Но что, синьор? Что с вами? Что случилось?

Дочь, дочь моя!

Мертва?

Да, для меня!

Обманута, похищена ворами,

Обольщена напитком колдовским

И чарами, затем что невозможно,

Не будучи слепой, кривой, безумной,

Впасть в страшное такое заблужденье

Без колдовства.

Кто б ни был человек,

Решившийся таким гнуснейшим средством

У вас взять дочь, а у нее –  сознанье,

Кровавую закона книгу вы

Раскроете и выберете в ней

Возмездие, какое захотите.

Хоть будь мой сын родной, не изменю я

Решения.

Нижайше вашу светлость

Благодарю. Виновный –  этот мавр,

Которого по делу государства

Вы, кажется, послали звать сюда.

Такую весть нам очень грустно слышать.

Что можете вы отвечать на это?

Да только то, что правду я сказал.

Почтенные, знатнейшие синьоры

И добрые начальники мои!

Что дочь увез у этого я старца –

Не выдумка; не выдумка и то,

Что я на ней женился; но на этом

Кончается и весь проступок мой.

Я груб в речах; к кудрявым фразам мира

Нет у меня способности большой,

Нет потому, что этими руками

Я с лет семи до нынешнего дня

На лагерных полях привык работать.

Изо всего, что в мире происходит,

Я говорить умею лишь о войнах,

Сражениях; вот почему теперь,

Здесь говоря за самого себя,

Едва ли я сумею скрасить дело.

Но пусть и так: я, с вашего согласья,

Все ж расскажу вам, прямо, без прикрас

Весь ход любви моей; скажу, какими

Снадобьями и чарами, каким

Шептанием и колдовством всесильным –

Ведь в этом я пред вами обвинен –

Привлек к себе я дочь его.

Такая

Смиренная и робкая девица,

Красневшая от собственных движений –

И вдруг она, наперекор природе,

Своим летам, отечеству, богатству,

Всему, всему, влюбилась в то, на что

До этих пор и посмотреть боялась!

Нет, только тот, кто поврежден в рассудке

Иль кто совсем с ума сошел, допустит,

Что может так забыться совершенство,

Наперекор всем правилам природы –

И объяснить такое дело должно

Ничем иным, как происками ада.

А потому я утверждаю вновь,

Что на нее он действовал каким-то

Напитком одуряющим иль зельем,

Для этого приправленным нарочно.

Так утверждать –  не значит доказать,

И подкрепить должны вы обвиненье

Свидетельством яснее и точнее

Таких пустых догадок и таких

Незначащих и мнимых заключений.

Ну, говорите же скорей, Отелло:

То правда ли, что к средствам запрещенным,

Насильственным прибегли вы затем,

Чтоб подчинить себе и отравить

Девицы юной чувства? Или в этом

Успели вы посредством убеждений

И тех речей, которые влекут

К одной душе другую?

Умоляю,

Пошлите вы сейчас к «Стрелку» за нею.

И пусть она в присутствии отца

Все обо мне расскажет; если я

Из слов ее виновным окажусь,

Тогда меня не только что доверья

И сана, мне дарованных от вас,

Лишите вы, но пусть ваш суд правдивый

И жизнь мою отнимет у меня.

Пошлите же сейчас за Дездемоной.

Сведи их, друг: ты знаешь, где она.

А между тем, почтенные синьоры,

Пока она придет сюда, я вам

Так искренно, как Богу, открываю

Свои грехи, скажу, как я успел

Снискать любовь прекрасной этой девы

И как она мою приобрела.

Рассказывай, мы слушаем, Отелло.

Ее отец любил меня и часто

Звал в дом к себе. Он заставлял меня

Рассказывать историю всей жизни,

За годом год –  сражения, осады

И случаи, пережитые мной.

Я рассказал все это, начиная

От детских дней до самого мгновенья,

Когда меня он слышать пожелал.

Я говорил о всех моих несчастьях,

О бедствиях на суше и морях:

Как ускользнул в проломе я от смерти,

На волосок висевшей от меня;

Как взят был в плен врагом жестокосердым

И продан в рабство; как затем опять

Я получил свободу. Говорил я

Ему о том, что мне встречать случалось

Во время странствий: о больших пещерах,

Бесплоднейших пустынях, страшных безднах,

Утесах неприступных и горах,

Вершинами касающихся неба;

О каннибалах, что едят друг друга,

О людях, у которых плечи выше,

Чем головы. Рассказам этим всем

С участием внимала Дездемона,

И каждый раз, как только отзывали

Домашние дела ее от нас,

Она скорей старалась их окончить,

И снова шла, и жадно в речь мою

Впивалася. Все это я заметил

И, улучив удобный час, искусно

Сумел у ней из сердца вырвать просьбу

Пересказать подробно ей все то,

Что слышать ей до этих пор без связи,

Урывками одними привелось.

И начал я рассказ мой, и не раз

В ее глазах с восторгом видел слезы,

Когда я ей повествовал о страшных

Несчастиях из юности моей.

Окончил я –  и целым миром вздохов

Она меня за труд мой наградила,

И мне клялась, что это странно, чудно

И горестно, невыразимо горько;

Что лучше уж желала бы она

И не слыхать про это; но желала б,

Чтоб Бог ее такою сотворил,

Как я; потом меня благодарила,

Прибавивши, что, если у меня

Есть друг, в нее влюбленный, –  пусть он только

Расскажет ей такое ж о себе –

И влюбится она в него. При этом

Намеке я любовь мою открыл.

Она меня за муки полюбила,

А я ее –  за состраданье к ним.

Вот чары все, к которым прибегал я.

Она идет –  спросите у нее.