Так, наверное, я и проспала часа полтора (а время было обеденное), пока в магазин не прибежала моя мама. Дескать, где ее дочь. Продавщица сначала пожала плечами, якобы давно уже ушла. А потом, глядя на совершенно опьяневшего грузчика, спросила: "Степа, а девочка точно из склада выходила?".
Всю испачканную земельной пылью, чумазую, как поросенка, меня, спящую, так и нашли в этом овощном подземелье. Мама уже сама набрала картошки, отругала продавца и грузчика, что они так бесцеремонно с клиентами обращаются, а продавец, наоборот, наорала на маму, что не надо маленьких детей в магазин отправлять, что надо самим ж... от дивана отодрать и приходить за товаром. Мама же в свою очередь сказала. что в магазине полная антисанитария, тут воняет тухлятиной и прилавки грязные, как в свинарнике корыта.
Назвали Галей, а надо было - Аней!
В 1985 году, осенью, у меня родилась сестра. Хотя мама с папой ждали мальчика, в чем их обнадеживали врачи. Сестра была младше меня на десять лет. Родители разрешили, чтобы я придумала ей имя. Я решила назвать в честь бабушки по папиной линии. В честь бабушки по папиной линии уже назвал свою недавно на тот момент рожденную дочь брат мамы. Так и стали сестру звать Галей.
Каким же мое было удивление, уже спустя много лет, когда я узнала, что бабулю зовут не Галя, а Аня, как и записано в ее паспорте. Оказывается, дедушка звал свою жену-хохлушку Галей, потому что мама бабушки кликала дочку на украинский манер Ганей. Дедушка же не понимал, что такое Ганя, ему больше нравилось звать жену Галей.
Но, ладно, я, а папа, столько лет прожив, никогда не интересовался, как на самом деле зовут его маму и был удивлен не меньше меня, когда я ему рассказала о паспортных данных. Мне тогда было лет тринадцать, я случайно заглянула в бабушкин паспорт, когда мы вместе с ней пошли на почту посылку получать. А бабушка, что интересно, никогда не откликалась на Аню, и всегда представлялась Галиной. Так что, позднее моя двоюродная сестра решила уже свою дочку назвать в честь паспортного имени бабушки - Аней.
Когда я в двенадцать лет приехала в Казахстан, то не обнаружила свою двоюродную сестру Таньку, которая была на два года младше. Она находилась в лагере.
А почему я не в лагере? Я так хотела там побывать и узнать, что же это такое - пионерский лагерь. В ближайшее воскресенье моя тетка вместе со своим вторым мужем, отчимом Таньки, собиралась проведать своих детей, потому что намечался родительский день в лагере. Я поехала с ней.
Какая красота была - не передать! Июль цвел и пах всем, чем только можно. Лагерь "Казахский Орленок" располагался на высоте, среди необычных гор и зелени. Солнце так ярко светило, что у меня, приехавшей с Крайнего Севера, поначалу кружилась голова, хотя я была в кепке.
Шел четвертый час дня. Танька выбежала к маме после сончаса, и мы пошли играть на большую чудную поляну возле лагеря, неподалеку от его мерзко скрипящих, кривых железных ворот с красной, немного облупленной, звездочкой. Муж тети Наташи - Вадим - взял с собой бочонок бражки и бутылку водки, что он и пил на солнцепеке. С собой он еще взял магнитофон "Романтик", из которого звучала Алла Пугачева, ее "Милилон алых роз" (эту песню Вадим, как и магаданский Грек, очень любил слушать и философствовать), и София Ротару "Луна, луна", словом, все те песни, которые слушал или просто знал каждый советский человек. Под эти песни, а еще репертуар Леонтьева и Лещенко, мы чувствовали себя на воздухе необыкновенно счастливыми. А тетя Наташа привезла разных вкусностей.
Неподалеку от поляны, в тени больших плакучих ив, текла речка. Чуть позже Вадим возле нее прилег, пуская пузыри и вытащив из красивых дорогих туфлей грязные пятки. Работал он токарем на кирпичном заводе, где тетя Наташа трудилась "пекарем" силикатных кирпичей, но всегда говорил, что он хоть и бедный, но из очень интеллигентной семьи.
Мы же с Танькой пошли купаться, сняв она - юбку, а я - джинсы. Наплескались от души. Волосы высохли быстро - из-за жары.
Наигрались вдоволь на поляне, наелись от пуза всяких бутербродов и выпечки, и Таньке надо было возвращаться в условленный час. Тетя Наташа собрала ей остатки еды, а я вдруг внизу пакета заметила сверток - это был копченый лещ, про которого все забыли. Больше всего переживал на этот счет Вадим - бражка выпита, а лещ - цел. Непорядок! Даже издевательство! Он психовал не на шутку.
Я же попросила тетю Наташу положить нам этого здорового копченого леща - она это сделала, хоть Вадим был против. Я почему-то, глядя на эту рыбину, подумала, что она мне не хуже щуки из сказки поможет исполнить желание. И по веленью леща быть мне в пионерском лагере. Словно внутренний голос мне шептал - возьми этого леща, и ты обязательно останешься в лагере.
Самозванка из " Казахского Орленка"
Я увязалась с пакетами провожать Таньку. На пропускном пункте про меня подумали, что я тоже ребенок из лагеря. А тетя Наташа осталась за воротами - она нервничала, потому что боялась опоздать на автобус, который тут крайне редко бывал - всего два или три раза в день. Я же самонадеянно махнула рукой тетке и сказала: "Остаюсь". Та еще долго металась за воротами, но ее торопил изрядно захмелевший муж, которому надо было еще срочно выпить, а пойло как назло закончилось. А меня будто бы сама судьба вела за заветной мечтой - не просто побывать в лагере, а пожить там. Навстречу нам шли плачущая девочка с мамой. Девочка упрашивала маму ее забрать. А ведь смена только началась - буквально дня три назад. Танька мне сказала, что эта девочка из их отряда, правда, она еще не успела узнать, как ее зовут.
Тут-то у меня и созрел план - остаться вместо этой девочки. Располагался Танькин отряд, куда попала и я, в небольшом деревянном домике-коттедже - в одной большой комнате жили девочки, в другой большой комнате жили мальчики, а в маленькой располагались воспитатель и вожатый. Мы сдвинули с Танькой наши койки - я именно с перестановки коек и начала свое пребывание в лагере, переселив одну девочку на другую кровать.
Никто меня из девчонок не спрашивал - откуда я взялась, мало ведь кто смыслил в организации лагеря. Но вечером нас стала проверять воспитательница, которая за три дня всех еще в лицо не запомнила. Было очень поздно - часов одиннадцать вечера, когда про нас вспомнила воспитатель. Выглядела она неважно. Еще когда я подходила с Танькой к коттеджу, а это было часов семь, я заметила, что воспитатель, вожатый и присоединившийся к ним физкультурник очень активно пили пиво. Увидела я это в приоткрытой к ним двери. Я постояла возле двери, послушала, и мне будто бы снова внутренний голос сказал, что все будет в порядке.
А сделала я такой вывод потому, что следящие за нами люди были совершенно пьяны - физкультурник должен был проводить занятия с детьми, а воспитательница с вожатой должны были собрать отряд для спортивных упражнений. Но вместо этого перепившие воспитательница и вожатая стали драться из-за толстого физкультурника, который ходил возле них и успокаивал: "Да хватит вам, девчонки, ну давайте лучше еще пивка бахнем. Водка кончилась, зато пиво есть!". А самому будто бы нравилось, что из-за него молодые девки спорят. Разнял он их, по разные койки рассадил и налил им по кружке пива.
Мы же, наведя с Танькой шухер в большой комнате, где находилось примерно человек одиннадцать, стали вкусности перебирать, да девчонок угощать - бабушка у нас такое печенье пекла, что просто пальчики оближешь. Жевали мы все всухомятку, да на койках валялись. Я Таньку тихонько пытала - ну, вспомни, пожалуйста, как зовут девочку, которая уехала с мамой из лагеря. Спрашивала я и других девчат - одни говорили, что ее Нина зовут, другие - Валя или, может, Света. Я была на год - два старше тех, кто был в этом пятом отряде, к которому я прибилась. Но поскольку роста я была небольшого, то никто этого и не замечал.
