1. Стрибог поддерживает
Ни греческие, ни римские, ни православные боги мне не помогали. Вероятно, они были слабее Аллаха и Магомета. С продовольствием творилось нечто невообразимое. Продукты таяли в геометрической прогрессии. Я обратился за помощью к славянским языческим богам. Аллах и величественный Магомет были непобедимы. Славянские боги не помогли. Экипаж «Каялы» гневно роптал на старпома за скудость питания.
Пришлось свергнуть Перуна, Ярило, Велеса и Сварога на подходе к реке Пара. Их деревянные идолы долго качались на волнах Атлантического океана. Болтались идолы на волнах бухты Маражо, на траверзе мыса Магуаринью, удаляясь за горизонт в моём воображении.
Миниатюрную грациозную, воздушную фигурку Стрибога, славянского правнука Дажбога-Гелиоса я не выбросил. Укрепил его крохотный солнечный образ суровой ниткой и одел на шею. Как амулет.
Понял, что дело во времени. Русские по времени были с пером писателя, а судовые кавказцы не расстались с дубиной пещерного дикаря. Поэтому я вновь стал древним славянином, и взял в руки меч-кладенец.
Обоюдоострое оружие заставило молиться богу Святовиту.
Святовит – главный бог славян. Святовит бог войны и победы! Святовит, как я, утверждал, что четыре лица у сущего! У Святовита четыре лица!
Оберег славянского Стрибога я носил сверху православного крестика.
Оберег разрешал убивать.
Во время войны с дикими племенами убивать разрешается.
Коварный доктор Даргавс, сетуя о скудости питания, подогревал недовольство экипажа. Устраивал скандалы, и заглядывал мне в глаза. Вероятно, пытался усугубить диагноз психического состояния старпома. Чувствуя себя не совсем уверенно, я всё-таки старался подводить итоги более-менее беспристрастно. Погрузку «Каялы» обещали начать завтра, а ещё ничего не знаю о планах контрабандистов. Нехорошо. Скорее худо.
2. Редедя с теплохода «Касожская даль»
Печальную прогулку по причалам порта Белен прервал высокий красивый моряк, с золотыми зубами, с широкой искренней улыбкой честного человека. В начале разговора моряк попросил у меня закурить. Увидя надпись на пачке сигарет «Camel», пошутил: «самец»?
Почему этот «самэц» был моряк? «Самэц» был в парадной форме русского моряка торгового флота, форме, которую редко можно видеть в повседневной носке. Молодой моряк поразил меня мужественной красотой. Это был черноглазый человек, с усами чёрного цвета, с кожей, опалённой тропическим солнцем; его лёгкая, пружинящая походка говорила о том, что он также быстр, как и силён. В руке у златозубого болтался увесистый чемодан-дипломат. Металлическая обшивка чемоданчика вынуждала называть его кейсом.
– Ты с «Каялы»? – ослепительно улыбаясь, выпуская дым в мою сторону, с музыкальным, красивым кавказским акцентом спросил моряк.
– С неё, родимой, – отвечал я с такой же улыбкой, разгоняя дым левой рукой, и разглядывая пришельца. – Quo vadis? Камо грядеши? – спросил я кавказского морехода.
– Это по-каковски? – притупил он улыбку.
– По-японски, – отвечал я, тоже загашая улыбку, – зачем пожаловали?
– Ишь ты! Японский знаешь, – завистливо и уважительно отвечал моряк, – я к вам от капитана теплохода «Касожская даль». Нужна консультация по проходу канала Дрогден пролива Эресунн.
– Зунд, – мысленно поправил я «касога», отмечая про себя, что кавказский моряк чётко выговаривает сухопутное слово «Эресунн». Вслух спросил,
– В Питер идёте? Милости прошу на борт.
– Нет, – отвечал моряк, шагая за мной, – идём в Эстонию, в Таллин, в Ревель, как его раньше называли, до оккупации Россией.
– «Свободолюбец в шкуре оккупанта», – мысленно окрестил я «касога», заворачивая его в каюту капитана Магасова.
В капитанской каюте златозубый вытащил из кейса свёрнутую вчетверо морскую карту Зунда и толково, но как-то заученно, стал задавать вопросы моряка-штурмана. Капитан деловито, но лениво отвечал. Рядом крутился Гиппокрит.
Свободолюбивого косожского оккупанта я мысленно перекрестил в «Редедю», и никак не мог отделаться от какого-то несоответствия в его поведении. Беспокойство не давало мне стронуться с места, и уйти из капитанской каюты, на что безвольный капитан-зомби уже намекал. В Редеде заключалась непонятная неправильность. Я не мог разобраться, в чём тут дело.
3. Мера понятия
– Морскую карту вчетверо-то не сворачивают, – наконец врубился твой непокорный слуга, любезный умный читатель. Глупой читательнице напомню, что морские карты моряки трубочкой под мышкой носят.
– Вот так дела-а! – присвистнул я в душе.
– Редедя такой же штурман-моряк, как Гиппокрит-Сильвер благодетель человечества, – разворачивал я информацию в мозгу, стараясь сообразить, как поймать «касога», чтобы убедиться наверняка.
– Замок Гамлета с какого борта будешь оставлять: с правого, с левого или по корме? – пошутил я, и удивлённо заметил, что привёл Редедю в замешательство.
– Имей в виду, – затараторил я, «куя железо, пока горячо», – эллипс средней квадратической ошибки советских радаров, при определении места судна, в канале Дрогден выходит за пределы бровки канала! Здесь нужна иная мера! В тумане лучше использовать японский радар. У вас какой, «Самсунг» или «Сейко»?
– «Сейко», – бормотал Редедя, глядя на свои часы марки «Сейко», – впрочем, не помню….
Капитан-зомби беспомощно крутил головой, пытаясь что-то сообразить.
Вмешался доктор Даргавс. Хитрый Гзак почувствовал подвох. Даргавс-Сильвер внимательно посмотрел на меня и буркнул,
– Хватит о делах, обедать! Гостя надо покормить!
Глава 8. Полумесяц, серп и молот. Звезда Давида, свастика, кремлёвский горец, араб Бен Ладен и какой-то имам
1. Ожидание в засаде; 2. Старпом-философ по прозвищу скорохват; 3. Контрабанда в 100 миллионов долларов; 4. Вопросы.
Тучи подымаются от моря,
На четыре княжеских шатра.
Чтоб четыре Солнца не сверкали,
Освещая Игореву рать,
Быть сегодня грому на Каяле,
Лить дождю и стрелами хлестать!
«Слово о полку Игореве»
1. Ожидание в засаде
Двинулись обедать. Кейс Редедя прихватил с собой. Шагая вместе с лихой кавказской троицей в кают-компанию, я твердил себе, что их разговор надо обязательно послушать. Но как? Как подслушать моих подозреваемых? Может они не причём? Может они не поганые вовсе?
Быстро пообедав, оставив капитана, доктора и гостя в кают-компании, я поднялся на мостик. Вахтенный штурман на мостике корректировал карты. Предупредил вахтенного третьего штурмана, что ложусь отдыхать, прошу не беспокоить. Покинул мостик, и прошмыгнул в капитанскую каюту. Осмотрел помещения, встал за дверью капитанского сортира.
Туалет капитанской трёхкомнатной каюты находился поблизости от «совещательной комнаты», где я предполагал будущий разговор контрабандистов.
После обеда люди в туалет ходят! Если захотят в туалет – я пропал. Стук сердца выдавал моё волнение. Подняв глаза вверх, помолился на извещатель пожарной сигнализации, – не выдай дружок! Дверь туалета оставил открытой, прижавшись к переборке капитанского сортира.
Оставалось ждать.
2. Старпом-философ по прозвищу скорохват. Редедя, Гзак, Кончак и поганый Кобяк
Через некоторое время в каюту вошли четверо: судовой врач Даргавс, повар Шамиль, гость – квазиморяк красавец Редедя с кейсом, и хозяин каюты – странный кавказский капитан-зомби. Четвёрка уселась за стол.
Доктор изнутри запер дверь каюты на замок, проверил подсобные помещения, шкафы, отворяя двери настежь. Туалет Даргавс также проверил, прижав меня к переборке открытой створкой. Я вытянулся в струнку, ожидая, что вот-вот меня обнаружат. За дверь осетин не заглянул. Сквозь щель у дверной петли я видел, как он уселся за стол.