Эгей Мой государь, да это дочь моя, А здесь лежит Лизандер! Вот Деметрий. А с ними и Елена, дочь Недара. Я удивлен, что нахожу их здесь Всех вместе. Тезей Да, они так рано встали, Чтоб майские обряды совершить. Услышав о намерении нашем, Они пришли сюда, чтоб с нами вместе Здесь праздновать. Скажи-ка мне, Эгей, Не нынче ли срок Гермии назначен, Чтоб выбор сделать? Эгей Тезей Поди скажи, чтоб звуками рогов Охотники их тотчас разбудили. За сценой раздаются звуки охотничьих рогов и крики. Деметрий, Лизандер, Гермия и Елена просыпаются и вскакивают. А, здравствуйте, друзья! Ночь Валентина Уже прошла; а вы, лесные птички, Лишь начали, никак, слетаться вместе? Лизандер Лизандер и прочие становятся на колени перед Тезеем. Тезей Прошу всех встать. Я знаю, что соперники вы оба: Откуда же согласие такое Между двумя врагами? Отчего Так ненависть от страха далека, Что с ненавистью спит и не боится. Что дух вражды над ними? Лизандер Государь! Я нахожусь в каком-то полусне И отвечать вам буду с удивленьем. Но я клянусь, что не могу сказать вам С подробностью, как я попал сюда. Мне кажется – желал бы вам сказать Всю истину – теперь припоминаю, Как это все случилось… точно так! Я с Гермией пришел сюда: хотели Мы из Афин бежать, чтоб скрыть себя От строгости афинского закона. Эгей Довольно, о, довольно! Государь, Вы слышали? Довольно! Я зову Закон, закон на головы виновных. Они бежать хотели. О, Деметрий, Они чрез то хотели нас лишить: Тебя – жены, меня – законной воли Женить тебя на дочери моей! Деметрий Мой государь, прекрасная Елена Открыла мне намерение их Бежать и здесь пока в лесу укрыться. Я в бешенстве последовал за ними; Прекрасную ж Елену повлекла За мной любовь. Но, добрый государь, Не знаю я, какой чудесной силой – А сила здесь какая-то была – Вдруг к Гермии любовь моя исчезла, Растаяла внезапно, будто снег – И я теперь о ней припоминаю Как о пустой игрушке, о которой Безумствовал я в детстве. Вся любовь И все, что есть святого в этом сердце, Принадлежат теперь одной Елене: Она одна – предмет и радость глаз! С ней, государь, я обручен был прежде, Чем увидал я Гермию; потом, Как будто бы в болезни, эта пища Мне сделалась несносною; теперь же Я, как больной в своем выздоровленье, Вновь получил естественный мой вкус. Теперь ее люблю, ее ищу, Теперь о ней вздыхаю и хочу Я верным ей остаться до могилы! Тезей Прекрасные четы, я очень счастлив, Что встретил вас. Но после обо всем Расскажете вы нам. Тебе, Эгей, Придется подчиниться нашей воле. Пусть с нами вместе эти две четы В одном навек соединятся храме. Но утро уж почти прошло, и мы Намеренье охотиться отложим. Отправимся в Афины. Три и три! О, праздник наш великолепен будет! Пойдем же, Ипполита! Тезей, Ипполита, Эгей и свита уходят.
Деметрий Это все Мне кажется столь бледным и неясным. Как абрис гор, столь сходных с облаками. Гермия Мне кажется, что я на все смотрю Раздельными глазами: предо мною Двоится все. Елена Я то же ощущаю: Мне кажется, что будто я нашла Деметрия, как камень дорогой, Который мой, а вместе и не мой! Деметрий Я думаю, что все мы спим и бредим. Но не был ли здесь герцог? За собой Он нам идти не приказал ли? Гермия Елена Лизандер Он нам велел идти за ним во храм. Деметрий Так, стало быть, не спим! Итак, пойдемте За герцогом скорее и расскажем Дорогою друг другу наши сны. Уходят. Основа (просыпаясь) Когда придет моя очередь, позовите меня – и я буду отвечать. Мне надо говорить тотчас после этих слов: «Мой прекраснейший Пирам!» Эй! Го-го! Питер Пигва! Флейта – мастер раздувальных мехов! Рыло – медник! Выдра! Господи помилуй! Они все улизнули и оставили меня спящим. Я видел престранный сон. Мне снилось… не хватит человеческого ума, чтоб рассказать, какой это был сон. Осел тот человек, который попробует объяснить этот сон. Мне казалось, что я был… Никто на свете не может сказать, что мне казалось! Мне казалось, что я был… мне казалось, что у меня была… но был бы пестрым шутом тот человек, который бы осмелился сказать, что мне казалось! Глаз человеческий не слыхал, ухо человеческое не видало, рука человеческая неспособна схватить, язык человеческий неспособен понять, а сердце человеческое неспособно выразить, что такое был мой сон! Я попрошу Питера Пигву написать балладу на этот сон. Эту балладу назовут «Сном Основы», потому что в этом сне нет никакой основы. Я пропою эту балладу перед герцогом, в самом конце пьесы. Может быть, чтобы придать ей более приятности, я пропою ее сразу после смерти Тисбы. |
