтями вдоль и поперек, особенно не шее, плечах и пояснице.

Я сиганул с валуна и с удовольствием прохватил баттерфляем метров тридцать. Не знаю, как передать мои ощущения от моря. Наверное, с ним никогда не бывает скучно. В наших краях, по-хорошему, когда действительно комфортно, купаться можно всего два-три месяца. Но и за это время я успеваю напитаться его величием и солью на год вперед. Когда после зимнего перерыва в первые разы дорываюсь до моря, из воды меня не вытащить, могу плавать часами. И сегодня был один из этих дней. Я поймал ритм и поплыл подальше от берега, время от времени ныряя с головой. Мое тело и душа заходились от восторга, – я это так для себя называю. Влад, точно знаю, разделял мои чувства, Марк, скорее, нет: он стеснялся и плохо плавал, а Макс, я думаю, море любил, но вслух этого не произносил. Он считал, что любое проявление светлых чувств на людях – это слабость.

Но не успел далеко уплыть, Влад начал меня ограничивать:

– Игорь, ты надолго не заряжайся, уже почти двенадцать! Нам после двух надо к папке, а до этого еще пообедать. Давай еще полчаса, и поедем. А-ах! – время от времени кряхтел мой друг.

– Щиплет? – порадовался я за него.

– Щиплет! – порадовался он за себя.

Но нам и полчаса не обломилось. Через пять минут к нашему месту подъехали два «круизера», один из которых на прицепе привез гидроцикл. Я впервые видел вблизи такой аппарат, но слышал, они стоят безумных денег. Мне стало очень интересно, кто эти люди и как они собираются его спускать на воду с валунов. Оказалось, что на двух джипах приехало одно семейство. Муж транспортировал прицеп. Из его автомобиля вылезли два пожилых мужчины – похоже, дедушки – и девочка лет четырнадцати. Жена привезла бабушек, на руках у одной из них болтался младенец. Сразу бросились в глаза их размеры: они все были крупными, точнее, даже жирными. Как будто их в последнее время усиленно откармливали. Мужчины и девочка подошли к берегу и стали обсуждать возможность спуска на воду гидроцикла. Женщины во главе с мамой занимались дитем и пожитками. Наконец, глава семьи озвучил план: он съедет в воду с другой стороны мыса, а один из дедов вернется на джипе с пустым прицепом обратно. Они залили в гидроцикл бензин, сели в автомобиль и уехали. Те, кто остался, взялись распаковывать привезенный багаж, устанавливать тент, складные стол и стулья. Не уехавший дед расчищал место для шашлыка, мама малыша открыла двери «круизера» и включила шансон, но не очень громко – ребенок еще спал. Мы с Владом с момента их приезда плавали в десяти метрах от берега, но они на нас не обращали никакого внимания. Когда девочка объявила, что пойдет купаться, и стащила с себя легкое платье, я сказал Яцеку: «Пора валить!»

– Да, ты прав! Ядовитый Плющ сейчас в воду полезет, – ответил он.

– Кто?

– Ядовитый Плющ! – он кивнул на девочку, облаченную в сплошной купальник неестественно зеленого цвета в рюшах и оборках. Вероятно, от лучших модных домов Баляева и Суйфэньхэ. Девочка надела на руки ярко-желтые поплавки и стала требовать от мамы, чтобы та ее подстраховала.

– Почему «Ядовитый Плющ»? – спросил я.

– Очкарик комиксы привозил из Америки. В одном из них Бэтмен бился с Пойзон Айви – Ядовитым Плющом! Ты что, не помнишь? А-ах! – мой друг снова закряхтел: спина пощипывала.

– Не помню, – ответил я, хотя те комиксы помнил. Очкарик тогда их привез штук десять самых разных: там были и про Супермена, и про Бзтмена, и про Человека-Паука, и еще про каких-то гадов. Но я к ним отнесся прохладно, в отличие от Влада. Тот горячей струйкой пописал, когда увидел их у Макса. Он их все перечитал и одно время говорил только про эти картинки.

Мы потихоньку поплыли к берегу, наблюдая, как мама придерживает свою объемную дочурку, пока та пытается сползти с валуна. Наконец, ей это удалось, и она с шумом и брызгами плюхнулась в воду. Мама убедившись, что девочка держится на воде, вернулась к бабушкам. Мы плыли навстречу друг другу, и, когда до нее оставалось пара метров, Влад снова закряхтел:

– А-ах!

Ядовитый Плющ посмотрела на него, улыбнулась и громко обрадовалась в ответ:

– Да, заебись!

Вероятно, она подумала, что мой товарищ кряхтит от этого восхитительного моря, от этого ласкового летнего солнца, от этого терпкого запаха соленой воды, и решила разделить его восторг. Нам стало смешно; мы, не сговариваясь, нырнули, выпустили воздух вместе с хохотом и стали выбираться на берег. Когда проходили мимо остальных членов семьи, которые занимались подготовкой трапезы, бросилась в глаза (вернее, в уши) еще одна их семейная особенность – они все матерились. Все, кроме младенца: тот пока только впитывал.

Пока мы с Яцеком переодевались, спрятавшись за мой автомобиль, вернулся дед на джипе, и через несколько минут примчался папа на гидроцикле. Он стал закладывать виражи прямо у берега и пару раз пронесся в считанных сантиметрах у головы своей дочери. Ядовитый Плющ громко требовала, чтобы тот ее покатал, но ее папа ничего не слышал из-за рева водомета. Он заложил еще вираж и умчался прочь, в сторону Русского.