Скучно… И как только другие находят себе занятие в непогоду? Под другими Игорь имеет в виду только дружину, остальные для него неровня. Воевода Карев сказал, что гриди либо спят, либо тренируются. Ну чего тренироваться, если силушки и так в руках не меряно, а глаз верный? Княжичу возражали: чтобы силушка была и глаз верный, их и надо тренировать. Хорошо бы, да не хочется…
Со двора донеслись голоса, видно, прибыли откуда-то князь Олег с дружинниками, что ушли семь дней назад ближним путем. Игорь выглянул в окно, так и есть, двор наполнился конниками, гриди мокрые от дождя, усталые, но довольные. Довольны и тем, что до людского жилья добрались, что можно обсохнуть, отдохнуть, и тем, что сходили удачно. Игорь тоже выбрался из терема, его приветствовали все, кто увидел. Мальчик крутил головой, пытаясь понять, есть ли пленники. Он очень любил, когда приводили связанных, обязательно ходил смотреть, если кого наказывали, его почему-то привлекали людские страдания. Но на сей раз таковых не было, во дворе располагались только свои гриди.
Дождь уже закончился, выглянуло долгожданное солнышко, весело заиграло тысячами брызг на каждом листике, на мокрой траве, отразилось в шеломах и щитных бляхах дружинников… Над Ильменем вдруг изогнулась, проявляясь все ярче и ярче радуга-дуга. Люди невольно залюбовались небесной красой, поворачивая головы в сторону озера. Раздались голоса: «Глянь, красота-то какая!»
И тут прямо над головой Игоря с ветки раздалось противное «Кар-р-р!». Это давняя обидчица княжича снова уселась на излюбленное место. Мальчик дернулся, как от удара, его глаза стали бешеными. Одним броском, даже не успев испугать птицу, он схватил с теремного крыльца свой лук, валявшийся в последние дни без дела, вложил стрелу и натянул тетиву. Раньше, чем стоявшие кругом сообразили, что произошло, выпущенная стрела просвистела в листве. Враз стало тихо. Казалось, что все напрасно, стрела запуталась, но тут же сверху, ломая тоненькие веточки, стала падать ворона. Вокруг раздался хохот, княжич ловко сшиб птицу, ай да княжич! Но веселье длилось недолго, раздраженный смехом Игорь с бешеными глазами и позеленевшим лицом подскочил к оглушенной птице и с остервенением стал топтать ее ногами. Замерли все, уж слишком жестоким было поведение мальчика. Ну сбил птицу, молодец, но ребенок буквально разорвал бедолагу на части! Первым опомнился стоявший ближе всех старый варяг Несвуд, он с трудом оттащил Игоря от его жертвы и отпихнул мертвую ворону ногой подальше. Княжич стоял с окровавленными руками, обводя дружинников тяжелым злым взглядом, точно говоря, что с любым из них будет то же в случае неповиновения. Видевшие многое на своем веку и далеко не смирные варяги почему-то содрогнулись от жестокости во взгляде своего молодого князя. Расходились по клетям молча, уже никого не радовала яркая радуга над Ильменем, солнечные брызги на траве и в лужах.
Князь Олег пришел на княжий двор немного позже остальных, ведя коня на поводу. Оно понятно, велик Ольг не только делами, но и телом, тяжело коням, князь, жалеючи конские спины, при любой возможности спешивается. Рядом шел пешим подскоком новый его приятель свейский купец Раголд и что-то рассказывал. Раголда знали в Ново Граде все, он ходил дальними путями, многое повидал и частенько бывал у князя. И то верно, со знающими людьми всегда стоит поговорить, уму-разуму поучиться.
На дворе, передавая поводья коня подскочившему челядину, князь настороженно замер. Что-то явно случилось, слишком тихо вели себя вернувшиеся домой гриди, такого не бывало, обычно люди еще долго возбужденно галдели. Обведя прячущих глаза дружинников внимательным взглядом, Олег шагнул к крыльцу, возле которого еще стояли Несвуд и трое других варягов. Игорь, тяжело топая, уже умчался в свою ложницу.
– Что?
Взгляд князя не обещал ничего хорошего, дружинники давно знали, что ни обманывать Олега, ни скрывать что-то нельзя, все одно, узнает и жестоко накажет за ложь. Несвуд кивнул почему-то на ветку, на которой недавно сидела бедная ворона:
– Княжич птицу сшиб…
И невольно порадовался, что Игорь не слышит что его назвали княжичем, загорелся бы, как сухая ветка в огне.
Олег прищурил глаза:
– И что?
Теперь Несвуд вместо ответа скосил глаза на разорванную руками Игоря бедную ворону. Олег внимательно посмотрел на останки птицы, потом снова на гридей, которые все также старательно прятали от князя глаза, и тихо уточнил:
– Еще кого обидел?
Несвуд быстро замотал головой:
– Нет, княже, что ты! Нет!
– Так что ж?
Варяг вздохнул:
– Жесток больно…
Это звучало довольно нелепо, варяги не смирные люди, любой из них с легкостью убьет человека, если это нужно, видели всякое и сами часто бывали жестоки… Олег понял, что Игорь переступил какую-то границу, уж если его дружина содрогнулась, значит, слишком жесток оказался мальчик.
Князь шел по переходам терема, размышляя. Игоря не любят в Ново Граде, от него самого стонут ильменцы. Так долго не продержишься. Олег хорошо знал вольный норов города, сами позвали, сами и погнать могут, никакая дружина не поможет. Рюрик взял Приильменье в срок, тогда у словен был разлад, они конунга Геррауда и позвали. Не чужого, внук он их старому воеводе Гостомыслу. Да и позвала-то Ладога, чтоб от других набегов защищал, дальше уж они нынешним Ново Градом сами овладели, крепость поставили. А еще расправились с Вадимом Храбрым и его людьми, тот тоже внук Гостомыслов. Все верно, власть не терпит дележа. Вадимовы бояре кто погиб, кто бежал на Днепр, в Киев. Там Аскольд пригрел перебежчиков у себя, Рюрику дела до них не было, его больше тянуло обратно во Фрисландию, а вот Олег теперь решать должен. Рано или поздно новоградцы Вадима припомнят, хотя и звали под себя взять. Рюрик и то сидел как на котле кипящем, дружина любила, многие ильменцы тоже, но много и недовольных было. Когда Рюрик как бы погиб, Олег сделал все, чтоб его запомнили как героя, и курган насыпал, и не единожды славу конунгу пели, поил-кормил новоградцев в память о погибшем конунге… Люди должны помнить князя как героя, иначе его сыну Игорю тяжело будет править словенами.
Олег вздохнул, Игорю и так будет тяжело, не крепким растет мальчик. Кто виноват, он ли, Ефанда ли? Что сегодня такое сделал княжич? Варягов трудно чем-то смутить, если уж они глаза отводят, значит, отличился Игорь…
Но разобраться, в чем дело, сразу не смог даже Олег. Только через день все же выспросил у Несвуда, тот тоже глаза прятал:
– Зверенышем глядел княжич-то… Точно не ворону убил, а живьем человека растерзал, и любого из нас так же смог бы…
Олег промолчал, но еще крепче задумался. Пора Игоря от матери забирать, поручать дружине, там, может, и грубее, не станут холить и лелеять, но зато и чести быстрее научат. Мелькнула мысль оставить мальчика вместе с матерью в Ново Граде, а самому с верными гридями отправиться искать Доли. Что ему Рюриков сын? Он князя почти ненавидит.
Олег уже много лет в Ново Граде, богатеет город не в последнюю очередь его заботами, сами ильменские словене его почитают, да и те, кто вокруг живет, тоже, бояре побаиваются. Сидеть бы и сидеть у Ильменя, но Олега словно что точит, чего-то ему мало. Да и Ингорь укоряет, что рати нет, ему воинских побед хочется. А сам и в седле едва держится, и стреляет худо, и на мечах бьется плохо. Любит, чтоб те, с кем соревнуется, незаметно уступали. Когда Олег это понял, прогнал вон друзей, которые из-за княжьего звания в споре Ингорю уступают, а новых набрать не смог, боятся все тяжелую руку старшего князя, и учить младшего трудно, не спор да не крепок он. Остались вокруг Ингоря не отроки да молодые, как он сам, а сплошь умудренные жизнью варяги, что еще с Рюриком в Ладогу пришли. Скучно ему с такими, чувствует себя рядом совсем несмышленышем.
Олег Ингоря тоже за несмышленыша держит, учит, наставляет, а того не поймет, что нельзя всему словами научить, надо, чтоб человек сам синяков да шишек набил, тогда скорее поумнеет. А в тепле да в тиши растеньице вырастает слабым, любой ветер его сгубить может. Но так часто бывает, что у сильного отца вырастает слабый сын, особо когда отец его излишне оберегает. Карл пробовал объяснять Олегу, что зря молодого князя так лелеет, тяжело ему потом будет, но старший князь оставался глух к таким речам. Кто хорошо знал Олега и Ингоря, только головами качали с укоризной, весь век человека за своей спиной не продержишь…