"Так вот в чем дело! Она, наверное, подумала, что это меня сегодня или убили, или ранили тяжело. Судя по всему, тут повар и Лидия Ивановна, немного перестарались с передачей непроверенной информации. Да еще, этот Витька-чалдон! Не мог, паразит, нормально объяснить, хотя бы тому же повару. Трудно что ли было пару слов сказать, мол, мы живы здоровы, все в порядке. Обязательно надо людей до инфаркта доводить. Это я с ним проведу еще политбеседу на тему: "Для чего бойцу Красной Армии необходима голова?". Вместо "Спокойной ночи, малыши!". Каску носить или чтобы соображать, этой самой головой, хоть иногда. Кстати, а я чего стою, как дурак? Нужно срочно успокоить Аню и сообщить ей, о последних изменениях, в нашей военной жизни. И, как можно быстрее, часики-то ведь тикают!"

- Аня! Все в порядке, я живой, как видишь! Перестань, сейчас же, не плачь пожалуйста! Слышишь? Все хорошо, ребята мои, тоже живы, привет тебе передают. Нас здесь оставляют, будем пока в разведвзводе. Завтра присягу примем и станем настоящими бойцами РККА. Это мне сам комбат сказал, хотя бы в этом наша судьба прояснилась. Так что, все нормально. Увидимся еще, обязательно! Подожди, дай-ка я эти котелки поставлю куда-нибудь в сторонку.

Быстро пристроил кашу прямо на полевую кухню, на какой-то большой железный ящик. Осторожно, как приказывал Зиновьев, поставил вещмешок, прямо возле колеса и, наконец от всей души, по-настоящему, обнял мою дорогую зеленоглазку.

Святым я не был. Нет. Отказываться глупо, разные истории случались, иногда, в моей непутевой жизни. И девчонки были, и дискотеки и все остальное, по списку, но то, что я ощущал сейчас, было каким-то другим, абсолютно незнакомым мне чувством. Оно, заставляло трепетать все мое существо, буквально с головы до пят. Невыразимая простыми, человеческими словами радость и нежность. Но, вместе с тем, душу пронзал и неведомый прежде страх, боязнь навсегда потерять то, что подарила мне судьба. Сжимая в своих объятьях это маленькое, доверчивое, теплое чудо, я никак не мог разобраться - что же это со мной происходит? А может и не нужно ни в чем разбираться? Может просто жить и все?

* * *

Прошло, всего, минут пять-семь, но по моим ощущениям, время как бы замедлило свой ход. Я, конечно, мог бы простоять вот так, в обнимку с Аней, хоть всю ночь напролет, слушая соловьиные трели, да редкие пулеметные очереди, глухо, почти не слышно доносящиеся откуда-то издалека. Но, правда жизни была сурова и беспощадна, она, словно неведомой природы импульс, пронзала мозг и твердила о том, что все на свете, рано или поздно, проходит безвозвратно. И я с горечью сознавал, что время, отпущенное нам Судьбой, в лице сержанта Зиновьева, увы, подходит к концу.

- Ты ранен? - в голосе Анны слышались волнение и тревога. Это она нащупала повязку на плече и теперь, пытаясь заглянуть мне в глаза, ждала ответа на свой вопрос.

- Да, ерунда! Пустяки, ничего страшного, просто царапина. Как говорится, до свадьбы заживет! - как можно более небрежным тоном поспешил я успокоить девушку.

- Аня, дорогая! Мне так много нужно тебе сказать! Но сейчас, наверное, не получится, потому, что нам с сержантом нужно возвращаться. Ты давай, не раскисай тут! Успокойся, пожалуйста. Верь мне, Анечка, все будет хорошо.

Терпеть не могу, когда при мне плачут. Особенно, когда плачут красивые девушки. Тем более, если причиной слез, в некотором роде, являюсь я сам. Надо ее как-то успокоить. Нехорошо, ведь, расставаться на такой ноте. Вернее, с таким паршивым настроением. И вроде бы давно известно, что словами горю не поможешь, но с другой стороны, говорят, что женщины любят ушами. Это у нас, у мужиков, якобы, путь к сердцу лежит через желудок. Хотя, лично я, в этом сильно сомневаюсь.

В общем, и у меня нервы оказались не железными. Чтобы, прекратить это "слезокапство", я, в каком-то сумасшедшем порыве, принялся целовать ее лицо. Влажные щеки, блестящие в лунном свете зеленые глаза, горячие губы с солоновато-горьким привкусом слез. Ее, какая-то необыкновенная, детская доверчивость, кристальная чистота влюбленного сердца, сбивали меня с толку и не давали поселиться в моей душе ничему плохому. Наоборот, во мне, с помощью этой хрупкой девушки, взрастало и укреплялось неведомое мне прежде чувство - чувство ответственности за любимого человека. Желание, заслонить его собой от любой беды и если нужно, то не колеблясь ни секунды, отдать за него свою жизнь.

Она прижалась щекой к моей груди, а я гладил ее по голове, как ребенка и с наслаждением вдыхал пряный запах Анютиных волос. Вроде успокоилась, немного. Вот и ладно, вот и хорошо. Ох уж мне эти страдания!

- Слушай, Ань! Ты, если сможешь, приходи завтра к нам на присягу. Там еще комиссар наш, будет какой-то приказ зачитывать, всем бойцам и командирам батальона. Если не получится, то вечером я постараюсь отпроситься у Зиновьева и встретимся здесь, на этом самом месте. Хорошо? Анечка, радость ты моя! Не грусти, не надо. Все будет просто замечательно, вот увидишь! Главное, что мы с тобой нашли друг друга. Главное, что я...

- Андрей! - вот и Михаил подал голос и как всегда, в самый интересный момент. - Заканчивайте, там, уже. Нужно идти, а то старшина сейчас завалится спать, так его потом из пушки не разбудишь!

- Иду, товарищ сержант! - отозвался я. Крепко поцеловав на прощанье Анюту, наклонился и шепнул ей прямо в ухо: - Главное, что я люблю тебя!

Попрощавшись с Аней и поваром, мы с Зиновьевым поспешили к старшине. Я совсем уже было расслабился после удачного свидания, и разум мой парил где-то там, на недосягаемой высоте, за облаками. Из головы вылетело абсолютно все - война, наша сегодняшняя стычка с диверсантами, голодные товарищи, да и вообще все на свете. На "автомате" бреду вслед за сержантом и думаю о "небесных кренделях". Но, Михаил постарался спустить меня с небес на грешную землю, начав задавать какие-то вопросы. Я даже сначала не понял, о чем он спрашивает. И, только после того, как Зиновьев, во второй раз, задал один и тот же вопрос и не услышал ответа, у него появилось подозрение, что я, скорее всего, просто ни хрена его не слушаю.

- Андрей! Ты меня слышишь? - забеспокоился Михаил.

- А? Что? - я постарался "переключить" мозги, пытаясь вникнуть в то, о чем меня спрашивал сержант.

- Боец Калмыков! Оглох ты, что-ли?

- Извини, пожалуйста, задумался. У меня бывает такое, иногда. Так что там тебя интересует?

- Я спросил тебя, а ты молчишь в ответ. У вас с ней, все серьезно, с девушкой этой? Хотя, если не хочешь, можешь не отвечать.

- Честно сказать, сам не знаю. Со мной такого раньше никогда не случалось. Веришь, как только увидел ее, у меня внутри что-то перевернулось. Раз, и все! Понимаешь? Не могу даже слов подобрать, чтобы описать, что я сейчас чувствую.

- Да, - тяжело вздохнул сержант, - все ясно. Тяжелый случай. Причем, лечению не поддается, медицина тут бессильна. Ладно, пойдем. Мы и так, из-за твоих страданий, уйму времени потеряли.

До землянки старшины добрались достаточно быстро и будить его не пришлось, так как мои товарищи нас немного опередили. Оказывается, совещание в штабе еще не закончилось, и Александров, чтобы не терять время, распорядился отправить Николая и Витьку, во главе с сержантом Тимофеевым, к старшине. Они должны были получить все, что им причиталось, а заодно, и на нашу с Зиновьевым долю. Так что, когда мы с Михаилом прибыли, все было уже получено и счастливые обладатели новенького обмундирования, нагруженные, как вьючные лошади, дружной толпой покидали землянку старшины Зверева.

- Ребята! Вот здорово, что мы вас встретили! Подождите немного, мы сейчас тоже, получим форму и вместе пойдем, - обрадовался я.

- Скажи спасибо, мы и на вас уже получили, - отозвался Витька. - Хотя, можете не благодарить, лучше помогите донести.

- Насчет донести, наверное не получится. Видишь, у нас и так все руки заняты, - ответил я товарищу.