Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Мне нужен был невропатолог. У него была необычная фамилия – Подоплек.

Я опоздал, невропатолог уже закончил прием. Сестра, худощавая старушка с заячьей губой, не пускала меня в кабинет.

– В среду, в среду, доктор устал.

– Я не могу в среду.

– Тогда в понедельник, – и скрылась за дверью.

Я человек исполнительный, я пришел, потому что мне сказали в больнице: через месяц-другой покажись невропатологу. А надо ли? Может, и не надо. Я опять постучал. Заглянул.

– Извините. Один вопрос. Меня после больницы направили, сотрясение мозга, я не жалуюсь, у меня все хорошо, надо ли мне приходить или вы меня совсем отпускаете?..

Невропатолог сидел за столом, перед ним лежала картонка, он лепил из пластилина фигурки.

– В понедельник! – не поднимая головы, отрезал невропатолог, бликуя лысиной.

Я подивился на невропатолога: зверюшки – медведь, корова, жираф...

– Вы не поняли? В понедельник! Закройте дверь! – закричала сестра.

Закрыл дверь и пошел прочь. Ну их. Уже был на лестнице, когда услышал: «Стойте!» – невропатолог, тот самый, лысенький, приземистый, догонял меня, едва не выскакивая из халата.

– Сотрясение мозга – когда?

– 19 августа.

– Секундочку, – он взял у меня медицинскую карту, взглянул на фамилию, крякнул. И уже другим, ласковым тоном: – Идемте, Олег Николаевич, прошу вас.

Я последовал за ним. Сестра в кабинете застегивала сапожки. Пластилин со стола она уже убрала вместе с картонкой. Собиралась домой.

– Лидия Владиславовна, я поговорю с молодым человеком, вы можете идти, только вот что, пока не ушли, попрошу-ка я вас, голубушка, выпишите-ка мне... ему то есть... парочку направлений... ну, на кровь само собой клинический... и на, хорошо бы, мочу, нет? – спросил он меня, – не возражаете?..

– На кровь... и мочу? – переспросил я невольно. – А зачем?

– Хочу все знать, – сказал невропатолог, моя руки под краном. – Кровь да моча – слабость врача. – Хихикнул. – Утречком до половины одиннадцатого, в любой день... первый этаж, двенадцатый кабинет...

Долго и задумчиво вытирал руки вафельным полотенцем.

Я удовлетворил все его просьбы: следил глазами за молоточком, предоставлял коленку для ловкого тюка, стоял с вытянутыми руками и закрытыми глазами – все как положено.

Лидия Владиславовна ушла. Она уходила как будто на цыпочках, без «до свиданья», почти по-английски, не обнаружив ничем ни присутствия, ни, тем паче, отсутствия, словно ее и не было. Ее и не было, когда ушла.

– Головокружения?.. Как спите?.. Хорошо спите?.. Хорошо, это хорошо... А что плохо?

Я сказал, что сны вижу чересчур выразительные. Но не жалуюсь.

– Кошмары?

– Нет, как раз нет. Я не жалуюсь. Но уж очень рельефные. Раньше такого не было.

– Расскажите последний.

– Сон?

– Да, будьте любезны.

Невропатолог приготовился слушать, он удобно, насколько это позволяла форма стула, развалился, раскинулся, правая рука повисла на спинке, обмяк.

– Только с подробностями, не халтурить!

С подробностями так с подробностями...

Про Юлию я ему не стал рассказывать, рассказал предпоследний. Про Африку. Моя поездка на Мадагаскар в компании четырех китайцев.

Доктор слушал внимательно, можно сказать увлеченно, почему-то с закрытыми глазами. Он то улыбался, то хмурился, то тяжело вздыхал; казалось, он сам видит мой сон и пуще меня самого переживает мои похождения.

– В жизни не так интересно, – сказал я в конце.

– Жизнь скучна, – согласился невропатолог. – Спасибо. Еще парочку не расскажите?

Я рассказал, мне не жалко.

– Просто заслушаешься, – произнес мечтательно доктор. – А мне ничего не снится. Или такое говно... – он поморщился. – Представьте, столб телеграфный, утюг... к чему бы это?

Откуда ж мне знать, к чему ему снится утюг? Я не Фрейд.

– А как ваша печень? – спросил невропатолог и принял рабочую позу врача, когда тот сидит по обычаю за столом и смотрит на пациента.

– По-моему, ничего.

– А селезенка?

– Вроде нормально.

– Разденьтесь по пояс и лягте.

Я подчинился. Он пальпировал мой живот, щупал печень, искал селезенку. Нашел.

– Не худеете?

– Нет, не худею.

– Но полнеете?

– Да нет, не полнею.

– Как так, не полнеете? Почему не полнеете?

– А зачем мне полнеть?

– Должны полнеть. Идите на весы, – сказал невропатолог.

Взошел на весы.

– Э-э-э-э, дружище, так никуда не годится!.. – рассердился Подоплек, перемещая движки. – Как это прикажете понимать? Недобор минимум килограммов семь!.. Да куда ж они смотрят, господа-товарищи?

Я застегивался.

– Какие господа?..

Невропатолог сел за стол и стал энергично что-то писать, но не в моей медицинской карте, а в своем журнальчике.

– Какие товарищи?..

– Ладно, давайте начистоту, – сказал Подоплек, отложив ручку. – Я про вас, Олег Николаевич, вы даже предположить не можете, сколько знаю. Мне Скворлыгин про вас часами рассказывал...

– Вы знакомы с профессором Скворлыгиным?

– А мир тесен, голубчик. А мир медицины – совсем с гулькин нос...

– Он ведь палеопатолог... Болезни древних людей...

– «Болезни древних людей»! – передразнил меня доктор. – Да что вы знаете о болезнях?.. От палеопатологии, голубчик, и до невропатологии всего полтора шага. Но не будем об этом. Хотите кофе?

Я отказался.

– И что же вам про меня рассказывал Скворлыгин?

– Только хорошее. Он ценит вас. Молодец, что кофе не пьете, один только вред. Особенно от растворимого... Я и с Долматом знаком, и с Мукомоловым...

– А кто такой Мукомолов?

– Не всех знаете даже. А я всех знаю, всех. Во всяком случае библиофилов.

– Так вы библиофил? Член Общества?

Невропатолог повел головой неопределенно, ни да, ни нет – не кивнул, но и не мотнул отрицательно, а как-то наискось так:

– Не совсем... Впрочем, да... Разумеется, да.

Застонал водопроводный кран, что-то с прокладкой.

– Вам бы отдохнуть, голубчик, вам бы на море... Солнечные ванны, морской воздух... Чайки кричат, а вы плывете себе на корабле... аргонавтом себе, понимаете ли, Ясоном... Ась?.. Там – берег Тавриды, там – берег Эллады... скалистые острова!.. Кипр... Родос... Пиренеи!.. что там еще?.. Колыбель цивилизации, голубчик!.. А корабль белый-белый, палуба чистая-чистая, кухня... кухня, скажу вам, одно объеденье... Женщины... Какие женщины!.. Музыка!.. Вы про музыку мне не рассказали... я имею в виду ваши сны бесподобные... ведь снится же музыка, снится?..

– Да, мне часто музыка снится.

– Не только, наверное, снится? Вам и наяву мерещится музыка, не так ли?

– Я бы не сказал «мерещится». Это не галлюцинации. Просто звучит во мне музыка, вот и все.

– При том, что у вас начисто отсутствует музыкальный слух, и вы не способны напеть даже самую простую мелодию?..

– Откуда вы знаете?

– Я же врач.

– Да, это так. Я как Бетховен, только Бетховен был глух, а у меня отсутствует слух.

– Отлично сказано! Отлично!.. Послушайте, голубчик, я буду с вами предельно откровенен. У меня хронический простатит, ужасно запущенный. Не удивляйтесь, если врач, то и не болеет? Болеет, болеет... Я что хочу сказать? У меня постоянный зуд в промежности, непрекращаемый. И когда чай пью – зуд, и когда оперу слушаю – зуд, и когда с вами беседую, вот сейчас – зудит, зудит, зудит... Скажите мне, пожалуйста, с вашей музыкой не так ли происходит?.. Что-то ведь есть общее, а?

– Да как же можно сравнивать музыку с зудом?

– А я и не сравниваю. Я не про эстетику говорю, я про природу восприятия... Ведь есть аналогия, нет?

– По-моему, нет.

– А по-моему, есть, – убеждая себя самого, сказал Подоплек. – Кстати, как у вас насчет мочеполовых органов, все ли в норме?

Я ответил:

– Не жалуюсь.

– Но... скажите мне, доктору, я никому не скажу, я знаю, у вас в семье не все хорошо, дело житейское, давно ли вы имели последний контакт?

17
{"b":"542201","o":1}