– Сегодня днем ты посетишь меня при дворе, – проговорил Джоффри. – Умойся и оденься, как подобает моей невесте.

Рядом с ним стоял Сандор Клигейн в простом коричневом дублете и зеленой мантии, в утреннем свете его обожженное лицо было ужасно. Позади них замерли двое рыцарей Королевской гвардии в длинных белых атласных плащах.

Прикрывая себя, Санса натянула одеяло до подбородка.

– Нет, – прохныкала она. – Пожалуйста… оставьте меня.

– Если ты не встанешь и не оденешься сама, мой Пес сделает это за тебя, – сказал Джоффри. – Вставай!

– Я прошу вас, мой принц…

– Я теперь король. Пес, вынь ее из постели. – Сандор Клигейн обхватил Сансу за талию и вытащил из перины, пока она вяло сопротивлялась. Ее одеяло упало на пол. Под ним лишь тонкая ночная рубашка прикрывала наготу.

– Делай, как тебе велят, дитя, – сказал Клигейн. – Одевайся. – Он подтолкнул ее к шкафу – едва ли не с нежностью.

Санса попятилась от них.

– Я сделала все, о чем попросила меня королева, я написала письма, написала так, как она мне сказала. Ты обещал мне свою милость. Пожалуйста, отпусти меня домой! Я никого не предам, я буду хорошей, клянусь! Во мне нет крови предателя. Я только хочу домой. – Вспомнив про воспитание, она опустила голову. – Если вы не против, – договорила она слабым голосом.

– Я против, – ответил Джоффри. – Мать говорит, что я все еще должен жениться на тебе, так что ты останешься здесь и будешь послушной.

– Я не хочу выходить за тебя, – простонала Санса. – Ты отрубил моему отцу голову!

– Он был предателем, и я никогда не обещал пощадить его, но я обещал ему свою милость и проявил ее. Не будь он твоим отцом, я велел бы разорвать его на части или освежевать, но я подарил ему чистую смерть.

Санса глядела на Джоффри, словно увидев его впервые. На нем был расшитый львами, подбитый малиновый дублет и короткий золотой плащ с высоким воротником, который обрамлял его лицо. Санса удивилась тому, что он мог показаться ей красивым. Его губы были такие же мягкие и красные, как червяки, которых находят после дождя, а глаза тщеславные и жестокие.

– Ненавижу тебя, – прошептала она.

Лицо короля Джоффри отвердело.

– Мать моя утверждает, что королю не подобает бить жену. Сир Меррин!

Рыцарь оказался перед ней, прежде чем она успела что-нибудь сообразить; отбросив руку, которой она пыталась защитить лицо, он ударил ее по уху тыльной стороной руки, облаченной в перчатку. Санса не помнила, как потеряла сознание, но, очнувшись, обнаружила, что стоит на одном колене в тростнике. В голове ее звенело. Сир Меррин Трант стоял над ней, кровь обагрила костяшки его белой шелковой перчатки.

– Теперь будешь повиноваться или мне заставить его наказать тебя еще раз?

Ухо Сансы онемело. Она прикоснулась к нему, ощутив пальцами кровь.

– Я… как… как прикажете, милорд.

– Ваша светлость, – поправил ее Джоффри. – Я жду тебя при дворе. – Он повернулся и вышел.

Сир Меррин и сир Арис последовали за ним, но Сандор Клигейн задержался достаточно долго, чтобы грубо поднять ее на ноги.

– Пожалей себя, девочка, и дай ему то, что он хочет.

– А что… что он хочет? Пожалуйста, скажи мне!

– Он хочет, чтобы ты улыбалась, чтобы от тебя сладко пахло и чтобы ты была его дамой, – проскрежетал Пес. – Он хочет услышать те милые словечки, которым тебя научила септа. Он хочет, чтобы ты любила… и боялась его.

Когда Пес ушел, Санса снова опустилась на тростник и глядела на стену до тех пор, пока в опочивальню не вошли робко две ее служанки.

– Мне нужна горячая вода для ванны, прошу вас, – сказала она, – духи и пудра, чтобы спрятать синяк. – Правая сторона лица ее распухла и уже начинала болеть, но Санса знала, что Джоффри захочет, чтобы она выглядела красиво.

Горячая вода заставила ее вспомнить о Винтерфелле и тем принесла силу. Она не мылась с того дня, как умер отец, и удивилась тому, какой грязной сделалась вода. Девушки смыли кровь с ее лица, потерли спину, вымыли волосы и расчесывали, пока они не рассыпались густыми темно-рыжими завитушками. Санса не разговаривала с ними, только отдавала команды. Они были слугами Ланнистеров, а не ее, и она не доверяла им. Когда настала пора одеваться, Санса выбрала платье зеленого шелка, в котором была на турнире. Она вспомнила, как любезен был с ней Джофф той ночью на пиру. Быть может, оно и его заставит вспомнить, и он будет обращаться с ней помягче.

Пока ждала, она выпила бокал сливок и погрызла немного печенья, чтобы успокоить желудок. В середине дня за ней пришел сир Меррин в полном облачении: белой броне из эмалевых чешуек, украшенной золотом, в высоком шлеме с золотым гребнем в виде расходящихся солнечных лучей, поножах, горжете, перчатках, сапогах из сияющей стали; тяжелый шерстяной плащ скреплялся золотым львом. Забрало он поднял, и она теперь отлично видела эту мрачную физиономию: мешки под глазами, широкий угрюмый рот, ржавые волосы, тронутые сединой.

– Миледи, – произнес он, поклонившись, словно не избивал ее до крови всего три часа назад. – Его светлость приказал мне проводить вас в тронный зал.

– А приказывал ли он вам ударить меня, если я откажусь идти?

– А вы отказываетесь идти, миледи? – Сир Меррин поглядел на нее без всякого выражения, даже не обращая внимания на синяк, который оставил на ее лице.

Он не испытывает к ней ненависти, поняла Санса; но и симпатии тоже. Он не испытывает к ней вообще ничего. Она для него все равно что… вещь.

– Нет, – ответила она поднимаясь. Ей хотелось бушевать, ударить его, как он ударил ее, предостеречь, что когда она станет королевой, то прикажет сослать его, если он осмелится ударить ее снова… но, вспомнив слова Пса, Санса сказала лишь: – Я выполню то, что приказывает его светлость.

– Как и я, – произнес он.

– Да… но вы не истинный рыцарь, сир Меррин.

Тут Сандор Клигейн расхохотался бы, Санса знала это. Другой обругал бы ее, велел умолкнуть, наконец, попросил бы прощения. Но сир Меррин Трант не сделал ничего. Он просто не обратил на нее внимания.

На балконе не было никого, кроме Сансы; она стояла, склонив голову, пытаясь сдержать слезы, пока внизу Джоффри сидел на своем Железном троне и вершил то, что ему нравилось называть правосудием. В девяти случаях из десяти вопросы не были ему интересны, их решения он предоставлял своему совету и только ерзал на престоле, пока лорд Бэйлиш, великий мэйстер Пицель и королева Серсея разбирали дело. Но когда он выносил решения сам, никто, даже королева-мать, не мог заставить его изменить мнение.

Перед Джоффри поставили вора, и он приказал сиру Илину отрубить ему руку, прямо здесь, при дворе. Еще были два рыцаря, поспорившие из-за каких-то земель; Джоффри приказал, чтобы утром они сразились за право владения ими и добавил:

– До смерти.

Женщина, пав на колени, просила у него голову человека, казненного за измену; она сказала, что любила его и хотела похоронить подобающим образом.

– Если ты любила предателя, значит, и ты предательница, – решил Джоффри. Двое золотых плащей утащили ее в темницу.

Лягушачья физиономия лорда Слинта маячила в конце стола совета; новоявленный лорд был облачен в черный бархатный дублет, блестящий плащ с капюшоном из золотой парчи и сопровождал одобрительным кивком каждый приговор короля. Санса с ненавистью глядела на его уродливую рожу, вспоминая, как он бросил ее отца на землю, чтобы сир Илин отрубил ему голову. Ей хотелось самой ударить его, хотелось, чтобы какой-нибудь герой бросил его на пол и отсек голову. Но голос в душе ее шептал: «Героев не бывает». И она вспомнила, что говорил ей лорд Петир здесь, в этом самом зале.

– Жизнь – не песня, моя милая, – сказал он тогда. – Однажды ты это узнаешь, к собственной скорби.

«В жизни побеждают чудовища», – напомнила она себе и теперь услышала уже голос Пса, холодный скрежет металла о камень. «Пожалей себя, девочка, и дай ему то, что он хочет»