Да, я белковое тело, которое существует само по себе. Но у него, у Энгельса, было и продолжение фразы, вернее, один немаловажный момент: белковое тело осуществляет постоянный обмен веществ с окружающей средой.

Итак, я белковое тело, которому надо обменяться веществом с внешней средой.

Смотрю в сторону Сосниной. Она складывает вещи в сумочку, улыбается по сторонам легко, без всякой задней мысли. Насколько я её знаю, она никогда не циклилась на рабочих моментах, на мелочах, все у неё протекало без напрягов и без карьерных усилий. Да и зачем ей пробиваться вверх, если муж или любовник могут обеспечить всем, что пожелает душа.

"Значит Лизка - внешняя среда? - мелькает у меня в голове, - забавно!" Эта мысль вдохновляет, и я вырастаю в собственных глазах, словно поднимаю планку самооценки.

В группе продвижения и поддержки продаж, я отвечаю за рекламный блок - договариваюсь о размещении рекламы в СМИ, на постерах, биллбордах, в интернете. Работа не пыльная, мне нравится.

Несколько рекламных буклетов с описаниями преимуществ банковского вклада "Доверие" валялось у меня на столе. На одном из-за глянцево-зеленого леса выглядывала улыбающаяся девушка, держащая в руках толстые пачки денег. Её лицо освещалось озорными лучиками солнца, глаза широко раскрыты, полные губы приветливо изогнуты. Она будто подсказывает, каким способом можно легко заполучить кусочек счастья в свое пользование, и способ этот на удивление прост - всего-навсего открыть вклад в нашем банке. Лицом глянцевая рекламщица отдаленно напоминала Соснину.

Пока я созерцаю в задумчивости рекламные буклеты, в офисе наблюдается всеобщее оживление: девушки вскочили с мест, молодые люди поспешили к окну. До меня донеслись слова: "Кравчук", "Порше" и что-то еще, а потом народ заторопился вниз, на улицу, почувствовав манящий запах халявы. Лиза вышла со всеми, и я остался в нашем офисе один.

Поднявшись с кресла, встал у окна. Отсюда мне удобно наблюдать как Кравчук, с небрежным видом открыв багажник черного "Порше", изображает из себя местного олигарха, упивается моментом, своим широким жестом. Он улыбается, глядя по сторонам, кивает свысока, не в силу своего роста, а в силу положения, кажущегося ему, действительно, значимым. Ведь кто, на самом деле, перед ним? Пигмеи офиса, рабы финансовых плантаций, не идущие ни в какое сравнение с белым менеджером-рабовладельцем по фамилии Кравчук. Только вместо колониального пробкового шлема у него престижный "Порше".

Иван барственно проводит рукой, указывая на багажник, где теснятся бутылки "Мартини", лежат коробки шоколадных конфет и разная пластиковая посуда. Судя по выражению лиц окружающих, по одобрительным взмахам рук, взрывам смеха, он слышит много приятного для себя. Как же! Рубаха-парень, свой в доску, человек, способный на широкий жест. Таких любят в компаниях, таким подражают. "Тупое стадо! - злобно думаю я о своих коллегах, - на уме только пожрать, да потрахаться!" Но может во мне говорит одна только зависть? Они там внизу, на мини-празднике жизни, а я стою один у окна, словно лузер, отвергнутый офисным социумом.

Эта картина так действует на меня, что я даже вижу себя на месте Кравчука: как подъезжаю к подъезду, как открываю багажник, как ко мне с визгом и смехом несутся девчонки... Да, заманчивая картина! Только я не Кравчук, у меня нет его популярности, нет его денег, нет его должности.

Последняя мысль кажется обидной. Чем этот человек более креативен, чем я? Что он такого сделал, чтобы быть успешным, распоряжаться другими, получать бонусы? Я вполне мог бы его заменить, и, возможно, не только я. Как заметил один мудрый человек: "На этом месте может работать любой. Но занять само место любой не сможет".

Компания внизу веселилась. Кравчук в своей обычной манере рассказывал какой-нибудь пошлый анекдот непременно с матерком, парни ухмылялись, девушки смущенно хихикали, тем не менее, продолжая попивать чужой "Мартини". Ради халявы можно и потерпеть.

Я вдруг представил, как открою окно и брошу в эту компанию бумажный пакет с водой - делал такие в безмятежном и далеком детстве. Тяжелый пакет упадет с глухим стуком на асфальт, хлопок, треск, брызги во все стороны. Кравчук отвлечется от самолюбования, посмотрит наверх... И увидит мою торжествующую физиономию. А что? Пусть видит! Я его не боюсь.

Иван продолжает рассказывать, и новый взрыв хохота долетает до меня даже через закрытое окно. Затем Кравчук поднял голову, посмотрел на здание нашего банка, на окно, за которым я стоял, увидел мое лицо. И вот тут не знаю, что на меня нашло - я поднимаю руку, машу ему, заставляя себя улыбаться и ощущая горожанином, послушно машущим флажком при виде лидера зарубежного государства. Со стороны это выглядит приветливо, хотя на самом деле, все понимают, что толпа выстроилась по разнарядке, по прихоти работодателя, энтузиазмом здесь и не пахнет. По разнарядке толпа машет, улыбается, иногда кричит: "Мы рады вас видеть!" На самом деле - всё фальшиво: и их радостные глаза, и добрые слова, вылетающие из открытых ртов. И выражения лиц.

Наверное, такая же физиономия в данный момент и у меня - жалкая, одеревеневшая в искусственной улыбке, физиономия офисного пигмея.

Кравчук пренебрежительно кивает мне и поворачивается к своим поклонникам и поклонницам.

2.

Мы с Лизой еще не успели поехать на презентацию, как он появился в нашем офисе, подошел к моему столу. Нерешительно потоптавшись, он наклонился, скособочив свою худую фигуру, и уставился в мое лицо.

- Иван, ты на мне дыру протрешь! - меланхолично замечаю я, выудив из головы фразу комедийного фильма. - Тебе что-то нужно?

- Лиза сказала - вы едите на презентацию?

- Да, через час. А что? Ты хотел вместо меня?

- Рад бы в рай! Нет, чувак, не могу, занят. Езжайте уж вы с Лизаветой.

Кравчук нехотя отрывается от созерцания моего лица, будто не найдя там чего-то примечательного, выпрямляется. Однако он мнётся и не уходит, ему что-то надо.

- Ты чего-то хотел? - интересуюсь невинным тоном.

Признаться, вид нерешительного начальника ободряюще действует на меня. Я не люблю, когда начальники решительные - обычно их решительность ведет к глупым поступкам, за которые приходится расплачиваться подчиненным.

- Слушай, чувак, - Кравчук опять наклонился ко мне, почти нависая над головой, как изогнутый торшер и сразу пахнуло неприятным запахом изо рта.

"Хоть бы дезодорантом пользовался или мятным леденцом", - подумалось мне, и я слегка отодвинулся.

- Слушай Данила, ты же у нас рекламщик, - продолжил Иван.

- Что с того?

- Давай замутим одно дельце. Как смотришь?

- Какое?

Кравчук быстро и воровато оглядывается по сторонам.

- У меня есть знакомый, у него фирма, связанная с размещением рекламы на биллбордах. Сделаем заказ, получим откат. Все стандартно.

- Серьезно? А если запалят?

- Кто? - Кравчук ухмыльнулся, - ты же сам себя контролируешь. Ведь так?

- Ну не совсем. Я сдаю отчеты в бухгалтерию.

- Знаю, знаю! - Иван с досадой махнул рукой, - я не о том. На улице тебя ведь никто не проверяет. Загоним бабки под рекламу, а биллборды делать не будут. Потому отчитаешься, как будто висели месяц. Окей?

- Нет, - я упрямо качаю головой, - спалиться на таком как дважды два.

- Да ладно!

Лицо Кравчука разочаровано вытягивается - губа отвисает, глаза пустеют. Их веселый безумный глянец сменяется тусклым светом, что напоминает затухание ламп в кинозале, когда свет постепенно убывает перед началом сеанса.

- Тогда давай все равно закажем. Если хочешь по-честному, пусть будет по-честному! - не унимается Иван, - давай дадим парню заработать! Тебе же все равно, где размещать заказ?

- Все равно! - безучастно подтверждаю я. - Пусть отправит по электронке свои контакты.