Католический священник нудно читал молитву. Слова холодными каплями скатывались по лбу и подбородку не задевая душу. Над головой скрипнул столетний дуб, тяжело качнув набухшими ветками. Лина Олсен запрокинула лицо к рыдающим над головой английским глазам, в которых слёзы не заканчивались. Небосвод от края до края залило серым свинцом.

Яна Эдварда Олсена хоронили пасмурным мартовским днём на кладбище в Дорчестере. Лина смотрела на аккуратные гранитные надгробия его родителей, на ухоженные могилы Арона и Элизабет, не уверенная, что её место здесь. Заслуживает она покоиться рядом?

Неподалеку нервно всхлипнули. Полная женщина прижала платок к отечным глазам и вновь хлюпнула носом. Лина покосилась на незнакомку - на ряды незнакомых людей под одинаковыми агатовыми зонтами. Стая пугливых черепах втянула мягкое туловище в панцирь и теснилась у резного гроба, клянча покровительство у дубового ящика.

Собирая воедино ярость в каждом пальце, в глубине карманов сжались кулаки: Лина едва сдерживала желание расхохотаться, и объявить всем этим людям, до чего они глупы. Трагические речи и причитания не нужны Яну, а тем более его вдове. Стой муж рядом, он бы громко высмеял жалких нытиков, опустошил карманы идиотов до последнего пенса и поставил себе самый кичливый золотой памятник. И все равно - они бы не поняли.

Но Яна нет... Ни здесь, ни где-либо ещё, чтобы слышать жалкие слёзы, жалких людишек, которые унижают его выбор - волю сильного человека умереть на собственный лад. Ян победил болезнь, не дал собой манипулировать ни минуту. Он победил всех. Рыдайте глупцы, рыдайте!

Лина примостила выданную распорядителем розу на полированную крышку гроба. Не дожидаясь окончания заупокойной службы, протиснулась в частокол спин. Мама и Натали Метаксас переглянулись, но не задержали. Вежливо раздвигая людей, Лина ловила осуждающие взгляды, более смелые участники церемонии - качали головой.

Вспышка ударила в лицо у кованых ворот с тяжелой табличкой. Лина мысленно похвалила сельских папарацци за деликатность, радуясь за местные СМИ - хорошая сплетня. Займет страницу, а то и целый разворот графских хроник: "вдова Олсен оконфузилась и сбежала с похорон".

Андрей Старков догнал у черных лимузинов, которые гусеницей тянулись по Уэймут-авеню. Ледяные, как у неё, руки, взяли затянутые в перчатки ладони. Вода стекала по его волосам, превращая в серые сосульки.

- Его здесь нет, - покачал головой Андрей.

Боковым взглядом Лина отмечала новые вспышки фотоаппаратов, предвидя пестрые заголовки в Интернете: "вдова Олсен крутит роман у надгробной плиты". Она слабо улыбнулась и оглянулась на кладбище. Порыв ветра дёрнул полы пальто и больно хлестнул по щекам.

- Да... его здесь нет. Он остался у океана. Как и хотел.

- Отвезти тебя домой?

- Пожалуй. Все эти люди... - Лина неопределённо повела рукой, - не знаю, что с ними делать.

- Что-нибудь придумаем. - Андрей открыл дверь машины.

Серый день остановился на полпути и не заканчивался, претендовал на следующий, а может, и на все другие. Стоя посреди гостиной, Лина глядела в пустой эркер, где когда-то умирала ель, выслушивая торжественную речь очередного торжественного рта. Разные люди и одинаковые рты. Все подавились одними словами, извергая из себя рвотными спазмами. Чёрная масса дышала, шевелилась, заполняя собой каждую щель. Миссис Стивенсон окружила себя траурным ореолом особо придирчиво - на гладких лицах, чуть увялых дам, красиво скорбел макияж, оттеняя молодое горе Леопольдины. Лина поискала глазами ее мужа, и нашла, где искала: мистер Стивенсон и два члена правления директоров прижали Андрея Старкова к камину, выражая соболезнования давлением крупных пакетов акций.

Лина отвернулась. Мама ободряюще улыбнулась и поспешно смахнула слезу, думая, что дочь не видит. Почему она плачет? Родители видели Олсена единожды. За что жалеют его? Отчего все считают, что ему нужна их перманентная жалость? Лина смотрела в опухшие глаза Натали, которая ожидала второго ребёнка, недоумевая: зачем сильно беременная подруга потащилась в такую даль? Поплакать вместе? Поддержать? Лина не нуждалась ни в том, ни в другом. Вновь посмотрев на часы, уныло потрясла и постучала ногтем по циферблату.

- Время остановилось?

- Похоже на то, - неохотно пробормотала она, встретив голубые глаза Эшли Снайпс.

- Как вы намерены справляется?

- А вы хотите, что-то порекомендовать?

- Быть может.

Устало потерев переносицу, Лина вздохнула:

- Глубокомысленно и черта с два понятно.

- Разве? Неужели я считаю вас сообразительнее, чем вы есть? - ухмыльнулась Эшли.

- Блистайте остроумием до посинения. Не буду вам мешать.

- Найдите спокойное местечко. Надо поговорить.

- О чем? Прекрасно знаю, что вы думаете. Не утруждайтесь.

- Возможно и так. А возможно, вы не правы, и я передумала - пересмотрела, так сказать, суждения.

- Суждения? - Лина холодно взглянула в детско-невинные глаза. - Эшли, мне плевать, что вы думаете. Или та жирная пожирательница канапе, или тот налакавшийся господин. Не понимаю, что вы здесь делает? Кто вас позвал?

- На похороны обычно зовет усопший, тут не требуется приглашение родни, - презрительно уронила Эшли, и цепко ухватила Лину за локоть, не дав уйти: - Ладно, не обижайтесь. Нам обеим не помешает выпить.

Лина вдруг безмерно устала, спорить расхотелось. Вырвав руку, она прошла в конец темного коридора, не заботясь, успевает ли за ней Наполеон в юбке. Открыв тяжелую дверь, вошла в нетопленую комнату и отыскала пальцами выключатель. Две круглых люстры с шестью толстыми матовыми плафонами медленно разгорелись. Кабинет залило желтоватым светом. Слой пыли обозначился на открытых полках, пластиковых папках, корешках книг и рабочем столе. Лина запретила прибирать здесь и что-либо трогать. Она находила Яна в деталях обстановки и разных мелочах: ручке с истёртой пальцами золотой надписью; кожаном блокноте, раскрытом на давно канувшем дне; очках с металлическими дужками и в скрученном трубкой прошлогоднем номере Таймс. Казалось, в воздухе ещё витает лёгкий запах кубинских сигар.

Лина опустилась в чуть продавленное высокое кресло, погладила деревянные подлокотники и вздрогнула: от спящего камина повеяло могильным холодом.

- Чего вы хотите? - устало спросила она.

Эшли остановилась у стены, рассматривая картину с горчично-коричневыми водами Темзы.

- Я хочу поблагодарить вас за то, что вы делали для Яна последние пол-года. Это заставило меня поменять мнение о вас. Думаю, я была предвзята.

- Извинения приняты, - безразлично отозвалась Лина.

Эшли обернулась и расхохоталась.

- Ваш смех неуместен, - Лина сузила глаза.

- Да, бросьте! - она утёрла брызнувшие слёзы. - Вы не более ханжа, чем я, чтобы придавать значение условностям. Мы с вами не англичанки. Нам не понять тонкостей подобных церемоний. Да и Яну на это плевать, разве что, воспользовался бы случаем, облегчить денежные хлопоты траурного сборища.

Лина не спорила. Она сцепила ледяные пальцы, глядя как Эшли медленно пересекла комнату и остановилась у камина. Тонкая кисть легко скользнула по деревянной модели паровой яхты.

- Здесь должна быть выпивка. Невыносимо холодно и ужасно пересохло во рту.

- Виски? - спросила Лина ехидно и достала из шкафчика бутылку.

- Вполне. Итак, пооткровенничаем?

Недоверчиво вскинув брови, Лина молча плеснула янтарную жидкость в два стакана.

- Зная Олсена, могу предположить, что вы его единственная наследница. Хотя, эту тему мы не обсуждали.

- Почему вы решили, что её обсуждать буду я?

- Ян помог мне, когда у меня были личные трудности. Он много сделал для меня. Я перед ним в долгу...