Элизабет убрала руку Кристофера.

– Должно быть, рассказывать придется очень долго, – произнесла девушка. – Двадцать пять лет – большой срок. У меня такое ощущение, что вы с Мартином, а может, и с Нэнси составили план, что рассказать мне сначала, а что – потом. Я права?

– Что-то вроде этого, – согласился Кристофер.

– И самое неприятное вы решили рассказать мне в последнюю очередь, – заключила Элизабет; ее голос стал мрачным.

– А почему ты решила, что есть что-то тяжелое и горькое, о чем тебе должны рассказать? – спросил Кристофер.

– Я знаю, – ответила она. – Ты показал мне это, хотя и не проронил ни слова. Неужели ты думаешь, что если я забыла о тебе все, то я совсем не знаю тебя? Я знаю тебя. Существует нечто болезненное, и не только в прошлом, но и в настоящем. Или оно тянется до настоящего времени. Я не хочу этого знать, но понимаю, что должна. А не поэтому ли я потеряла память? Может, мой рассудок отказался переносить такую боль?

– Элизабет… – начал было он.

– Ты не должен бояться, что я сломаюсь. Этого не случится Кристофер крепко обнял девушку.

– И я не перестану любить тебя, – сказала она. Она сама услышала, как задрожал ее голос. – Возможно, я не любила тебя, когда выпала из экипажа, но меня это не волнует. Я не перестану любить тебя, когда память вернется ко мне. Даже если ты не любишь меня.

– Элизабет…

– Люби меня, – попросила она. – Сегодня я хочу, чтобы ты был как можно ближе ко мне. И меня не волнует, если я покажусь тебе бесстыдной, не такой, какой положено быть жене.

И меня не интересует ничего, кроме нас с тобой. Люби меня, Кристофер.

Он не стал снимать с нее рубашку и не тратил времени на поцелуи и ласки. Кристофер положил Элизабет на спину, приподняв ее одежду, раздвинул своими коленями ее ноги и глубоко вонзился в нее. Он ничего не говорил, но прижал ее всем своим телом и медленно и неторопливо начал двигаться, постепенно ускоряя темп движений.

Страсти почти не ощущалось, но вместо нее было огромное облегчение и чувство близости. Элизабет даже охватило сожаление, когда наконец началось знакомое томление и она поняла, что скоро они доберутся до самого пика и все будет кончено. Кристофер отделится от ее тела, и она снова останется одна.

– Только ты и я, мы вместе, – шептал Кристофер, отыскав ее рот своими губами, и они оба застонали, достигнув высшего наслаждения и восторга.

Уснули они моментально.

Мартин был очень рад, когда на следующее утро спустился к завтраку и обнаружил, что Кристофер уже ушел. У него не было ни малейшего желания улыбаться и вежливо разговаривать, притворяясь другом человека, которого он ненавидел всем сердцем. Господи, вчера вечером они пошли спать вместе – Тревельян и Лиззи. Мартину трудно будет забыть чувство беспомощности, охватившее его, когда он с дежурной улыбкой на лице смотрел им вслед.

Тревельян собирался утром поработать с управляющим, а Мартин хотел провести время с Элизабет, чтобы потихоньку заполнять пробелы в ее памяти. Кристофер доверил ему осуществление плана, о котором они говорили вчера. “Проблема заключается в том, что мне придется действовать медленно и осторожно, – думал Мартин, .садясь за стол. – Элизабет может не вынести, если сразу обрушить на нее всю правду”. Мартин стиснул зубы в бессильной ярости по отношению к Тревельяну, который все это затеял.

Его надежды на то, что память могла вернуться к Элизабет этой ночью, развеялись, когда она присоединилась к нему за завтраком. Она не узнавала его. Более того, она чувствовала себя неуютно в его обществе. Элизабет робко пожелала ему доброго утра, сказала несколько слов о погоде и села, уставившись в свою тарелку.

Это задело его. Мартину хотелось взять ее за руки, как вчера, когда Тревельян привел ее. “Это же я, Лиззи!” – хотелось закричать ему.

Мартин улыбнулся.

– Так мы идем гулять, Лиззи? – спросил он.

– Да, – ответила она, неуверенно взглянув на него. Элизабет колебалась. – Пожалуйста, не обижайся, Мартин. Мне сказали, что ты мой сводный брат, что мы всегда были неразлучны, очень дружны и сильно привязаны друг к другу. Но одно дело – понимать что-то умом, а другое – сердцем. Сейчас ты для меня чужой. Мне придется снова учиться любить тебя.

Мужественная Лиззи! Такой она стала за семь долгих лет, полных боли и страданий. И все эти годы он был рядом с ней, окружив ее своей любовью и заботой.

– Я самый терпеливый человек на свете, Лиззи, – заверил Мартин. – Все хорошее приходит к тому, кто умеет ждать.

– Спасибо, – поблагодарила она. Элизабет посмотрела в окно. – Как хорошо, что сегодня нет дождя. – Она улыбнулась, но это была натянутая улыбка. Она не была похожа на ту нежную улыбку Лиззи, которая была предназначена только для него. У Мартина на глаза навернулись слезы.

Позже они не спеша поднимались по склону поросшей лесом долины, которая в день приезда так поразила Мартина. Окрестности казались ему унылыми и пустынными. Элизабет держалась в стороне от Мартина. Он чувствовал, что она не хочет брать его под руку, поэтому не предлагал ей это.

– Может, присядем? – – предложил Мартин, когда они добрались до вершины.

Элизабет согласилась, и они сели, глядя вниз, на долину.

– Мне нравится здесь, – произнесла Элизабет; в ее голосе послышался вызов. – Я уверена, что с радостью возвращалась домой из Лондона две недели назад.

– Мы живем в Норфолкшире, – сказал Мартин. – Ты жила там, Лиззи, в Кингстон-Парке. Наш дом гораздо больше этого. – Он кивнул в сторону Пенхэллоу. – Мы росли там вместе и не покидали Кингстон до восемнадцатилетнего возраста. Мы были удивительно счастливы там и не стремились узнать внешний мир. Ты сопротивлялась настойчивым уговорам отца оправиться в Лондон, чтобы быть представленной двору и высшему свету.

Девушка обхватила руками колени, слушая его рассказ об их детстве и юности. О тех чудесных годах, которые ему так хотелось вернуть, если бы это было возможно. Как больно было сознавать, что Элизабет забыла их, словно они ничего не значили, для нее. Но Мартин понимал, что это было несправедливо по отношению к Элизабет.

– Ox, – вздохнула она, когда Мартин замолчал. Девушка посмотрела на него повлажневшими глазами. – Это все равно что слушать о ком-то другом, Мартин. Не могу поверить, что ты говоришь обо мне, что это я была той счастливой девочкой, о которой ты рассказывал. Я так надеялась, что смогу хоть что-то вспомнить, но тщетно.

Мартин обнял Элизабет за плечи, но она отшатнулась от него, сбросив руку.

– Не прикасайся ко мне? – закричала она; в ее лице промелькнули ужас и отвращение. Затем Элизабет виновато посмотрела него и прикусила нижнюю губу. – Прости меня, Мартин, же понимаешь, я не вижу в тебе своего брата. Ты для меня незнакомый мужчина. А я не могу чувствовать себя спокойно, когда ко мне прикасается кто-то другой, кроме моего мужа.

– А его ты помнишь, Лиззи? – недоверчиво произнес Мартин.

– Нет, конечно, нет, – ответила девушка.

– Тогда кто сказал тебе, что он – твой муж? – спросил Мартин. – Он? И ты поверила ему? Откуда ты знаешь, что он сказал тебе правду?

Элизабет уставилась на него, широко раскрыв глаза. Кровь отлила от ее лица.

– Он – мой муж, – прошептала она. – Я люблю его.

– Откуда ты знаешь? Может, этот человек просто воспользовался твоей потерей памяти, чтобы соблазнить тебя? Почему ты больше веришь ему, а не мне? Я – твой брат, Лиззи. Я всегда был предан тебе.

Элизабет сжалась в комок.

– Не надо, – вырвалось у нее. – Пожалуйста, не надо. Он любит меня. Он – мой муж.

– Лиззи! – Мартин протянул к ней руку, но девушка резко отшатнулась от него, вскочила на ноги и побежала вниз, к дому. Мартин побежал было за ней, но остановился. Он ни о чем не жалел, хотя ему было очень больно видеть ее испуг и понимать, какое смятение царило в ее душе. Рано или поздно, но она все равно все узнает, и лучше, если это случится раньше. Другого способа, чтобы уберечь ее от боли, не было. И он будет рядом, будет снова утешать ее, как и прежде. Бедная Лиззи, неужели она так никогда и не поймет, как сильна его любовь?