Не говорил. Вероятно, потому что она отнюдь не красивая. Умная, способная, может, даже сексуальная, если как следует постарается, но… Такер убрал волосы ей за плечо, провёл кончиком пальца по её груди, и Сара почувствовала себя красивой.

Он притянул её к себе, их губы едва соприкасались. Щёку обдало его дыханием, мягким, тёплым и… нежным. Всё происходящее было невероятно нежным и романтичным – совсем не таким, как Сара ожидала от Такера.

Он и сам оказался не таким, как она ожидала.

Сердце сжалось, закружилась голова. Его большие и грубые ладони скользили по её плечам, гладили бёдра. Когда Такер снял с Сары нижнее белье, она ощутила, как по коже пробежали тысячи крошечных мурашек. Поцелуй был долгим и глубоким, и Сара разомлела. И уже едва не растекалась по столу, когда Такер наконец отстранился и, не сводя с неё глаз, сбросил с себя одежду.

Его взгляд затуманился, стал жарким и тёмным. Такер намотал её волосы на ладонь и, держа Сару в плену, вошел в неё. В этом было что-то первобытное, дикое и… правильное.

Он приблизился к её лицу, и Сара втянула его дыхание.

– Ещё, – прошептал Такер и поцеловал её. – Ещё.

Он двигался легко, почти лениво, и Сара без усилий подстроилась под ритм. Касалась и пробовала на вкус, как это делал он. Вздыхала. Такер осторожно перекатился, и она оказалась над ним на твёрдой столешнице. И любуясь нежностью в его глазах, опускалась на него снова и снова.

Угасающие лучи солнечного света проникли в окно, воздух вокруг засиял алым пламенем.

Сара наслаждалась этим. Наслаждалась Такером.

– Ты меня убиваешь, – пробормотал он, впиваясь пальцами в её бедра. Не для того, чтобы ускорить, а в попытке сохранить ускользающий контроль.

Такер дрожал, и удовольствие от осознания того, что это она почти довела сильного мужчину до грани, подтолкнуло Сару вознести его на вершину.

Такер прошептал её имя, излился в неё, и Сара почувствовала, как отдала всю себя.

Гораздо больше, чем собиралась.

Элли честно старалась проникнуться игрой музыкантов, вполне неплохо исполнявших «Carolina Girls», однако каждый удар барабанов болью отдавался в голове.

Уилл наконец вытащил Харлана из какого-то дешёвого притона на одном из удалённых островов, но, как и всегда, лучше б не вытаскивал и позволил ему самому вернуться домой. Харлан огрызался и нападал. Уилл злился и демонстрировал отвращение. Эти два дня Элли будто жила в золотой клетке с двумя рычащими ротвейлерами.

Она нуждалась в воздухе. В возможности притвориться, что всё нормально, просто замечательно. И забыть, что папа тает прямо на глазах, а Харлан спивается. Что Уилл работает на износ. Что Брэн не находит себе места от скуки.

«А ещё нужно убедить себя, что прошлое осталось позади, - пронеслась мысль при взгляде на Уэсли, кружащего по лужайке в обнимку с рыжеволосой девицей, в которой Элли узнала младшую библиотекаршу. – И что мне нравится нынешняя жизнь».

А почему нет? У неё появилась любимая работа, рядом верные друзья. И плевать, что за последние полгода не перепало ни одного свидания. Элли не нуждалась в мужчине для полного счастья – особенно в таком, что, по сути, её использовал.

Прижав руку к бунтующему животу, она подумывала отправиться домой. Просто смешно, что женщина, которую готовили устраивать изысканные приёмы для местных сливок общества, нервничала из-за простой вечеринки в парке.

Она чуть не струхнула, когда поняла, что Сара останется с Такером, а значит, придётся идти одной. Но, слава богу, Элли уже не двенадцать, и это не школьная дискотека. Осознав, что слишком привыкла во всём полагаться на подругу, она таки взяла себя в руки и облачилась в игривое красное платье в горошек.

И теперь чувствовала себя неуютно в этом вычурном наряде, поскольку никто не обращал на неё внимания.

Мимо, смеясь, прокружили танцующие, и Элли ощутила горячую вспышку гнева. Не на библиотекаршу. Против Диди Маккены она ничего не имела, да и права ревновать обнимавшего её мужчину тоже. Элли даже не на Уэсли злилась.

Нет, она злилась на себя.

– Привет.

Грохот переместился из головы прямо в сердце.

«Глупость какая, – подумала Элли, оборачиваясь навстречу сияющей улыбке Мейсона. – Просто глупость».

– Здравствуй. – Вот тебе и остроумный ответ.

Всему виной его сногсшибательная внешность. Заходящее солнце золотило и без того светлые пряди, а глаза Мейсона сияли бронзой, словно выдержанный виски. Слегка взлохмаченные волосы и пробивающаяся щетина лишь подчёркивали совершенную мужскую красоту.

Но важнее всего был человек, который скрывался за всем этим великолепием. Большинство мужчин при таких данных сбивали бы женщин с ног, как кегли для боулинга. Или сделались бы холодными и замкнутыми, возможно, циничными.

Они бы и не подумали тратить своё время, чтобы отвезти машину случайной знакомой в мастерскую. И не держали бы её за руку, провожая домой под дождём.

И стоя на задворках провинциального концерта, не стали бы ей улыбаться, когда могли просто щёлкнуть пальцами и покинуть вечеринку с любой девицей по своему выбору.

Мейсон приподнял бровь, и Элли поняла, что пялится.

– Не знала, что ты придёшь.

– Решился в последнюю минуту. Подумал, нашим голубкам нужно место пригладить взъерошенные пёрышки. Мне нравится твоё платье.

– О. Спасибо.

Он провёл пальцем по широкой лямке и немного задержал его над сердцевидным вырезом.

– Прямо ретро пятидесятых.

– А. – Элли не могла ясно мыслить. Не могла дышать. – М-м-м, как тебе музыка? – бездумно спросила она.

– Неплохо. – Разглядывая установленную под сплетёнными ветвями древнего дуба сцену, Мейсон сунул руки в карманы. – На самом деле даже лучше, чем я ожидал.

– Хорошая группа. – Вообще-то, эти музыканты входили в короткий список допущенных играть на её приёмах. Их солист был клиентом Уэсли. – Они явно воодушевили народ выйти и потанцевать.

Опьяняющие глаза заискрились весельем.

– Имеешь в виду, потискаться? Кстати, там, откуда я родом, это означает совсем другое.

– О. Ну да. – Шею опалило жаром.

Мейсон вновь глянул на толпу, которая одобрительно зашумела при первых звуках «Summertime’s Calling Me».

– Кажется, песня пользуется успехом. – Затем покосился на Элли: – Потискаемся сейчас или чуть позже, детка?

Когда до неё наконец дошло, она не смогла сдержать весёлый смешок. Люди начали оборачиваться, но Элли не обращала на них внимания, слишком занятая тем, что улыбалась Мейсону. Ему бы ещё паршивый парик и вставные зубы, и он разорит Майка Майерса.

– Здорово у тебя получилось. Я про акцент.

– Я британец, дорогуша.

– Нет. То есть, конечно, британец, но… прозвучало немного по-другому. Ты попал прямо в точку.

– Ну. – Он прочистил горло. – Полагаю, это мой конёк. А ты? В смысле, насчёт потискаться.

Элли пришлось напомнить себе, что речь о танце.

– Конечно, я знаю, как тискаться. – Неужели это она говорит таким игривым тоном? – На самом деле, наверное, это как раз мой конёк.

Когда Мейсон усмехнулся, явно восхищённый, Элли поздравила себя с маленькой победой.

Он подал ей руку:

– Может, хочешь меня поучить?

Она взглянула на Уэсли, флиртующего с рыжей.

– А знаешь… с удовольствием.

Диди Маккенна размахивала руками, пока шла с концерта домой. Хотя слово «шла» тут не совсем годится. Она летела.

Тёплый ночной воздух облаком стелился ей под ноги, и Диди плыла в его неторопливом потоке.

Уэсли Бомонт.

Она почти весь вечер протанцевала с Уэсли Бомонтом. И самое восхитительное – боже, до чего восхитительное! – он поцеловал её под раскидистыми ветвями дуба на окраине парка. Диди знала, знала, что, прими она его предложение прогуляться до дома, они не только шли бы сейчас вдвоём, но и почти наверняка провели бы эту ночь вместе.