- Разрешите доложить, пан полковник, если мне не изменяет зрение, подлинная довоенная банкнота. Пять рейхсмарок. Какой-то коллекционер или что?

Я не успел ещё, как следует, разложить по полочкам этот факт, когда моя рука, как бы непроизвольно, вытянула сильно потрёпанную книжечку с надписью "Ausweis" на обложке и изображением гитлеровской "вороны" под ней. Я открыл её и на первой странице увидел снимок - несомненно того самого мужчины, который стоял передо мной. Конечно, младшего лет на десять, но это определённо был он.

- Hans Bregnitz, - прочитал я по слогам, - geboren in Dresden in 1897 Jahr. Что это? - я опять оказался не оригинальным: по-видимому, мой сегодняшний словарный запас сократился до нескольких междометий. - Шутка?

- Как можно, пан полковник, - возмутился Галясь. - Там значится, что этот тип родился в Дрездене в 1897 году. Следовательно, ему - сейчас посчитаю - сто десять лет!

- Тааак... Ясно. Спроси младшего, есть ли у него документы!

Галясь, не говоря ни слова, потянулся за пазуху подростка, но тот сам вынул из кармана потёртое удостоверение. Капрал внимательно просмотрел его и с кривой улыбкой выплюнул в пустоту:

- Тоже самое. Юрген Брегниц, родился в 1925 году в Бреслау - во Вроцлаве, то есть.

Признаюсь, меня чуть удар не хватил. Я посмотрел на криво улыбающегося Галяся, на двух немцев, словно живьём вынутых из дешёвых театральных декораций, на Нэнси - с выражением непонимания на её симпатичной мордашке, на Гэмбалю, тупо взирающего на меня, и выкрикнул:

- Люди! Вы что, в самом деле, хотите, чтобы я поверил, будто ни с того, ни с сего вдруг оказался в Германии и передо мной два типа, из которых один, согласно метрике, должен был давно умереть, а другой, чей возраст по бумагам больше восьмидесяти лет, выглядит на пятнадцать??? Откуда эти двое здесь взялись?

На что Гэмбаля простодушно ответил:

- Докладываю, пан полковник, они стояли в лесу и пялились на лагерь. Ну, я того старшего цапнул за шкирку и притащил сюда, а молодой сам пришёл.

Почему-то никто не поспешил как-нибудь прокомментировать сказанное. В конце концов, официальным тоном отозвалась капитан Санчес:

- Полковник, я не очень понимаю, что здесь происходит, но мне это сильно не нравится.

- Ну, браво, браво. Ваше замечание позволяет нам сделать шаг вперёд в разрешении нашей проблемы, не так ли? - Нэнси, кажется, немного обиделась, но мне в ту минуту было не до этого. Я пару раз глубоко вздохнул сквозь зубы и предельно отчётливо произнёс: - Подведём итоги: перед нами находятся два генетически модифицированных старика с довоенными документами. Гроза вмиг кончилась, как ни бывало. С востока я слышу звуки артиллерии. Отсутствует какая бы то ни было связь. Симпатичная лесная поляна, на которой мы расположились час назад, изменилась до неузнаваемости. У кого какие идеи?

Все продемонстрировали задумчивость, но предусмотрительно молчали. В конце концов, я обращался к двум необразованным капралам, американке и немцам. Возможно, именно немцам было что сказать по сути дела, но они, наверняка, не слишком много поняли в моих вопросах. Вдобавок, я уже не успевал продолжить допрос.

Потому что в этот момент мы услышали ещё кое-что. Вся наша компания выполнила уставной поворот назад и уставилась в угол нашей поляны, который оканчивался съездом с дороги. Дело в том, что издалека раздался рёв двигателей и знакомый скрежет гусениц.

- Прекрасно, - вздохнул я почти с облегчением. - Нашлась, наконец, грёбаная жандармерия?

- Или тот третий кого-то вызвал. - Гэмбаля до сих пор держал в объятьях старшего из немцев. - Когда я наткнулся на этих двух, тот заторопился, сел на велосипед и слинял. Ну, не на чем мне было его догонять.

Не успел я отреагировать на это откровение, как из-за поворота дороги, в каких-то двухстах метрах от нас, выскочил бронетранспортёр, за ним - следующий, а следом - ещё два грузовика. Расстояние смазывало детали, но я отдал бы голову на отсечение, что эти очертания я точно когда-то видел, и притом неоднократно.

- Вот курва, пан полковник, это ж немцы! - Либо у Галяся было лучшее зрение, либо он быстрее сопоставлял факты. - Я хренею, настоящий немецкий SPW. Не знал, что такие экземпляры ещё на ходу. Фильм какой-то снимают или что?

- Мне вообще все эти трижды несчастные манёвры напоминают какой-то очень скверный фильм, - пробормотал я, скорее себе, чем ему. - Хорошее начало, ничего не скажешь.

Я хотел ещё кое-что добавить в том же стиле, но с этого момента события стали развиваться слишком стремительно.

Головной бронетранспортёр остановится на краю поляны, менее чем в ста метрах от нас. Над бронированной кабиной скалился станковый пулемёт, я даже весьма отчётливо различил склонившегося над ним стрелка. Машина была размалёвана нерегулярными маскирующими пятнами. И хотя неизвестные не выключили двигателей, казалось, настала какая-то нехорошая многозначительная тишина. Они пялились на нас, мы - на них, и если изумление вообще поддаётся измерению, у обеих групп оно почти что зашкаливало.

Пришельцы реагировали немного быстрее. Из-за спины пулемётчика вынырнул другой тип - вероятно, командир, обернулся в сторону следующего бронетранспортёра и грузовиков, и прокричал какую-то непонятную для нас команду. Несколько дюжин солдат очень ловко рассыпались по сторонам машин, занимая позиции для стрельбы. Тем не менее, я успел заметить, что по обоим концам этой короткой цепи оказались 2 пулемёта поменьше, а мундиры тех солдат (ибо это, безусловно, были какие-то солдаты или - кто знает? - какие-нибудь актёры, недурно изображающие солдат) - серо-стального цвета. Офицер повернулся к нам и рявкнул:

- Wer sind Sie?

- Что он лопочет? - Я посмотрел на Галяся.

- Разрешите доложить, пан полковник, он спрашивает: кто мы такие.

- Мы? Ответь ему, что он въехал на полигон, принадлежащий армии и что у него есть полминуты, чтобы убраться отсюда. Не желаю больше видеть их всех!

Галясь набрал в лёгкие воздуха и неспешно проскандировал по-немецки содержание сообщения.

Чужак слегка остолбенел. Однако, спустя короткое время, снова что-то прокричал.

- Спрашивает: какая армия. - Я с подозрением посмотрел на Галяся, которого явно сильно веселила эта дурацкая ситуация, но, увы - ни он, ни я ни сном, ни духом не подозревали, что нам предстоит. Хотя он, возможно, и подозревал - кто его знает?

- Какая армия? Турецкие янычары, курва! - взорвался я. - Польская, польская, траханная в задницу армия, чёрт её возьми! Polnische Wehrmacht, du dummkopf! - проревел я тем, ряженным в армию, киношникам, моим - прости Господи - немецким языком.

Но чужак всё понял безошибочно.

- Die Polen? - наполняясь уверенностью, произнёс он. - Ach so! - Потом обернулся к своим и спокойным, но решительным голосом скомандовал:

- Feuer!!!

4.

Ещё секунду назад на поляне царила относительная тишина, нарушаемая лишь отдалёнными раскатами артиллерии с востока и урчанием двигателей тех четырёх машин.

Секундой позже тишины как не бывало. Её разорвал в клочья оглушающий грохот залпов нескольких десятков карабинов, автоматов и пулемётов. Я уловил свист пролетающей прямо над моей головой пули и рефлекторно упал наземь, демонстрируя ловкость прыгающей пантеры. Словно шестым чувством и внутренним зрением я отметил, что тоже самое сделали находившиеся за моей спиной Галясь и Нэнси. Будем надеяться, что по своей воле, а не подчиняясь законам гравитации.

К сожалению, не все отреагировали одинаково быстро. С места, где я лежал, отчётливо было видно, как одна из первых очередей перерубила напополам Гэмбалю и его немца, которого он так и не выпустил из своих объятий. Кровь хлынула, по крайней мере, из полутора десятков ран на телах обоих и Гэмбаля вместе со своим спутником опрокинулся назад, с выражением лица, которое - если абстрагироваться от кошмарной ситуации - можно было бы назвать комически непонимающим. Непрерывное оглушающее стакатто выстрелов и протяжные визги рикошетов, казалось, глушили даже собственные мысли. Если кто-то, действительно, снимал здесь кино, то Оскар за спецэффекты причитался ему гарантированно.