Глаза Сосниной тоже поначалу затеплились странным светом, и я подумал, что она запала на этого директора, однако затем профессионализм взял верх, её глаза погасли, а лицо сделалось вполне официальным. Вероятно, роман с Евгением Ивановичем в ближайшие в планы Лизы не входил.
Директор пригласил нас в свой офис, усадил за стол. Соснина рассыпала перед ним буклеты, документы, положила рядом сотовый телефон и принялась обрабатывать клиента. Я смотрел на неё со стороны и удивлялся тому, что эти презентации так походили на уговоры уличных цыганок. Те обычно предлагали: "Дай погадаю, позолоти ручку!" и если ты рискнул, отдавая свою ладонь, то, считай, что тебя уже облапошили. Здесь, примерно, то же самое. Клиенту говорят: "Наш продукт самый лучший. Возьмите, попробуйте!" И если тот заглотит наживку - дело сделано: ему впарят самое ненужное, самое отстойное из того, что только есть в линейке банковских продуктов.
Я поощрительно улыбаюсь, будто внимательно слушаю болтовню Лизы. В конечном итоге, банку нужны состоятельные клиенты, VIPы, и каждый просто делает свое дело как умеет. Она умеет хорошо говорить, я... А что умею я? Я оформляю сделки по размещению рекламы.
Опять всплыла в голове фраза, что на моем месте мог оказаться каждый. Мог, но работаю я.
Евгений Иванович слушает терпеливо, оценивающе щупает глазами фигуру Лизы. "Щупай, щупай, - злорадно думаю я, - вряд ли тебе что-то обломиться! Место уже занято". Лиза продолжает говорить с упоением, напоминая раннего Горбачева, дорвавшегося до телекамер. В одну из пауз, возникших у неё, чтобы перевести дыхание, зазвонил мобильный телефон, лежащий на столе.
- Извините, мне надо ответить! - Соснина встает, отходит к окну офиса и поворачивается к нам спиной.
Тут Евгений Иванович, наконец, обращает внимание на меня.
- А вы, о чем будете рассказывать? - небрежно осведомляется он, и я чувствую, что вопрос он задаёт только из вежливости. Ему пофигу, кто я такой, чем занимаюсь, и мне вспоминается Соснина в машине, её фальшивый тон, её плохо скрытое равнодушие.
- Я рекламщик. Заключаю договоры на размещение рекламы.
- Серьезно?
Евгений Иванович вдруг неподдельно оживляется, заставив меня удивиться, что скромная профессия рекламщика может вызвать такой интерес.
- Мы размещаем рекламу на уличных биллбордах, в газетах, на телевидении, - продолжаю я более уверенно.
- А на постерах? Размещаете на постерах?
- Конечно! Только надо сначала договориться где, в каких местах. Знаете, как сложно согласовать вопросы с городской администрацией.
- Знаю, знаю!
Евгений Иванович бросает взгляд на Лизу, всё еще занятую разговором.
- Слушайте, - произносит он приглушенным голосом, - у меня к вам предложение. Вы заказываете нам постеры, а мы их разместим в метро, в вагонах. У меня есть связи.
- Было бы здорово! - удивляюсь я открывшейся возможности. Вот это нежданно-негаданно! Я всего лишь сопровождал Лизу, но, похоже, первую скрипку будет играть не она. - Когда сможем обговорить условия?
Ловко проведя рукой по черной шевелюре, блестящей после специального геля, Евгений Иванович тянется к влажным салфеткам, лежащим в коробке, вытирает длинные артистические пальцы.
- Об условиях не беспокойтесь, я пришлю их на ваш электронный адрес. Окей?
- Окей! А у вас есть мой электронный адрес?
- Обижаете! У меня больше связи, я же говорил!
Закончившая разговор Соснина подсела к столу. По её лицу я не смог прочитать, кто звонил и по какому вопросу, только опять эта усмешечка на лице, словно ей всё заранее известно.
- Я продолжу, - произносит Лиза с апломбом и открывает папку с документами. - Наша линейка продуктов универсальна. Она подойдёт как для вашей компании в целом, так и для любого работника...
Пока она стояла у окна - расстегнула верхнюю пуговицу белой блузки, приоткрыв шею и краешек груди. Всё-таки ненавязчивое внимание Евгения Ивановича от неё не ускользнуло, и Лиза решила воспользоваться своим женским оружием. Для привлечения клиента все средства хороши!
"А если бы он был голубым? - вдруг посетила некстати мою голову шальная мысль, - тогда мне пришлось бы снять галстук и расстегнуть верхние пуговицы?" И я представляю свой голый торс, совершенно плоский, без мышц, с жидкой растительностью, наверное, с точки зрения геев, совершенно не сексуальный. И тогда облом - мне нечем было бы завлечь Евгения Ивановича!
4.
Обратный маршрут пролегает мимо нескольких гостиниц. Я подозреваю, что в них можно снять номер на час - собственники сейчас этим не брезгуют, всем нужны деньги. Искоса посматриваю на Лизу, свободно откинувшуюся на спинку заднего сиденья - должна же она в конце концов подать знак, намекнуть на Это.
Как у них происходило с Кравчуком? Кто был инициатором, от кого шло предложение? Мне интересно.
Между тем Лиза занята смартфоном, полностью погрузившись в переписку на фейсбуке. Её лицо сосредоточено, по нему не блуждает неясная усмешка как обычно. Напротив, я с удивлением замечаю, что она улыбается легкой, задумчивой улыбкой, какую я у неё никогда не видел.
За окном машины резво пробегают дома, разогретые июньским солнцем, течет река машин, медленно бредут пешеходы. Жарко. В нашем авто работает кондиционер, поэтому я в своем костюме чувствую себя вполне комфортно, чего нельзя сказать о Сосниной. Прохладный ветер из кондиционера стелется по дну "Форда", холодит ноги, и она машинально натягивает короткую юбку на колени. Да и пуговица на блузке уже застегнута.
- Чего уставился? - не поворачивая ко мне головы, интересуется она, по-прежнему занятая смартфоном.
Я иногда замечаю, что у девушек боковое зрение развито лучше, чем у мужчин. Они как насекомые должны видеть всё, что происходит вокруг, чтобы не попасться в лапы жука-хищника или самим вовремя сцапать добычу. Какую-нибудь мошку или комарика. Я даже на секунду вижу мелькающее в воздухе длинное жало острого язычка и ежусь, представив себя в виде безобидной мошки.
- Я... смотрю в окно, - отвечаю, чтобы что-то сказать.
Соснина отрывается от смартфона и удивленно разглядывает меня. Затем безмолвно поворачивается к своей двери, смотрит через стекло на улицу, как бы пытаясь понять, что привлекло мое внимание. Потом вновь поворачивается ко мне.
- Смотри в своё, - холодно бросает она, но заметив выражение моего лица, показавшегося ей растерянным, улыбается неприятной усмешкой, - о чем-то размечтался Данила? И не думай! Мы с тобой разного поля ягода. Окей?
- Окей! - машинально повторяю я.
- Ты Данила, и этим все сказано.
- Вообще-то я и так знаю, как меня зовут. Я знаю, что не Иван Кравчук, что с того?
- А то, что тебе Даник, до Вани далеко. Ой, как далеко! Не тупи и напряги извилины: ты теленок на этой лужайке, а он бык.
- Бык-производитель? - пытаюсь съязвить, но чувствую, что моя реплика выглядит неубедительно.
Она не отвечает, теряет ко мне интерес и снова утыкается в смартфон, а я чувствую, что с моего лица не сползает жалкая улыбка. Надо что-то сказать умное, серьезное, показать себя крутым перцем, умеющим гнуть свою линию.
- Зачем же ты меня взяла с собой? - выдавливаю из себя беспомощные слова.
- Одной скучно! - насмешливо и протяжно, растягивая букву "у", произносит Лиза не глядя в мою сторону.
Однажды мне приснился сон, что я крепко связан. Замотаны кисти рук, туго перевязаны локти и плечи. Я скручен так, как скручивали пленников дикие монголы времен Чингиз-хана, когда набрасывали на бегущих кожаные арканы, а потом волокли за собой в пыли и слезах.
Смотрю на комнату, в которой сижу и с трудом соображаю: где я, что со мной? Здесь, в комнате, ничего нет. Нет, ни ножа, ни ножниц, ни осколков стекла, нет ничего, чем бы я мог себя освободить, разрезать путы.