А фотограф, которого она держала за конец растянутой и заляпанной кетчупом (видно от ранее съеденного шашлыка) футболку, все время порывался уйти, потому что ему срочно надо было опохмелиться. Он уже, не стесняясь окружающих, говорил: "Мне пора по рюмашке, дамочка! У меня режим!". Тогда я подумала, что водку тоже надо по режиму пить, как и лекарства, надо же, а папа ведь пьет, когда придется!
Одна, наверное, самая наглая оса, все же укусила - только не меня, а фотографа, от которого за километр перло сивухой. Прямо в щеку - как ужалит! Фотограф взвизгнул, как недорезанный поросенок, и сначала присел на колени, а потом вскочил и побежал. Мама же кричала ему вслед: "Бутафорию заберите, мужчина!". И поспешно, как попало начала стягивать с меня ободок, который и так был завязан на узелки. Она их развязывать не стала, а принялась стягивать - чуть ли не со скальпом. Вот кто оказался самым настоящим индейцем-потрошителем - я думала, щас мои волосы где-то на песке будут лежать.
У мамы эта фотка, где я смотрю на фотографа исподлобья, хранится на самом почетном месте в альбоме - именно потому что получился шикарный загар.
А Будулай вернется?
В Евпатории, где мы тоже отдыхали в рамках нашего черноморского путешествия. я чуть не потерялась. Мама, пока ходила по частному сектору, расползшемуся маленькими домишками по всему Черноморскому побережью, присматривала себе жилье. (Все мечтала с Севера уехать на Черное море жить, но так эта мечта и не осуществилась, увы).
Я отвлеклась на то, как красиво, в ряд, плыли дельфины. Моему восторгу не было предела - они так близко подплыли к берегу, что мне хотелось к ним подбежать и уплыть вместе с ними. Я уже, когда оглянулась и не увидела маму, решила никуда не уходить - сработала интуиция, что надо быть на месте и тебя найдут, если, конечно, я нужна тем, кто будет меня искать. Всегда я насчет этого сомневалась, но, все же, на самом деле родители меня любили, хотя своей непонятной любовью - мама по затылку могла ударить, а папа и вовсе на "горох" коленями ставил, поскольку эту эффективную методику воспитания непослушных детей ему посоветовал хороший друг.
Я топталась на месте, и когда уплыли далеко дельфины, прошла несколько шагов до большой поляны, на которой от ветра раскачивались качели - старенькие, но покататься, а за одно посидеть-отдохнуть было можно.
И тут вдруг из ближайшего домика ко мне двинулась целая ватага темнокожих детей. Я сначала подумала, что их тоже мороженым - шоколадным - измазали для съемок. Но это оказались цыганские дети. Они что-то на своем языке принялись мне объяснять, стаскивать с качелей, но побить меня не успели.
За ними вышла невысокая женщина в платке, завязанном хвостами назад, и в длинной юбке. И тут вдруг я поняла, что где-то эту женщину видела. Она стояла и ругала своих ребятишек, а мне кивала, что я могу беспрепятственно покачаться на качелях. Я качалась и смотрела на женщину, пытаясь вспомнить, где ее видела. И тут меня прожгло: она же в фильме "Цыган" снималась - подруга главного героя.
Сама не зная зачем, я, уже сойдя с качелей, спросила ее:
- А вы не знаете, Будулай вернется? - да так серьезно спросила, с большой тревогой в глазах, будто бы о самом близком человеке на свете.
Вот вроде бы трагичная история: я в совершенно незнакомом мне городе, на другом краю земли потерялась, но не паникую, не плачу, а мне всего шесть лет. Более того - я еще и переживаю за чужого человека! За какого-то Будулая, фильм про которого смотрели мои родители? И совсем не жалуюсь никому, что мама куда-то ушла.
Это был 1982 год - до съемок продолжения фильма "Цыган" оставалось еще три года. Наверное, и сама цыганка-актриса еще не знала, что будет сниматься "Возвращение Будулая", поэтому ответила она на мой неожиданный вопрос совершенно равнодушно:
- А мне почем знать? Может, и вернется. А ну-ка пошли, пошли домой, сейчас на базар собираться надо.
И цыганка погнала своих детей домой - собираться на рынок. Может, не я одна такая была, спрашивавшая - а вернется ли Будулай, на тот момент очень популярный герой.
Об этом я узнала, уже позднее, когда вся страна смотрела по телевизору продолжение фильма с Кларой Лучко и Михаилом Волонтиром, а могла бы не узнать. Либо меня мама не нашла бы, и тогда мне пришлось бы прибиваться к цыганскому табору, либо меня мама могла прибить на месте, что она и пыталась сделать, когда все же увидела меня возле качелей. Она на несколько рядов оббежала частный сектор в поисках. "Любит, значит, раз нашла!" - снова в моей детской голове щелкнула эта так необходимая каждому ребенку мысль.
Красная площадь и Мавзолей
Проездом мы были в Москве. Как любому уважающему себя советскому гражданину, в столице страны надо было ознакомиться с достопримечательностями. Как же это - не побывать на Красной площади и в Мавзолее! Почти позор! Так что, мама и потянула меня, тоже растущего гражданина, в центр дорогой всем и горячо любимой столицы.
Красную площадь я почему-то не помню: не врезалось в память, а вот Мавзолей, к которому была огромная, но быстро двигающаяся очередь, я запомнила.
Мама мне пыталась объяснить, что Мавзолей - это такое одиночное кладбище, только покойник там лежит не захороненный. Но мне стало страшно. Мама путалась в объяснении, говоря, что в данном случае этого покойника не положено захоранивать, что он должен лежать в большой каменной гробнице, потому что он - Ленин.
Я тогда в шесть лет про Ленина знала одно стихотворение, услышанное во дворе от детей; "Я маленькая девочка, я замуж не хочу, купите мне сандалики, я Ленина люблю". Это стихотворение читали в разных вариациях, но я запомнила со строчкой про Ленина и тоже повторяла данную чепуху. Мама, наконец, когда мы совсем близко подходили ко входу Мавзолея, потому что очередь двигалась слишком быстро, снова что-то сообразила и начала мне говорить:
- Здесь лежит наш дедушка...
- Какой дедушка? Деда Коля Степан? - так я звала в детстве своего деда по папиной линии - Николая Степановича. Мама, понимая, что опять говорит что-то не то, больно дернула меня за руку и буркнула: "Вождь тут лежит!"
- А, вождь индейцев! - рассудила я вслух, вспоминая фильмы про чуманчу, которые я любила.
- Да причем тут индейцы. Это Ленин, он коммунизм начал строить! Тьфу ты. Словом, когда-то он был самым главным в стране, понятно! И сейчас остается самым главным, хоть и умер! Мы бы жили при царе, если бы не Ленин! - наконец торжественно воскликнула мама.
В Мавзолее было темновато, да и на улице, как я поняла, было темно - шел ко всему дождь, а у нас зонтиков с собой не было. Зашли мы в Мавзолей, как мокрые курицы. Впереди нас точно такая же была и старушка - в белом платочке, в телогрейке и галошах, которые ей размера на два точно были больше. Мне интереснее было наблюдать за этими все время спадывающими с пяток галошами. На Ленина я смотрела совершенно спокойно, хотя я не поняла, зачем это сухонькое тельце и маленький желтый череп здесь держат. А бабушка впереди как стала причитать, глядя на величественный гроб: "Господи, да какой же ты маленький, сухонький! Да что же с тобой делают, что ты так сохнешь! А я думала, что ты как живой лежишь, товарищ Ленин!"
- А может, он еще и говорить сейчас должен? - громко за моей спиной сказал высокий, в красивом, как и у Ленина, костюме грузин. Началась перепалка, и бабушку-колхозницу вывели стражи за ручки. Ее черные и в некоторых местах с дырами галоши остались в Мавзолее - их потом ей вынесли.
Так что, толком я и не разглядела дедушку Ленина - может, и хорошо, что не сделала этого. Ленин - он ведь, действительно, должен быть всегда вечным и молодым. Он ведь строил то, что мы, "дети коммунизЬма" еще успели пожать, потому что пока еще все "пахло" социалистическим строем.
