В этом парке я не был уже давно. С того самого дня, когда погибли родители. И не пошел бы туда, если бы не Сара. Согласился только ради нее. Если это хоть немного отвлечет ее от мыслей об Аманде и сделает счастливее, я готов ей это дать.

Всю дрогу она крепко держала меня за руку, будто боялась, что я могу внезапно уйти.

Мы шли молча, глядя перед собой. Не знаю, что на этот счет думала Сара, но мне было не по себе. В голове то и дело вертелась мысль, что нам совершенно не о чем разговаривать и что у нас, попросту, нет ничего общего.

Но в любой ситуации я старался искать вторую сторону. И этой второй стороной нашему молчанию стало простое объяснение: мы мало друг друга знаем, и боимся сказать то, за что потом будем друг друга осуждать.

Пока я над этим раздумывал вместо того, чтобы хоть о чем-то заговорить, мы подошли к парку.

Уже стемнело. В темноте он казался отдельным островом, где уже давно образовалась другая жизнь: со своими законами и традициями, в которых не было места тоске и унынию.

Чем ближе мы подходили к входу, тем ярче становились разноцветные огни, и тем отчетливее слышались восторженные и радостные крики. Я понял, что мы пришли именно туда, куда нам обоим было нужно.

Помню, как еще в детстве мы простаивали часовую очередь, изнемогая от желания поскорее попасть внутрь. Но в рабочие дни, даже по вечерам, здесь никто не толпился.

Оставив позади яркую вывеску "Остров счастья" над входом, мы сразу вышли на главную площадь. Здесь почти ничего не изменилось. В центре все также стоял большой фонтан, который включали только летом. Казалось, даже торговые палатки и продавцы были те, что и пятнадцать лет назад. И все тот же смешавшийся воедино запах хот-догов, лимонада и сладкой ваты.

- Как же давно я его не слышал, - подумал я, незаметно втягивая будоражащий воспоминания воздух. Он незаметно перенес меня в детство. Сейчас я был мальчишкой, которого вели родители в тот сказочный и необычный мир, встречи с которым я ждал всю неделю.

- Дэни, родной, только не убегай далеко, - слышал я за спиной нежный голос мамы, но шёл все быстрее, становился все дальше от неё, и все ближе к зовущим меня приключениям.

- Мамочка, ну давай быстрее! Я хочу везде успеть, - отвечал я, оборачиваясь, но, не сбавляя шаг.

- Дэниел, не забывай про свое обещание, - слышал я строгий голос папы.

- Я помню, помню. Я буду вести себя хорошо. Только давайте пойдем быстрее, - умоляюще кричал я.

Я видел вдалеке аттракцион, где внутри летающей тарелки меня ожидало настоящее путешествие по галактике и сражение с существами, пытающимися уничтожить планету. И вот я уже бегу. Я бегу быстрее. Я хочу спасти этот мир. Я хочу быть супергероем. Задыхаясь от восторга и, сгорая от нетерпения, я все больше прибавляю шаг, постоянно огладываясь, чтобы не потерять родителей из вида. Но, обернувшись в очередной раз, резко замираю на месте и взволнованно смотрю по сторонам. Вокруг тихо и пусто...

- Мама?! - испуганно и чуть слышно произношу я.

- Что?

Этот вопрос и показавшийся сначала незнакомым голос вернули меня в реальность. Я резко повернулся на звук. Рядом шла Сара.

- Что ты говоришь? - повторила она вопрос.

- Я? - в полной растерянности я не понимал, что она пытается выяснить. - Ничего не говорил.

Она удивленно посмотрела на меня, но ничего больше не сказала.

Пересекая площадь, мы медленно пошли вглубь этого сказочного острова, где нас окружали дети: кричащие, смеющиеся, убегающие от родителей. Мы с Сарой казались здесь лишними, будто очутились на чужой земле. Но ее ничего не смущало. Мне перестало казаться это удивительным, когда я вспомнил, где она работает.

- Сара, а почему ты выбрала такое странное место работы? - мне вдруг на самом деле стало это интересно.

- Странное? Мне оно таким не кажется, - спокойно ответила она.

Признаться, другого ответа я и не ожидал.

- Ты каждый день общаешься с мамолетними убийцами, отдаешь им часть своей жизни в то время, как могла бы, например, путешествовать по миру.

- Мир мне не кажется настолько интересным, как человеческая душа. А эти, как ты говоришь малолетние убийцы, тоже имеют душу. И порой такую, которой нет у тех, кто в своей жизни не убил даже насекомого. Все эти ребята не плохие, они просто запутались.

Я шел молча, рассматривая плитку под ногами, которой были выложены дорожки, расходящиеся в разные стороны. Свернув на одну из них, мы, не сговариваясь, направились к ближайшей скамье, и сели. Сара прижалась ко мне и взяла за руку.

Здесь было самое тихое место в парке. Нас окружали плотно стоящие друг к другу деревья, перед которыми были высажены невысокие кустарники. Они, словно изгородь, тянулись вдоль дорожек, и, казалось, им нет конца.

Мы были здесь одни.

- Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедшая и защищаю их, - после продолжительной паузы она продолжила говорить. - Но это не так. Я никого не оправдываю. Они попадают сюда заслуженно. Но у них внутри такая пустота, что иногда становится страшно. Потому что ее никто никогда не пытался заполнить. В них никто не влил любовь и сочувствие. Поэтому они такие, какие сейчас. Им просто нужно помочь разобраться в этом и дать то хорошее, что может быть в каждом человеке.

- И ты, правда, веришь, что они могут исправиться или измениться?

- Не думаю, что человек может внезапно измениться. Это долгая и серьезная работа над собой. Кому-то проще оставаться с тем, что есть, чем тратить время на то, чего, возможно, в итоге не произойдет. Но даже у самых безнадежных бывают проблески. Вот, например, недавно один из них подбросил мне письмо. С признанием в любви. Я долго смотрела на эти слова, написанные с ошибками, и у меня наворачивались слезы. Мне было так страшно, что та боль, которую я ему причиню, сделает его еще хуже. Я долго собиралась с мыслями, подбирала правильные слова. Он вроде бы меня понял. И через несколько дней написал, что это была не любовь, а благодарность. Ведь, несмотря ни на что в глубине души, они тоже хотят, чтобы их любили, понимали, и не осуждали. Ведь они дети. И когда ты к ним хорошо относишься, они отвечают тем же. Тогда у меня появляется надежда, что они сюда больше никогда не вернутся.

- И ты им, правда, веришь?

- Я хочу верить. Но я всегда настороже. Никогда не знаешь, что на самом деле у каждого из нас внутри, и какой из демонов проснется завтрашним утром. Я давно убедилась, что человек самое внезапное существо. Сегодня он может осуждать убийцу, а завтра сам кого-то убить. Я постоянно пытаюсь их отвлечь и чем-то занять. Прошу, например, стихи писать.

- Плохо я себе это представляю, - усмехнулся я.

Проработав несколько лет в газете, я побывал ни на одном судебном заседании с убийцами, и честно, говоря, последнее, что мог о них подумать, так это то, что они смогут хоть что-то написать.

- Пишут. Некоторые тайком, пока никто не видит. Боятся, что над ними будут смеяться. А потом приходят, чтобы услышать мое мнение. И я всегда говорю, что мне нравится. Даже если там непроходимый набор слов, выстроенный столбиком.

- Ты врешь им? Может, наоборот стоит говорить правду. Они должны знать, что похвалу нужно заслужить.

- Нет, я никогда не скажу им этого. Неважно, насколько это хорошо написано. Важно то, что они вложили в это душу, и были честны. Я не имею права осуждать их души и честность. Особенно, когда они имеют смелость поделиться самым сокровенным.

Я молчал.

- Принес мне как-то один из ребят, вернувшийся в колонию в третий раз, несколько строк про маму. Я до сих пор их не могу забыть.

Помолись за меня, мама

Над одиноким пламенем свечи,

И улыбнись в душе мне, мама

Закрой глаза. Врозь помолчим.

Помолчим над тем, как все безнадежно,

Над тем, как падает холодный снег,

Как заблудиться в темноте можно,

И как никогда не выйти на свет.