Обычно предчувствия меня не подводят, но в этот раз подвели абсолютно.

Снаружи мощно громыхнуло. Мы были так поглощены фокусами системы, что не заметили начала грозы, которая была уже почти над нашим лагерем. Первые капли дождя ударили в крышу машины и идею свидания - во всяком случае, на свежем воздухе - я вынужден был признать за несколько преждевременную. Или, в зависимости от точки зрения, за чуть запоздавшую. Вдобавок, и у Нэнси голова была занята совсем не свиданиями. Вероятно, она услышала что-то в наушниках, так как негромко ответила в микрофон:

- Всё в порядке. Подождите нас! - После чего предложила: - Возможно, вы хотите увидеть собственными глазами, как это действует?

Разумеется, мы хотели.

Мы вышли наружу. Лило неслабо, но мы не особо промокли, так как, в конце концов, бежать было недалеко: всего четыре ступеньки вниз, полтора десятка метров бегом, шесть ступенек вверх - и мы уже в MDS-е. Внутренность машины напоминала космическую ракету: бесконечные ряды контрольных лампочек, глубокие, удобные кресла операторов и множество компьютерных и телевизионных экранов. На крупнейшем из них я увидел графический силуэт MDS-а. Как раз в этот момент из его крыши медленно выдвигалась двадцатиметровая телескопическая мачта, заканчивающаяся могучим эллипсоидальным устройством, про которое я на аэродроме думал, что это антенна радара, а в итоге оказалось эмиттером силового поля. Все техники, сидящие перед компьютерами, были предельно сосредоточены, суровыми физиономиями ясно давая понять, чтобы мы воздержались от каких бы то ни было вопросов. Курцевич, будучи моим заместителем, обладающим полномочием доступа к MDS-у, стоял за моей спиной и с благоговейной сосредоточенностью всматривался в экран. Он совсем не обращал внимания на стоящую рядом Нэнси.

Мачта завершила свой короткий путь ввысь. Из эмиттера вырвались полтора десятка лазерных пучков, которые соединились с установленными по окружности наземными маркерами, словно спицы гигантского зонта. Холден вопросительно посмотрел на Нэнси.

Она кивнула головой и Холден повернул неприметный переключатель. Короткая дрожь, словно электрическая искра, пробежала через моё тело. В итоге ничего сверхъестественного. На экране к силуэтам MDS-а, маркеров и лазерных пучков присоединился голубой купол силового поля. Должен признать, что зрелище было красивое: громада укрощённых сил природы и крохотные мурашки машин и людей внизу. Вскоре, однако, я осознал, что по сути восхищаюсь компьютерным изображением. Глубоко вздохнул.

- Выйдем? - предложил я.

Мы вышли.

Всё ещё лило, но прозрачный зонтик силового поля эффективно защищал нас от такой мелочи, как капли дождя. Крупинки воды долетали до эллипсоидального купола и с небольшой вспышкой испарялись. Мне представилось, что я попал в сон безумного проектировщика рождественских декораций: тысячи вспышек на идеальной геометрической поверхности. Зрелище было необыкновенное - я чувствовал себя как в гигантском театре, отделённый от сцены невидимым стеклом.

Громыхнуло ещё сильнее. Последней вещью, которую я запомнил, была пронзительно яркая вспышка в вершине купола, как раз в том месте, где могучее устройство на выдвинутой колонне эмиттировало силовое поле. Вспышка длилась мгновение, затем я почувствовал сильный, но безболезненный удар, внезапно утратил остроту зрения, почувствовал, что падаю в бездонную пропасть, потом сильная боль в голове - просто я ударился ею о землю - и, в конце концов, я потерял сознание.

3.

Я долго пытался понять, чем является раздражающий меня нерегулярный звук, похожий на писк назойливого комара - игрой моего собственного воображения или он всё-таки доносится извне моего медленно возвращающегося сознания. Через некоторое время я почувствовал боль и рассудил, что уж теперь-то наверняка пребываю по сию сторону яви. Я не мог определить, что именно у меня болело, но момент пробуждения отложился у меня в памяти как наполненный неприятным звуком и болью. Я попытался открыть глаза.

Особого смысла в этом не оказалось: я и далее ничего не видел. Решительно ничего. Зато прекрасно почувствовал, что именно у меня болит: моя голова, вероятно, решила, что больше мне ни к чему не пригодна и, следовательно, имеет право преспокойно развалиться на части. Мышцы словно наполнены расплавленным железом. Я поспешил зажмурить глаза и открыл их снова. На сей раз попытка была удачной. Хотя видел я словно сквозь туман. Итак, я убедился, что лежу навзничь на земле рядом с командирской машиной.

Гул усилился. Краем глаза я уловил некий движущийся размазанный объект. Моргая изо всех сил, чтобы быстрее возвратить остроту зрения, чуть повернул голову и проводил взглядом самолёт, медленно движущийся в воздухе в каких-то полутора десятках метрах над кронами деревьев. Аппарат, очевидно, был не в порядке: двигатель его работал с перебоями и из него вырывались клубы дыма. Однако, всё ещё держался в воздухе. Раскачиваясь, как пьяный, он прошёлся над нашими головами в направлении на запад и скрылся из виду за деревьями. Очертания самолёта пробудили в моей памяти не до конца определённые ассоциации.

- Что это было, чёрт возьми? - В голове шумело и болело. Я с трудом выговаривал слова. - Что это за хрень?

Ответа не было.

Я приподнялся, опираясь на локоть, и оглядел людей вокруг. Лица тех, кто уже пришли в себя, выглядели ошарашенно. Большинство, однако, ещё были без сознания. Рядом со мной лежала, уставившись невидящими глазами в небо, Нэнси, а по другую сторону неловко пытался приподняться Войтэк.

- Молния? - выговорил столь же невнятно Курцевич. - Как будто молния ударила в лагерь?

- Ты думаешь, свет и сотрясение - следствие удара молнии? - пролепетал я. - Но я спрашивал о самолёте. Над нами пролетел самолёт с повреждённым двигателем. А над полигоном никому не положено...

- Да хрен с ним, с самолётом, - резко прервал меня мой любимчик капитан. - Мне интересно, что нам по башке так вдарило?

С великим трудом, покряхтывая и постанывая, словно пара восьмидесятилетних хрычей, страдающих ревматизмом, мы оба попытались встать на ноги. Это нам удалось наполовину: подняться мы так и не сумели, но сесть - в общем, да. Хотя в тех условиях это уже было что-то.

- Этого самолёта здесь быть не должно, - упирался я, с трудом восстанавливая дыхание. -Тем более, что он вообще какой-то музейный экспонат.

- Да что там, - скривился капитан. - Дался тебе тот самолёт... Меня больше интересует моё самочувствие. И всех тех, кто лежат здесь.

В принципе, он был прав. К чёрту самолёт. Я огляделся вокруг - хотя, учитывая моё текущее состояние, этот осмотр вряд ли можно было назвать слишком тщательным. К счастью, люди - по крайней мере, те из них, кто в момент удара находились вне машин - постепенно приходили в сознание: сидели или вставали, или крутили головами, как бы стряхивая с себя остатки сна. На первый взгляд, все выглядели невредимыми. Я не заметил также никаких видимых повреждений машинного парка.

Вот только...

Я вновь заморгал глазами, пытаясь избавиться от непреодолимого ощущения нереальности происходящего. Мурашки пробежали по моему телу, расплавленное железо как бы вмиг испарилось из моих мышц, даже головная боль несколько ослабла. За исключением вышеперечисленного, я не замечал у себя никаких иных, вызывающих опасение, симптомов. То, что я испытываю боль, аккурат свидетельствует, что я ещё жив и нахожусь в сознании. Выходит - то, что я наблюдаю, не плод моего больного воображения и, тем более, не картинка жизни после смерти. Тогда, что значат эти видения...?

Какой-то супероформитель во время антракта, или потери сознания - сколько это продолжалось: пять минут? час? - поменял театральные декорации. Прежде небо было тёмно-синее и лило, как из ведра. Щёлк! И светит яркое солнце, а небо голубое, как по заказу. Прежде наши машины занимали, быть может, треть большой лесной поляны. Щёлк! И поляны как не бывало, зато появилось жидкое редколесье посреди и так не слишком густого бора. Подъездная дорога тоже выглядела как-то иначе. Вдобавок ко всему прочему, с самого начала моего "пробуждения" я фиксировал сознанием какие-то громыхающие звуки, доносящие с неопределённо далёкого расстояния, но - тем не менее - достаточно отчётливые и до боли знакомые. Я принялся было подспудно осознавать, что они мне напоминают, но почти сразу вынужден был отложить более точную идентификацию до лучших времён.