– Ну и кем бы ты стал в том театральном? Артистом? – он вопрошающе смотрел на сына, но Яцек молчал как рыба об лед, спрятав взгляд в тарелке. – Все артисты или пьяницы, или го… лубые. Вот Марк подтвердит…

Марк усмехнулся и в знак согласия кивнул головой. Ну, а что ему было делать – кто наливает, тот и прав.

– Да, мать… Думал, вырастет сын, будет нам опорой на старости лет. А теперь как? – весело спросил жену расстроенный папа.

Она видимо собиралась что-то сказать, но тут встрял Марк:

– Тарас Григорьевич, а ты меня усынови!

Он посмотрел на Марка, пытаясь понять, какой в этом подвох, потом положил ему на плечо свою большую руку и скомандовал:

– Наливай!

Марк проворно налил до краев янтарный напиток. Яценко-старший поднял рюмку и задвинул:

– Марек, давай за ваших выпьем! Все же, как ни крути, каждый из вас рождается с выигрышным лотерейным билетом – с талантом! В любом из вас есть талант! И самое поразительное в вашем народе, что из этого таланта, будь его самая маленькая кроха в еврейском человеке, он выжимает не сто процентов, а много больше! Если выжал сто – значит, жизнь прожил зря! Поэтому за тебя я спокоен. Это вот дураков надо усыновлять! – он кивнул в нашу сторону.

Марк слушал эти слова с довольной улыбкой, а дядь Тарас (я так понял) решил не усугублять и не портить себе чудесный вечер. В общем, тихий бунт закончился по-тихому.

– Завтра после двух приходите ко мне в кабинет, там все обсудим!

Я предложил Владу поехать оформлять рефсекцию, пока еще было светло, но нас остановила теть Вера:

– Мальчики, я сегодня испекла «Наполеон». Попейте чаю и поедете!

Она быстро собрала грязные тарелки со стола, и, пока Влад с Марком расставляли чашки и блюдца, а дядь Тарас заваривал чай, я из своего угла наблюдал за ней и думал о том, как она молодо выглядит. Влада теть Вера родила в восемнадцать лет. Она моложе мужа лет на десять, сейчас ей было сорок пять, но выглядела она свежее. Возможно, потому, что никогда не работала и имела время и средства заниматься собой, или просто у нее хорошая генетика. Сейчас, когда она стояла ко мне спиной, в красном спортивном костюме, который облегал ее фигуру, она и вовсе могла показаться нашей ровесницей.

В прошлом году на юбилей Яцека отца я ходил с ними на катере на Рикорда. Когда после массового купания в чистейшем море залезали по сходням на катер, теть Вера как раз оказалась впереди меня, а так как это – занятие не простое, она попросила ее подсадить. Конечно, я ей помог, но так после этого разволновался, что пришлось еще минут десять исполнять из себя заядлого ныряльщика, пока все не улеглось. Вот и сейчас, как только вспомнил тот случай, сразу почувствовал: силы приливают.

– Игорек, тебе один кусок или два? Ты где сейчас летаешь? – дядь Тарас щелкнул меня по носу.

– Да я, дядь Тарас, думал, как секцию будем оформлять. Сегодня в ночную смену Макаровна старшим кассиром – весь мозг вынесет, пока оформит!

– Вот молодец, постоянно про дело думает! С него толк будет! – дядь Тарас явно адресовал эти слова своему сыну, но смотрел почему-то на Марка.

– С этого? С этого будет, непременно будет, – согласился с ним Марк. Он уже заметно окосел, но очень старался выглядеть трезвее.

«Знали бы вы с Яцеком, о чем я думаю, харю бы мне начистили всей семьей!» – это я про себя подумал, а вслух сказал:

– Мне одного достаточно, теть Вер!

– Я уже два положила, Игореша, пока ты в облаках витал. Наверное, ты влюбился, – она с улыбкой подала мне тарелку.

– Да, в Макаровну! – я тупыми остротами на самого себя старался увести разговор на нейтральную тему.

– Да, Макаровна – зверь! Спуску никому не дает. Она на этой станции уже больше двадцати лет работает. ДээСы приходят и уходят, а она глыбой сидит! Но меня боится! Я лет пятнадцать назад… – пока дядь Тарас рассказывал какую-то байку про Макаровну, я думал, что у нас, в принципе, везде так: чуть засиделся человек на одном месте – и уже прикипел к нему всем телом. Уже свои правила устанавливает, под себя все и всех затачивает, и неважно, что его личные порядки конфликтуют с тем, как должно быть по закону, по уставу, по справедливости – если я двадцать лет здесь обитаю, то право имею свои законы писать.

Я в баню езжу на Змеинку, она единственная общественная в городе осталась. Там один мужик, его все Шляпой кличут (он в шляпе парится), – так он всех нас строит с формулировкой: «Я восемнадцать лет в эту баню хожу!» Интересно, это только у нас, русских, так?

Два куска «Наполеона» я в себя быстро запихал и стал торопить Влада собираться. Пока он одевался, его родители пытали меня, что у него за девушка, но я, естественно, оказался «не при делах».

– Говорил я ему, а теперь и тебе, Игорек, повторяю: берите «прыщавую» в оборот, пока она не при человеке. Какой-нибудь ухарь появится – и все, начнет вам кровь сворачивать, а потом поздно будет локоть кусать!

«Прыщавая» – это дочь НОДа. Она закончила в этом году институт и работала вместе со своей матерью в какой-то структуре при отделении. Они никуда особо не лезли – им и так хватало того, что приносил их отец, НОД. Но дядь Тарас переживал, что кто-нибудь с головой увидит перспективу и, женившись на «прыщавой», станет под себя загребать. Потом попробуй, осади зятя НОДа!

– Па, ну она же действительно в прыщиках! – Влад оделся и стоял в дверях, собираясь выходить.

– Это ничего, это временно. Если в нее всмотреться и представить, что она без прыщей, так даже симпатичная девушка, и с фигурой! А прыщи от того, что ее нерегулярно употребляют! Поставьте процесс на постоянную основу – и увидите, она человеком станет. Тем более, когда дитя родит! – самое прикольное было в том, что он не прикалывался. – У девки замкнутый круг: ее не пользуют, потому что прыщи, а прыщи – потому что не пользуют!

– Не, пап, я пас, я ее с детства знаю. Вон пусть Игорек хлопочет! – Яцек хлопал меня по плечу и ехидно улыбался.

– Не, я тоже пока не могу, мне надо сначала машину купить! К тому же, она на полголовы выше меня. А жить мы где будем – у меня в кладовке? – я сам себе казался очень убедительным.

– Ты думаешь, НОД свою любимую дочь без хаты оставит? – дядь Тарас снисходительно усмехнулся.

– Да, наверное, не оставит, – я быстро согласился. – Но я пока не готов!

– А может, тогда я пойду? Я всегда готов! – Марк встал, вытянул руки по швам и стоял перед Яцека отцом, ожидая приказа выступать.

– Эх, Марек! – дядь Тарас, который сидя был почти вровень со стоящим Марком, положил ему руки на плечи; надавив, усадил того обратно и немного встряхнув его, отдал приказ:

– Наливай!

Пока они выпивали, мы прощались. С меня взяли обещание: когда вернусь, снова зайду на огонек, а с Влада – что к завтраку он будет дома. Когда мы с ним наконец-то вышли из подъезда, на улице уже смеркалось, но воздух оставался теплым и влажным. Обожаю это время года – с начала августа до первого тайфуна: море уже достаточно прогрелось, и можно купаться днем и ночью. Мой старенький «спринтер», как обычно, завелся с трудом; из выхлопной трубы, пока он прогревался, валил сизый дым.

– Масло жрет? – спросил Яцек.

– Не жрет, но подъедает. Всего литр от замены до замены! – я встал на защиту своего авто.

– Да ладно, че ты залупаешься? Какая разница – жрет или подъедает? – мой друг уселся слева на переднее сиденье. – Поехали!

– Если к машине хорошо относиться, то и она тебя никогда не подъебет, я в этом уверен, – я выжал сцепление, воткнул первую и плавно тронулся с места.

– Поехали через Первую Морскую и по Светланской, – предложил мой вечно озабоченный друг.

– Зачем?

– Там наверняка телки ходят, – веский аргумент для Яцека.

– Но там и ментов полно, – я ему возразил, но свернул налево, в сторону Морской.

– О, хорошо напомнил про ментов! Ты Тяму давно видел?

– Давно. А зачем он тебе?

– Слушай, только это пока тайна! Мне папка «сурфа» отдает, надо права. Ты свои почем брал?