Слова ее словно нож пронзили грудь Дэни. Что она сделала, почему боги настолько жестоки к ней? Она наконец нашла безопасный уголок, наконец испытала любовь и надежду. Она уже повернула к дому. И теперь потерять все это…

– Нет, – умоляла она. – Спаси его, и я освобожу тебя, клянусь. Ты должна знать способ… какое-нибудь волшебство, что-то…

Мирри Маз Дуур опустилась на пятки и принялась изучать Дэйнерис глазами черными словно ночь.

– Есть одно заклинание, – голос ее был тих, она почти шептала. – Но сложное и темное, госпожа. Некоторые скажут, что смерть чище. Я научилась ему в Ашае и дорого заплатила за урок. Учил меня заклинатель крови из Края Теней.

Дэни похолодела.

– Значит, ты и в самом деле мэйга…

– Неужели? – Мирри Маз Дуур улыбнулась. – Только мэйга может спасти твоего всадника, серебряная госпожа.

– И нет другого способа?

– Никакого.

Кхал Дрого, задрожав, охнул.

– Сделай это, – выпалила Дэни. Она не должна бояться, ведь она от крови дракона. – Спаси его.

– Цена будет высокой, – предупредила ее божья жена.

– У тебя будет золото, кони; все что захочешь.

– Я говорю не о золоте или конях. Там, где заклинают кровь, госпожа, лишь смертью можно заплатить за жизнь.

– Смертью? – Дэни обняла себя, защищая, раскачиваясь взад и вперед на пятках. – Моей?

Она сказала себе, что умрет ради него, если придется. Она от крови дракона, она не испугается. Ее брат Рэйгар умер ради любимой.

– Нет, – обещала Мирри Маз Дуур. – Не вашей смертью, кхалиси.

Дэни вздрогнула от облегчения.

– Делай.

Мэйга торжественно кивнула:

– Как вы говорите, так и будет. Созовите своих слуг.

Кхал Дрого слабо поежился, когда Ракхаро, Кваро и Агго опустили его в ванну.

– Нет, – пробормотал Дрого. – Нет, надо ехать. – Здесь, в воде, все силы наконец оставили его.

– Приведите его коня, – приказала Мирри Маз Дуур, и это было сделано. Чхого ввел в шатер огромного рыжего жеребца. Уловив запах смерти, конь пронзительно заржал и попятился, вращая глазами. Лишь втроем мужчины сумели удержать его.

– Что ты намереваешься делать? – спросила Дэни.

– Нам нужна кровь, иначе ничего не сделаешь.

Чхого отступил назад, рука его легла на аракх. Молодой, еще шестнадцатилетний, тонкий как кнут, бесстрашный, смешливый, с еле заметной тенью усов на верхней губе, он упал перед ней на колени.

– Кхалиси, – молил он, – ты не должна этого делать. Позволь мне убить эту мэйгу.

– Убей ее, и ты убьешь своего кхала, – проговорила Дэни.

– Это магия крови, – сказал он, – она запрещена.

– Я – кхалиси, и я говорю тебе, что это не запрещено: в Ваэс Дотрак кхал Дрого убил жеребца, и я съела его сердце, чтобы сын наш приобрел отвагу и силу. Здесь то же самое. То же самое.

Конь забился и попятился, когда Ракхаро, Кваро и Агго потащили его к ванне, в которой словно покойник плавал кхал; гной и кровь сочились из его раны, загрязняя воду. Мирри заговорила нараспев на языке, которого Дэни не знала, и в ее руке появился нож. Дэни и не заметила, откуда он взялся. Нож показался ей старинным – из кованой красной бронзы, в форме листка. Клинок его покрывали древние символы. Мэйга провела им по горлу жеребца прямо под благородной головой: конь закричал и забился, кровь хлынула из него красным потоком. Он бы рухнул, но люди кхаса поддерживали его.

– Сила коня, перейди во всадника, – пела Мирри, пока в ванну Дрого струилась конская кровь. – Сила животного, войди в человека.

На лице Чхого был страх, пока он боролся с весом коня, опасаясь прикоснуться к его мертвой плоти, опасаясь и выпустить ее. «Это всего лишь конь», – подумала Дэни. Если жизнь Дрого можно выкупить смертью коня, такую плату она охотно внесет и тысячу раз.

Когда они позволили коню упасть, вода в ванне была уже темно-красной, и из нее выступало одно только лицо Дрого. Мирри Маз Дуур не нужна была конская туша.

– Сожгите жеребца, – сказала Дэни своим людям. Так было положено, она знала это. Когда умирал мужчина, коня его убивали и клали на похоронный костер, чтобы он унес хозяина в ночные земли. Люди ее кхаса поволокли конский труп из шатра. Кровь была всюду. Даже стены шатра были забрызганы красными каплями, а ковры почернели и хлюпали под ногами.

Зажгли жаровни. Мирри Маз Дуур бросила щепотку красного порошка на угли. Пряный дымок показался Дэни приятным, но Ероих, рыдая, убежала, и теперь даже ее собственное сердце наполнилось страхом. Однако она зашла слишком далеко и не могла отступать. Дэни отослала служанок.

– Ступайте вместе с ними, серебряная госпожа, – сказала ей Мирри Маз Дуур.

– Я останусь. Этот человек взял меня под звездами и дал жизнь моему ребенку. Я не оставлю его.

– Вы должны это сделать. Когда я запою, никто не должен входить в шатер. Моя песня пробудит древние и темные силы. Мертвецы будут плясать здесь сегодня ночью. Никто из живых не должен смотреть на них.

Дэни беспомощно склонила голову.

– Никто не войдет, – она согнулась над ванной, над Дрого, утопавшим в кровавой ванне, и легко поцеловала его в чело. – Верни его мне, – прошептала она Мирри Маз Дуур, прежде чем выбежать.

Снаружи солнце опустилось к самому горизонту, небо побагровело. Кхаласар разбил стоянку. Шатры и спальные циновки виднелись повсюду, насколько мог видеть глаз. Дул жаркий ветер, Чхого и Агго рыли яму, чтобы сжечь мертвого жеребца. Собравшаяся толпа глядела на Дэни жесткими черными глазами, лица дотракийцев напоминали ей маски из кованой меди. Она увидела сира Джораха Мормонта, который проталкивался к ней сквозь толпу дотракийцев, облаченный в кольчугу и кожу. Капельки пота усыпали его широкий, с залысинами лоб.

Увидев алые отпечатки, которые оставили на земле сапоги Дэни, он побледнел как полотно.

– Что ты натворила, дурочка? – спросил сир Джорах хриплым голосом.

– Мне надо было спасать его.

– Мы могли бы бежать, – сказал он. – Я бы доставил вас в Ашай в целости и сохранности, принцесса. Не было необходимости…

– Я действительно ваша принцесса? – спросила она.

– Вы знаете, что это так, боги да спасут нас обоих.

– Тогда помогите мне теперь.

Сир Джорах скривился.

– Если бы только я знал как.

Голос Мирри Маз Дуур поднялся до вибрирующего воя, от которого дрожь пробежала по спине Дэни. Кое-кто из дотракийцев забормотал и начал пятиться. Шатер изнутри освещали жаровни. Сквозь забрызганный кровью песчаный шелк она разглядела двигавшиеся тени.

Мирри Маз Дуур танцевала, и не одна.

Дэни видела неприкрытый страх на лицах дотракийцев.

– Этого нельзя делать, – прогрохотал Квото.

Она не видела, как кровник вернулся. Хагго и Кохолло были с ним. Они привели безволосых людей, евнухов, лечивших ножом, иглой и огнем.

– Это будет сделано, – проговорила Дэни.

– Мэйга, – проворчал Хагго. А старый Кохолло – Кохолло, который связал свою жизнь с Дрого в день его рождения, Кохолло, который всегда был к ней добр, – плюнул ей прямо в лицо.

– Ты умрешь, мэйга, – посулил Квото. – Но сперва должна умереть другая.

Он извлек свой аракх и направился к шатру.

– Нет, – выкрикнула Дэни. – Ты не должен этого делать!

Она поймала его за плечо, но Квото оттолкнул ее в сторону. Дэни упала на колени, скрестив руки на животе, чтобы защитить дитя.

– Остановите его, – приказала она кхасу. – Убейте его.

Ракхаро и Кваро стояли возле полога шатра. Кваро шагнул вперед, потянувшись к рукояти кнута, но Квото повернулся изящным движением танцора; взлетевший аракх угодил Кваро прямо под руку, острая яркая сталь рассекла одежду, кожу, мышцы и ребра. Хлынула кровь, и молодой всадник, охнув, покачнулся назад.

Квото вырвал клинок.

– Табунщик, – окликнул его сир Джорах Мормонт. – Попробуй-ка меня. – Его длинный меч выскользнул из ножен.

Квото обернулся ругаясь. Аракх метнулся так быстро, что кровь Кваро полетела с него тонкой пылью, как дождь под жарким ветром. Длинный меч перехватил его в футе от лица сира Джораха, аракх замер на мгновение, дрожа, и Квото взвыл от ярости. Рыцарь был одет в кольчугу, на нем были стальные перчатки, поножи из пластинчатой стали, тяжелый горжет защищал горло, однако он не подумал надеть шлем.