Стрельба застала солдат в разных местах лагеря. Не все ещё пришли в себя после потрясения, вызванного ударом молнии. Некоторые находились внутри машин, другие снаружи, но ни один из не имел при себе оружия. Атака оказалась настолько неожиданной, что большинство не отдавали себя отчета в том, что происходит. Очереди барабанили по капотам автомобилей, выбивали стёкла, рикошетили от брони. В распахнувшейся двери MDS-а показался один из американцев с элегантной M-4 в руках, но он не успел даже приложить к плечу приклада, когда одна из пуль попала ему прямо в лицо - и он кувырком слетел с лестницы.
Вжавшись в землю - глубже, чем это казалось возможным - я наблюдал всё это очень отчётливо. Разумеется, я вытянул из кобуры свой неуставной Heckler-Koch USP Expert калибра 9 мм - и мне самому смешно стало, что я собираюсь палить из пистолета в цель, находящуюся на расстоянии в сто метров.
Откровенно говоря, в первую минуту я просто не в состоянии был реагировать как следует. Где-то в глубине меня профессионал, следуя своему долгу, уже зычно отдавал чёткие команды, азартно и умело оценивал ситуацию, которая, как ни как, многократно была отрепетирована на учениях. Загвоздка в том, что другая половина моего естества осознавала, что пули, винтовки, бронетранспортёры, противник, который выскочил, как чёртик из табакерки - всё это в реальности и кто-то по-настоящему стреляет в меня и пытается меня убить. Именно эта вторая половина всей мощью подавляла первую. И парализовала меня аж на целую минуту. Сам не знаю, каким чудом мне удалось вынуть пистолет. Вчера я тоже был на волосок от смерти - однако, обстоятельства были совсем иными. Тогда я боялся куда меньше.
Моя вывернутая наизнанку от ужаса заячья душа притаилась в мышиной норке - но это не значило, что я утратил способность наблюдать. Если бы я её утратил, то и не заметил бы как правое крыло неприятеля подымается и, вереща что-то непонятное, прёт в нашу сторону, непрерывно паля изо всех стволов. Я видел это, к сожалению, очень хорошо и моментально сообразил, что если та группа проскочит сквозь строй техники на площадку лагеря - до того, как мы доберёмся до оружия - то они перестреляют нас в течение минуты.
Но - как это часто случается - ситуация развивалась динамически, невзирая на плохих актёров, которым довелось участвовать в данной сцене. Второй акт эпизода стычки инициировал маэстро Войцех Курцевич, который, в отличие от своего любимого командира и приятеля, то есть - меня, головы не потерял.
Капитан отправился в своё расположение ещё до разговора с Брегницами и, совершенно очевидно, обнаружил своих людей в добром здравии. Начало стрельбы застало его в момент, когда он, стоя возле одного из танков, крыл матом механика-водителя за найденный в его вещах внушительный запас алкоголя. Речь шла, вероятно, о несправедливом, по мнению Курцевича, дележе того самого алкоголя между экипажем танка и командиром. Начало боя, естественно, прервало этот очередной скандал, к большому неудовольствию нашего вспыльчивого капитана. Будучи смышлёным и предусмотрительным солдатом, он тут же грохнулся наземь и, осторожно выглядывая из-за гусеницы, профессионально оценил обстановку. Отполз назад, окрикнул водителя - проблема нелегальной водки временно отошла на второй план - и, воспользовавшись тем, что танк был прикрыт от обстрела бронированным командирским "старом" (который существенно выше "твардого"), резко заскочил внутрь машины.
Несмотря на грохот - пусть даже несколько меньший, чем вначале: стрельба чуть поутихла, так как нападавшие, по-видимому, меняли магазины - моих ушей достиг рёв заведённого тысячелошадного двигателя. Я лежал не далее, чем в пяти метрах от танка, так что ощутил это как слабое землетрясение. Затем услышал звяканье гусениц, визг электромотора, поворачивающего башню "твардого" и, скорее, почувствовал, чем увидел, как тяжёлая машина - словно бандит с револьвером на Мейн-стрит в Томбстоуне - остановилась в самом центре поляны. Пули бессильно рикошетили от активной брони танка, не причиняя ему не малейшего вреда. Курцевич изменил положение ствола, башня переместилась еще на пару градусов вправо и замерла. Полагаю, что все - как в нашем, так и во вражеском лагере - затаили дыхание. Честно говоря, мне самому было интересно, что из этого выйдет.
Грохот выстрела и рёв раздираемого тяжёлым снарядом калибра 125 мм воздуха едва не снесли мне голову с плеч. Курцевич есть Курцевич, позёр и любитель эффектов, вместо подкалиберного снаряда, который тоненькую броню старинного бронетранспортёра прошил бы, словно муслиновую шторку, использовал осколочно-фугасный, пригодный для разрушения стен Бастилии. Головной бронетранспортёр, вместе со старшим офицером и пулемётчиком, в долю секунды превратился в огромный оранжевый шар из пламени и искорёженных обломков, который, не теряя формы, вспорхнул в воздух и неспешно поплыл в сторону, не касаясь земли. Ко всему прочему, в машине сдетонировали боеприпасы и баки с горючим, так что взрыв оказался настолько мощным, что даже меня, на расстоянии почти ста метров, отбросило назад. Спустя несколько мгновений на землю обрушились обломки раскалённого металла, пытаясь довершить то, с чем не справились пули.
"Твардый", кроме 125-миллиметровой пушки и тяжёлого зенитного пулемёта калибра 12,7 мм, оснащён был спаренным с этим орудием пулемётом калибра 7,62 мм. Курцевич и его экипаж незамедлительно продемонстрировали способ его применения по назначению. Долгая очередь пуль, вылетающих со скоростью 600 выстрелов в минуту, буквально покосила лежавших в траве солдат противника. Огонь с их стороны прервался в одно мгновение и я, наконец, поднялся на ноги.
- Галясь! - выкрикнул я. - Хватай оружие, Цыпруся и бегом ко мне! Борееееек!! Два пулемёта на левый фланг, живо!
Я рывком спрятался за грузовик и помчался к другому его концу. Осторожно выглянул из-за кузова и быстрым взглядом оценил обстановку. То есть, собственно говоря, собирался это сделать, но не успел, ибо случилось то, чего я опасался: атакующая группа противника была уже в двух шагах от цели, а возглавляющий её офицер буквально налетал на меня.
Правая рука, в которой я держал пистолет, совершенно автоматически поднялась и, не прицеливаясь, натренированным тысячу раз в тире движением, дважды выстрелила в грудь наваливавшегося на меня солдата. Я наблюдал происходящее, как в замедленной съёмке -и трудно было не заметить с расстояния в полтора метра - как пули вырывают две небольшие дырки в мундире этого типа. Верхняя половина его тела, заторможенная кинетической энергией пуль, замерла на месте, ноги же сделали ещё два шага - и солдат со страшным хрипом опрокинулся на спину.
Всё это я наблюдал уже краем глаза, поскольку мой указательный палец, взявший контроль над ситуацией, в это время ритмично надавливал на спусковой крючок - и в итоге я опустошил пятнадцатизарядный магазин со скоростью, безусловно побившей абсолютный рекорд Польши. Но, как обычно бывает в таких случаях, результат был мизерным - USP скакал в руке, как паяц в ярмарочном кукольном театре - и, за исключением первой пули, которой я ранил в плечо и опрокинул наземь ближайшего солдата, все остальные ушли в небо.
Гораздо большее впечатление на противника оказал выход на сцену Галяся. Сорванный на ноги моим окриком, он выдернул из машины автоматический карабин "берил" с подсумком для магазинов и оказался подле меня раньше, чем я успел отразить, что у меня кончились боеприпасы. Я и не задумывался, каким чудом он так быстро раздобыл оружие. Капрал приземлился на четвереньки, принял правильное положение для стрельбы - слегка наклонясь вперёд, вжав голову в плечи, правый локоть перпендикулярно оси оружия - и принялся сдерживать атаку точно отмеренными трёхпульными очередями. Бог весть, где он научился так стрелять (а это была лишь одна из его способностей, в чём мы скоро все убедились). Когда его спрашивали об этом, он обыкновенно начинал юлить, лишь бы невзначай не проговориться.
