– Аркаша! – Снежневский быстро прошел вслед за ним. – Это… это что?

– «Макаров». Паршивый пистолет. – Визард поднял оружие, вытащил обойму, покачал головой. – И все равно патронов не осталось…

– Возьми у меня в куртке, – откликнулся из кухни Визитер. – В правом кармане. Он газовый, но патроны с дробью, говорят, можно убить.

Ростислав закрутил головой, с ужасом оглядывая то мальчика, то старика. Облизнул губы.

– Уходите. Оба уходите. Я не желаю быть причастным…

– Ростислав Иванович, вы не волнуйтесь. – Визитер, не выпуская тряпки, которой вытирал стол, подошел к ним. – Мы утром уйдем. И все будет хорошо. А сейчас нам никак нельзя. Вы должны нам помочь. Иначе нас убьют. Я вам объясню, все объясню.

Визард молча положил в карман газовик, открыл дверь. Давай, мальчик, работай.

уводи его… расплавь грань между реальностью и вымыслом, сделай старого трусливого Ростислава смелее, чем он есть, нажми на все пружинки человеческой души, на страхи, комплексы, мечты…

Уведи его…

– А ты любишь этот город? – спросил Слава.

– Питер больше. – Ярослав передернул плечами. Зачем Визитер напомнил?

она не любила Москву…

– Угу. «Как наивно и безответно я люблю этот город…» – Слава, согнувшись у окна, крутил головой, словно высматривал что-то.

А на что смотреть-то? Пути, платформы, дома – то ли пригороды, то ли уже московские окраины. Люди…

Люди везде одинаковы. И что в занесенном снегами сибирском поселке, что в казахском ауле, что на Арбате, все равно она проступает – «печать вырождения на лице». Не важно, какую форму она примет: пропойцы с вязанкой пустых бутылок, или здорового парня, который носится вдоль поезда, продавая денатурат, или раскрашенной девочки, посещающей авангардные спектакли, но не прочитавшей в жизни ни строчки.

Печать вырождения. Шлеп-шлеп-шлеп… И он ее не избежал. Может быть, он просто рискует поднять глаза и увидеть то, что незаметно другим. Увидеть печать на себе.

Поезд проходил мимо платформы, замедляя ход. Ярослав скользнул взглядом по лицам. Привычно, профессионально. Зная, что все равно не запомнит лиц, а если и запомнит, то никогда не сможет описать, вдохнуть в них жизнь. Но зацепятся какие-то детали, мелочь, которая рано или поздно отольется в слова.

– Я думаю, мы сразу разделимся, – небрежно сказал Визитер. – Я рвану в «БТУ», ты в «Лодур». Надо выколотить побольше бабок.

– Откуда в тебе такая несокрушимая уверенность?

– От полного отсутствия ее. Крайности сходятся. Ты согласен с раскладом? «БТУ» – орешек покрепче, но и заплатить могут больше.

– А дальше?

– Если все получится быстро, то надо сразу снять квартиру на месяц-другой. Дело может затянуться. А если сегодня останемся без денег, то я созвонюсь с Озеровым, переночую у него. Ты можешь напроситься к Степке. Но лучше бы их не ставить в известность о том, что Ярослав Заров в Москве.

– Ты серьезно?

– Да, конечно. Ребята могут попасть под удар. Ты же видишь, конкуренты не церемонятся. Они хорошо экипированы… Слушай, постарайся не продешевить в издательстве.

Ярослав кивнул:

– Ты меня поражаешь, Визитер. Спасение мира и выколачивание денег.

Слава захохотал:

– Знаешь, в прежних визитах я поразил бы тебя еще больше. Спасение мира и грабеж на большой дороге, например.

– Кем тебе доводилось быть, Слава? – помолчав, спросил Ярослав.

– Многими. Менестрелями и поэтами, писателями и художниками. Думаю, имена не столь важны.

– В следующий раз ты вполне можешь оказаться режиссером. Или вообще автором компьютерной игрушки.

– Да… Если он будет, следующий раз.

– Если будет, вспомни меня.

Слава кивнул:

– Вспомнить мне не дано. Я тебя придумаю, Ярик.

– Спасибо и на этом. Слава, за кого мы возьмемся?

– Я бы предпочел Корректора. Но… боюсь, он нам не по зубам.

– Что такое Тьма, Слава?

– Вот уж не ожидал такого вопроса… от тебя.

– И все-таки?

– Тьма – это просто отсутствие света, Ярик. Я не издеваюсь! Отсутствие границ. Свобода направлений. Право быть независимым от других, от мира.

– Так просто?

– Да. Тьма – это вечный ребенок, этакий не взрослеющий Питер Пэн. Бесконечная игра. Свобода всех направлений – вот ее визитка. Возьми Тьму за руку и иди в никуда. Не останавливаясь ни перед чем и ни перед кем. Тьма – это «я хочу» вместо «я должен». Тьма – это вера в себя. Тьма – это невозможность посмотреть на себя. Тьма всегда рядом, Тьма ждет своего часа, Тьма повелевает – но стоит подчиниться, и она станет слугой. Оправдает все.

– Я понял.

– Посмел бы ты не понять! Нас спасает лишь одно, Ярик. Нет линии, которая пошла бы на союз с Тьмой. Она всегда одинока. Всегда против всех. И потому проигрывает.

Визитер замолчал, прищурился, глядя в окно.

– Пока мы займемся Посланником Развития. Знаешь почему? Он может стать тем, что так ненавидит. Тьмой. А двух Посланцев Тьмы нам не победить.

– Слава, а тебе не кажется, что в этот раз Тьма пришла всемером?

– Я надеюсь, что ты неудачно пошутил, – не оборачиваясь, ответил Визитер.

– Вера в свою правоту, отсутствие границ – это же и твой лозунг. «Мы знаем, что мы правы, – и победим остальных!» Разве не так?

– Нет. В нас нет равнодушия, Ярик. Мы не считаем, что мир создан для нашего удовольствия. Мы пытаемся дать счастье другим – пусть каждый видит его по-разному. Веришь?

– Хочу верить.

– Не бросай меня, Ярик, – тихо сказал Визитер. – Не бросай. Когда прототип разочаровывается в собственной линии, перестает в нее верить, Посланник обречен. Так погибла Сила. А это был не худший из нас.

– Значит, и мы на что-то годны.

– Конечно.

Много ли времени надо на сборы, когда вся прошлая жизнь стала смешной и ненужной…

Анна носилась по квартире, проверяя, не забыли ли они чего. Да и порядок надо навести хоть какой-то после вчерашнего-то дня. Безумного дня, но такого прекрасного. Они опять пили шампанское и снова любили друг друга… да, любили! Она больше не стыдилась этого, поняла, как правильно и красиво было случившееся. Какие могут быть границы у любви – тем более для нее? Вся плоть – трава. Все равно перед ним…

Вчера Мария сходила в парикмахерскую. Ненадолго, но Анна извелась, прежде чем прозвучал звонок в дверь. Мария преобразилась, сделала короткую стрижку, покрасила волосы в светло-шатеновый цвет. Она стала еще прекраснее, если это возможно. Конечно, внешность ее не заботила, но Прототипов, тех, кто не видел их, будут в первую очередь настораживать девушки-близнецы. А они теперь не слишком похожи. Только вот Посланцев так не обманешь. Они чувствуют и друг друга, и Прототипов. В них сила зла, но им все равно не победить…

– Не суетись, девочка. – Мария, закинув ногу на ногу, наблюдала за ней. – Мы успеем. Закрой газ, краны в ванной, причешись, и мы пойдем.

Анна благодарно кивнула. Да, конечно, не надо волноваться. Конечно. Она посмотрела на Марию, одетую сейчас в брюки и свитер. Спортивная, сильная, уверенная. Так она и должна была прийти в мир, сомнений нет. Каждому времени свои формы. Только суть неизменна – добро есть добро, зло есть зло.

– Ты знаешь, у нас так мало денег, – неуверенно сказала она. – Это смешно, но ведь деньги многое решают, правда?

– К сожалению. – Мария достала сигарету, закурила, с улыбкой поглядывая на нее. – И что ты предлагаешь, сестра?

– Я могу пробежаться по соседям. Занять, кто сколько сможет дать. У нас в основном старики живут, но все-таки… я им всегда помогала, делала уколы. Мне не откажут.

Мария молчала.

– Можно сказать, что у меня кто-нибудь умер, мама, например, – вдохновенно предложила Анна. – Сбегать?

Мария потянулась, снимая со столика кожаную сумочку. Она купила ее вчера, когда ходила в парикмахерскую, даже удивительно, что у нее денег хватило на такую прекрасную вещь, и ведь еще были шампанское и шоколад…