Я снова вышел на улицу и приподнял воротник пальто, прячась от небольшого, но пронизывающего ветра. В начале марта это было в порядке вещей.

До главного входа оставалось еще несколько метров. Но я уже четко видел небольшую темно-золотистую табличку с черной надписью "Научая лаборатория по удалению памяти". Она выигрышно смотрелась на невзрачной стене.

Два фонаря, стоявшие, по краям широкого, с тремя ступеньками, крыльца, напомнили мне стражников, охраняющих в детских сказках дворец. Такие же безжизненные и одинокие.

Дверь была открыта. Внутри меня уже ждал один из сотрудников.

- Добрый день, мистер Коллинз, - сказала Аманда Уоккер, имя которой я прочел на бейдже. - Нам с Вами нужно будет заполнить еще несколько бумаг, и профессор Стоун займется подготовкой к операции.

- Да, конечно, спасибо, - прозвучали мои слова, как давно заученные и отрепетированные. Словно снежная лавина на меня внезапно обрушились тревога и волнение. Рука потянулась к щеке, но я впервые успел вовремя себя остановить.

- Идите за мной, - сказала Аманда, и резко развернувшись, пошла вперед. Я следом. На этом наш с ней диалог был закончен.

В лаборатории я оказался впервые. Все обследования и тестирования перед операцией проходили в клинике, находившейся в самом центре города напротив здания Правительства.

Я шел за Амандой по узкому длинному коридору вдоль белых стен, задерживая взгляд на дверях без табличек и надписей. Я все ждал, что сейчас, как это обычно бывает в больницах, из кабинета в кабинет начнут ходить врачи, создавая шум и движение. Но этого не происходило. Вокруг стояла неуютная, вызывающая непроизвольную дрожь тишина. Ее лишь нарушали каблуки Аманды, соприкасающиеся с вымытым до блеска светло-серым кафелем. Да и сама Аманда на первый взгляд казалась воплощением того идеала, который изображают художники и музыканты: темные волосы, собранные в хвост, большие глаза и большие губы, гармонично смотревшиеся на узком, немного вытянутом лице. Эту гармонию нарушал лишь ее отчужденный и потерянный взгляд. Будто из нее высосали всю жизнь и человечность.

- А что, кроме меня сегодня никто больше не решился на операцию? - спросил я, разглядывая тянувшиеся вдоль потолка, словно рельсы, люминесцентные лампы, скрывающие своим ядовито-белым цветом наши тени.

- У профессора все время расписано, - серьезно ответила она, не оборачиваясь. - Да и ни к чему здесь толпы собирать, вы не в цирк пришли. К тому же не каждому захочется светиться и предавать огласке свое лечение. Это все-таки медицинское учреждение.

На вид ей было не больше двадцати лет. Но когда она начинала говорить, мне казалось, ей далеко за тридцать. Каждый мускул на ее лице напрягался так, будто ей было больно говорить и еще больнее думать.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, мы прошли мимо еще нескольких кабинетов и остановились у двери в самом центре здания с табличкой "Профессор медицинских наук, врач высшей категории Ричард Стоун".

Науке он посвятил всю жизнь. После окончания университета работал в психиатрической больнице, пытаясь найти способ вылечить ее пациентов. Несколько лет, будучи тогда еще доктором Стоуном, он разрабатывал методики, которые могли бы вернуть людей к нормальной жизни. Но так и не успел закончить начатое. Подающего надежды врача переманили к себе ученые Института мозга, где благодаря упорному труду и большому багажу знаний, он сделал великое открытие, подарив людям надежду на счастье и исцеление своего "Я".

Над этим открытием профессор работал больше десяти лет, и еще столько же усовершенствовал изобретение, стараясь свести к минимуму сбои и ошибки, как во время операции, так и после нее.

Подробности самого процесса держали в тайне.

- Разглашение какой-либо информации может только повредить, - цитировали его СМИ. - Для наших пациентов не столько важен процесс, сколько результат. А результат превзошел все наши ожидания.

Об ошибках нигде не сообщалось. Либо их, действительно, не было, либо их тщательно скрывали.

Мечтая долгое время избавиться от ненужного хлама в голове, об ошибках уже никто не думал. Я, например, все время гнал от себя эти мысли.

Но знаю людей, которые не хотели верить, что операция поможет им стать счастливыми. Вместо этого они мечтали покончить с собой. Было время, когда я тоже этого хотел. И не просто хотел. Я вынашивал план, обдумывая, как лучше сделать, чтобы никому не доставить неудобств. Но всякий раз, когда на это решался, мне что-то мешало, находились какие-то внезапные дела, которые я не мог не завершить перед смертью.

И вот так я дожил до того дня, когда ученые стали удалять ненужные воспоминания таким как я. Чтобы спасти хотя бы от смерти, раз уж нам так не хотелось жить. Я не мог объяснить ни себе, ни кому-то другому, почему думал о смерти, а потом решился на удаление памяти. Не мог понять, почему чувствовал себя настолько несчастным, что готов был без раздумий, например, сброситься с крыши. Это чувство просто было внутри.

Может кто-то из знакомых бы даже сказал, что у меня не было причин для переживаний. Но не причины здесь важны, а то, как я себя чувствовал. А чувствовал я себя отвратительно.

Чтобы быть счастливым, нужно, по крайней мере, перестать рыться в своей памяти. Но как это сделать, если там как в сундуке полно всего, и черт знает, что творится. Одним словом - бардак. И когда пытаешься навести порядок, втягиваешься и начинаешь копаться в воспоминаниях, как в куче старых проеденных молью вещей, от которых давно бы пора избавиться, вместо того, чтобы хранить на всякий случай, и тащить с собой через всю жизнь.

Перед тем, как войти в кабинет, Аманда постучала в дверь. И только через пару секунд опустила ручку, и мы вошли.

- Добрый день, Мистер Коллинз!- профессор Стоун встал с кожаного кресла у своего стола, подошел ко мне и, улыбаясь, крепко пожал руку. - Как поживаете?

- Спасибо, хорошо. Думаю, завтра утром буду еще лучше, - ответил я таким же крепким пожатием, словно ища в этом жесте поддержки и понимания.

Сегодня профессор казался мне каким-то особенным. В его взгляде было что-то невероятно сильное и решительное, что внушало доверие.

- Я подготовил пакет документов, нужно заполнить несколько бланков и анкету, - указал он на стол со сложенными в аккуратную стопку бумагами. - Я оставлю Вас с моей помощницей, она ответит на все вопросы, если они возникнут. А я отправляюсь в операционную, где мы вскоре и встретимся.

- Жду с нетерпением! - натянуто улыбнулся я, чтобы скрыть волнение.

Профессор положил руки в карманы своего белого халата и ровной уверенной походкой вышел в открытую дверь.

Под пристальным взглядом Аманды, я занял указанное мне место за столом.

Фамилия, имя: Дэниел Коллинз

Возраст: 26 лет

Группа крови: 2, резус: отрицательный.

Серьезные заболевания: нет

Перенесенные операции: нет

Аллергия: нет

Употребление наркотиков: нет

Алкоголь: бывает

Курение: нет

Бессонница: случается

И еще несколько десятков подобных вопросов, направленных на повторную диагностику. Каждый раз очень важно было указать дату и поставить подпись.

Пока я заполнял бумаги, не заметил, как тревога сменилась спокойствием. Я как никогда был уверен в правильности своего решения и желал поскорее оказаться на операционном столе.

- Мистер Коллинз, все готово! Если Вы все заполнили, я провожу вас в предоперационный зал, - сказала Аманда после разговора по телефону с кем-то из сотрудников.

- Да, конечно, я уже готов, - ответил я, одновременно поднимаясь со стула и ставя последнюю подпись на документах.

Оказавшись по другую сторону кабинета, мы снова пошли по длинному коридору, пока перед нами не показалась приоткрытая дверь. Аманда вошла первая. Я следом.

- Мистер Коллинз, Вам нужно надеть этот халат, - она указала на стул, где лежал аккуратно сложенный светло-голубой халат. - Сообщите, как будете готовы, нажав на кнопку на стене у двери. За Вами подойдут санитары.