Но Духареву в этот день было не до рыночных проблем.
Пропала Данка.
Глава тринадцатая
Розыск
Киев – город не маленький. Но большинство его коренных жителей внутри своего социального слоя знали друг друга не только в лицо, но и по имени. А уж обитателей Горы знали все. Так что если бы Данка пропала в обычный день, проследить ее путь можно было не только от дома до ворот, но и в пределах поприща от городских стен. Глаза-то у всех есть.
Однако день был далеко не обычный, да и ночью беспорядки продолжались, так что розыск, учиненный в городе духаревскими гриднями и их добровольными помощниками, положительного результата не дал.
Зато выяснилось следующее.
Незадолго до полудня на подворье прибежал парнишка лет двенадцати. Искал Дану. Нашел, пошептался о чем-то, после чего Дана бросилась искать брата Богослава. Но тот как раз уехал в Детинец, к старшему брату. Данка тоже намылилась со двора, но тут ее матери сообщили, что девушка седлает коня, и Слада, не вступая в дискуссии, категорически запретила ей покидать родное подворье.
Сейчас Слада казнилась, что не стала выяснять, куда нацелилась дочка. В обычное время она непременно узнала бы. Впрочем, в обычное время не было бы и запретов.
Данка запрещение проигнорировала – сбежала. Только не верхом, а пешком.
Духарев Сладу не осуждал. Дана – девушка дисциплинированная. Кто мог подумать, что ослушается?
Однако ж ослушалась. Духарев поехал в Детинец. Пока Святослав разбирался в Вышгороде, в княжьем тереме заправлял Артём. Однако в самом Детинце старшего сына Духарева не было. Сказали: он где-то в городе. Но скоро будет.
– А Богослав с ним? – спросил воевода.
Этого точно никто не знал. Наверное, с ним.
Где ж ему еще быть, как не с братом.
Духарев подождал с полчасика, потом из терема вышел Асмуд. Поздоровался. Поинтересовался: не к нему ли пожаловал воевода?
Духарев объяснил ситуацию.
Асмуд почесал бритую голову, кликнул отроков, что оказались поблизости, и велел: найдите боярина Артёма и скажите, отец зовет. А Духареву сказал:
– Пошли, воевода, медку примем. Расскажешь мне, что там твои гридни с боярином Шишкой учудили.
* * *
Пока воевода разыскивал дочь, два его ближних гридня, Зван и Йонах, тоже вели розыск. Свой.
– Где Любушка? – спросил Зван. – Куда ее увезли?
Нурман ухмыльнулся:
– А ты угадай!
– Нам сказали: ее увезли твои соплеменники. Я уверен: ты знаешь, куда ее увезли.
– Может и знаю. А может и нет.
– Я тебя пока по-хорошему спрашиваю, нурман. – Зван помешал угли железком копья. – Но если ты по-хорошему не хочешь…
– И что будет? – Рыжий нурман сидел на старом пне. Из пня проросли два молодых побега, каждый – толщиной с топорище. К этим побегам были прикручены мускулистые руки нурмана. А перед тем как привязать, побеги слегка согнули. Теперь побеги распрямились, и сидеть нурману было неприятно. Но встать он не мог. Не получилось бы. Так и сидел, время от времени встряхивая головой, чтобы отогнать комаров.
В нескольких шагах от нурмана горел костер, а у костра на корточках сидел Зван. Выглядел он значительно лучше, чем сутки тому назад. Обработанные мазью укусы не воспалились, а силы молодой организм восстанавливал быстро. Чуть поодаль расположился Йонах. Молодой хузарин поглядывал на рыжего едва ли не с сочувствием. Не так давно он перебил стрелой кость нурмана и без малейших угрызений совести перерезал бы ему горло. Но пытать Йонах не любил. Хотя, как всякий опоясанный гридень, – умел.
– А что будет? – насмешливо спросил нурман.
Нурман носил гордое имя Хругнир и держался молодцом. Боль в раненой ноге терпел мужественно. К предстоящей процедуре относился с истинно скандинавским спокойствием. Когда-то его батюшка устроил для своих пленников соревнование: кто больше раз обойдет вокруг столба. А чтобы добавить в соревнование азарта, участникам надрезали животы, вытаскивали кишку и прибивали ее к столбу железным гвоздем. Победителем считался тот, кто намотает на столб больше витков. Маленький Хругнир «болел» вместе с остальными зрителями и искренне огорчился, когда выбранный им «спортсмен» свалился на третьем «витке».
– Что будет? Сейчас узнаешь, – ответил Зван, осматривая наконечник.
– Надо еще подогреть, – со знанием дела посоветовал нурман. – В мясе он быстро остынет.
– Это верно, – согласился Зван. – Но если перегреть – закалка пропадет.
– Не пропадет, – подал голос Йонах. – Если сразу воткнуть – еще лучше будет.
– Ишь ты! Молодой, а дело знаешь! – похвалил рыжий.
– А ты старый, а дурак, – сказал Йонах по-нурмански. – Сдохнешь сейчас бесчестно, как грязный трэль. А мог бы в Валхалле с Одином пировать.
– Тем, кто своих предаст, в Валхаллу путь заказан, – тоже по-нурмански ответил рыжий.
– Рассказывай! – фыркнул Йонах. – Ваш Один и есть самый главный предатель. Зря, что ли, его отцом лжи зовут.
– Что ты, хузарский лис, об Одине знать можешь! – презрительно бросил рыжий.
– Знаю кое-что. Третья жена отца моего – из ваших.
– Ври больше!
– Элда, дочь Эйвинда. Эйвинда Белоголового.
– Ха! – воскликнул рыжий удивленно. – Покойник Эйвинд – старший брат жены моего младшего брата. Выходит, мы с тобой – родичи?
Йонах дипломатично промолчал. Пытать родичей – дурной тон.
– Значит, это Элда научила тебя болтать по-нашему? – не унимался Хругнир.
– О чем вы говорите? – спросил Зван, который не знал языка нурманов.
– Мы с ним, оказывается, родственники, – сообщил Йонах.
– Шутишь? – Зван обеспокоился. Родича Йонах жечь не станет. И другому не даст.
– Точно. Он дальний родич моей мачехи.
– Это не в счет, – успокоился Зван. – Ну, с чего начнем? Я предлагаю – с левого глаза.
– Родич, не родич… Это как посмотреть, – возразил Йонах. – Слышь, родич, тебя как зовут?
– Хругнир, – сказал нурман.
Зван удивленно приподнял бровь. До сих пор рыжий отказывался называть свое имя.
– Я думаю, Хругниру ни к чему лишнее сходство с Одином, – сказал Йонах. – Пусть поживет пока с двумя глазами.
– Пусть, – согласился Зван. – Можно ему для начала пятки прижечь.
– Я думаю, – произнес Йонах, – пытками мы всё равно ничего не узнаем от такого храброго воина.
За что удостоился одобрительного взгляда рыжего.
– Еще как узнаем! – возразил Зван, извлекая копье из костра.
– А я думаю – не узнаем! И еще я думаю: не случайно мы с ним родственниками оказались. Это знак свыше. Потому я предлагаю договориться.
– О чем это? – насторожился Хругнир.
– О том, что вот он, – Йонах кивнул на Звана, – берет тебя на службу.
– Это еще зачем? – удивился Зван.
– Что ты болтаешь, гридь? – воскликнул нурман.
– Объясняю, – сказал Йонах. – Наш князь отдал Звану дочку Шишки.
– Вы ее сначала найдите, – проворчал нурман.
– А вместе с дочкой – все, что у Шишки есть: добро, челядь, словом, всех, кто Шишке служил. И тебя, Хругнир, тоже. Надо же Шишкино добро от всяких татей охранять.
– Не смеши меня, гридь, – сказал нурман. – Какой из меня теперь охранник! Ты ж меня искалечил!
– Я тебя искалечил – я тебя и вылечу, – заявил Йонах. – Мы, хузары, кое-какие лекарские тайны от парсов узнали. После моего лечения нога у тебя будет – сильнее прежней.
– Эй, что ты такое говоришь! – по-печенежски произнес Зван. – Как ты ему ногу вылечишь? С каких это пор ты лекарем заделался?
– Лекарь не лекарь, а кое-что знаю. Вылечу – хорошо. Нет – значит нет. Главное: чтоб он нам сказал, куда твою Любушку увезли.
– Хитер, – одобрил Зван. – Слышь, нурман, – продолжал он на языке руссов, – поклянешься Одином своим, что будешь мне служить?
– Лучше – Тором, – вставил Йонах. – Одином они клянутся, когда соврать хотят.
– Тором так Тором. Клянешься?
– А ты, варяг, поклянись Перуном своим, – заявил нурман. – Я вижу, крест у тебя на шее, так что ты еще и этим богом поклянись, что на службу нас принимаешь.