I ГЛАВА

Мне кажется, люди делятся на два типа. Одни, скрываясь за маской радости и беззаботности, прячут глубоко внутри еще свежие раны. День ото дня они борются с тоской и отчаянием, пытаются заглушить боль, разрывающую их растоптанные души. Они снова хотят любить и верить. Они хотят помнить свою жизнь до мелочей: каждое слово, каждый взгляд, каждое прикосновение. Они хотят сохранить в памяти каждую прожитую минуту, боясь однажды что-то потерять. Ведь память - это самое дорогое, что у них осталось. А, может, даже единственное.

Они все еще уверены, что время их излечит, даст силы, и еще один шанс на счастливый финал. Но эта надежда лишь продлевает их мучения, всегда держась на расстоянии. Она ведет за собой в тупик и бросает в тот момент, когда больше всего нужна.

Другие, уже не в силах во что-то верить, пытаются спрятаться от мира, с каждым днем ненавидя себя все больше и презирая все бо?льших. Эти люди мечтают стереть свою память до последней буквы, запятой и точки. Они ждут того утра, когда, открыв глаза, первое, что почувствуют - это умиротворение и спокойствие. Для них наступит новый день, еще не запачканный болью.

Я отношусь ко второму типу. И единственное, что меня отличает от многих - мне не придется больше ждать. От того утра, когда начнется мой новый день, каждый из которых свяжет новую жизнь, меня отделяют всего несколько часов.

К этому дню я готовился долгие месяцы. Я то был уверен, что готов изменить свою жизнь, то пугался и передумывал. И так пока однажды утром не проснулся с полным осознанием, что теперь действительно готов. В тот же день я отдал себя в руки ученым, которые должны были подготовить меня к уничтожению некоторых воспоминаний. Ежедневные тесты и обследования, и вот уже через месяц я получил разрешение на операцию.

Два года ученые добивались одобрения Министерства здравоохранения. А потом и разрешения Правительства, которое и взяло на себя все расходы. Но лишь до тех пор, пока операция не сменит статус научного эксперимента на статус официального и утвержденного способа лечения. После этого каждый уже сам будет расплачиваться за новую жизнь.

Единственным запретом был и останется возраст. Стереть воспоминания могли только те, кто достиг восемнадцати лет. Остальные же, с разрешения родителей и врачей, наблюдавших ребенка. Это касается тех, кому не смогли помочь психологи, различные техники внушений и даже гипноз. Я лично не верил, что подобные методы могут помочь, поэтому никогда не рассматривал их, как реальную помощь. Я все больше убеждался, что не просто хочу уничтожить безвозвратно полжизни, а должен. Должен самому себе. Ведь сейчас я ненавижу свою жизнь: почти каждый, кто в ней появлялся, оказывался лжецом, лицемером или предателем. А то и тем и другим сразу. Порой я готов был пройти через каждый круг ада, только бы не помнить события и людей, не чувствовать той боли, которую причиняют воспоминания о них, и тянут меня ко дну. В бездну горечи, безысходности и сожаления.

Я уверен, что у каждого из нас свой путь, который мы пройдем вне зависимости от нашего желания или нежелания. И раз мой путь сложился так, что о нем не хочется вспоминать, то пусть будет так. Я не хочу жаловаться и пытаться вызвать сострадание. Никогда этим не занимался, уверенный, что рано или поздно найду решение. Мне хотелось быть сильным. Но я боялся. Боялся самого себя и того, что выбираю не ту дорогу, не тех людей и не те обстоятельства. Хотя, скорее, они всегда выбирали меня.

За три года существования операции, в научной лаборатории побывали около сотни человек со всей страны. Меня, признаться, даже радовало, что я не один такой неудачник, который не смог построить свою жизнь так, чтобы потом не приходилось ни о чем жалеть.

Я был уверен, что все изменится. И, несомненно, к лучшему. Дважды быть неудачником - это уж слишком. Даже для меня.

Перед тем, как серьезно задуматься об операции, я изучил множество историй тех, кто уже прошел через нее. На фото и на экране телевизора их лица действительно выглядели счастливыми. Некоторые даже чересчур. Но разве счастья может быть много? Его сколько человеку не дай, все будет мало.

Эти истории не всем внушали столько доверия. Второй тип людей, которых оказалось достаточно много в моем окружении, всячески пытались меня отговорить. Даже деньги взаймы предлагали. Не спрашивайте зачем, они и сами не знают.

Но мое решение было окончательным, утвержденным и подписанным. Уже сегодня вечером часть моей памяти будет уничтожена навсегда. Отформатирована, как жесткий диск без шансов на восстановление.

Времени было не так много. Ровно в четыре часа дня нужно быть в лаборатории и заполнить оставшиеся документы.

За несколько дней до назначенной даты пришлось немало потрудиться, удаляя со всех адресов письма, сообщения, и звонки с телефона, чтобы потом даже случайно на них не натолкнуться. Хоть я и не вспомню тех, кто все это отправлял и события, сопутствующие этому, решил не рисковать и уничтожить даже любые зацепки.

Кстати, квартиру тоже пришлось сменить, чтобы как-то невзначай никто из "стертых" не наведался или не прислал поздравительную открытку.

Одно из тяжелых воспоминаний, которое останется нетронутым - воспоминание о родителях, погибших в автокатастрофе еще пятнадцать лет назад. Тогда мне было одиннадцать.

Боль от этого известия до сих пор не отпускает меня, вновь и вновь восстанавливая в голове картину тех страшных событий, которые навсегда изменили мою жизнь.

Несмотря на постоянно кровоточащую рану в сердце, я ни за что не позволю себе забыть родителей и день, когда не смог их больше обнять.

Хоронили их в закрытых гробах. После столкновения с грузовиком машина мгновенно загорелась. Родителей достали из нее спустя лишь несколько часов.

В день похорон я был словно в тумане. Мне казалось, что я тоже умер, а неприкаянная душа все еще бродит среди людей.

Одно я понимал четко - несправедливая жизнь отняла у меня то, что я любил больше всего на свете. И то, что я боялся потерять больше всего на свете.

Воспоминания как яркие вспышки перед глазами, ослепляющие до слез: два гроба рядом. Их опускают так глубоко, что мой взгляд больше не может их удержать. Чья-то рука меня крепко держит, пока слезы душат, как петля. Я вырываюсь и падаю на колени.

- Мама! Мамочка, вернись! Я люблю тебя, мама! - я плачу. Я умоляю их не оставлять меня. Мне хочется броситься вниз, прижаться к маме и взять за руку папу, и как раньше пролежать до самой ночи, болтая о всякой ерунде и смеясь до слез над разными глупостями.

Но они становятся все дальше от меня. Все больший слой черной земли забирает их, а вместе с ними и мое сердце.

Несколько недель прошли в полном бреду. От разрывающей грудь боли, я не мог шевелиться, не мог дышать. Я молил о смерти, как о единственном спасении, способном избавить меня от этого кошмара.

Но я навсегда запомнил родителей улыбающимися и счастливыми. Из той ячейки, где хранится память о них, я никогда не позволю что-то удалить или изменить.

Ровно в половину четвертого подъехало такси. Машину я заказал еще два дня назад. Так сильно боялся опоздать и так сильно старался приблизить этот день.

Но, несмотря на все волнения и страхи, все шло точно по плану.

Даже погода была на моей стороне. Впервые после долгой зимы мы все, наконец, увидели солнце, и почувствовали его тепло.

Я открыл окно и впустил весенний воздух, все еще холодный, но уже не обжигающе тяжелый. Комната наполнилась шумом проезжающих мимо машин: окна в квартире выходили на оживленную магистраль. В отличие от многих, я не искал вид на цветущий тихий двор. Мне нужен был уличный шум, который позволял бы чувствовать себя не таким одиноким.