Отец Павел снял камилавку, положил на свободный стул, где на спинке висела ряса, поправил волосы, разгладил окладистую бороду. Его широченные, как сапёрная лопата, ладони оперлись на стол так, что тот жалобно скрипнул. Лицо, которое отлично подошло бы лубочному деду Морозу, озарилось улыбкой:
- Соромно священнику про блуд слушать, разве что на исповеди... Так ведь не придёте, окаянные. Сын мой, - взор устремился на Столбина, - поелику крепость Руси Святой всего важнее для церкви нашей, православной, то поддержу, и... - тут могучий палец, поросший рыжими волосами, нацелился на Минина, - возглаголю тебе, господин Почетный Консул...
Афанасий Дмитриевич словно не услышал, потянулся за сёмгой, подцепил на вилку, подстраховал кусочком хлеба, шепнул особисту:
- Неужто, и впрямь, настолько хороша барышня? Не её ли ты сюда водишь? Смотри, Настасья вычислит - совсем облысеешь. А баки выщиплет, за фаберже примется!
- Цыц! Афоня, дурака не валяй, - стукнул по столу отец Павел, - я не закончил! Вообще, касаемо англичан, ты что, возлюбил их, как ближнего своего? А ногу тебе кто изувечил? То-то же. И брось независимость разыгрывать. Русский, присягу давал?
- А вот этого не надо, - утратил улыбку Консул. - Я освобождён от неё волею Государя...
- Без разницы! Земле русской, народу, а не лично Императору присягают. Если ты равнодушен к пакости, что британцы затевают..., - тут священник отыграл в голосе то ли изумление, то ли догадку. - Да ты боишься, никак, за синекуру? Тёплое местечко, ну да... А я у Командора попрошу аудиенции. Дам ему просра... - священник запнулся, поискал и нашёл эвфемизм, - продефекалиться, чтобы знал, как трусов в Почетные Консулы рекомендовать...
- Ты меня на голос не бери, - поднялся со стула Минин и подался вперёд, тоже опершись на стол ладонями, - и трусом не крести...
Голос его звучал совершенно без эмоций, лицо лишь немного побелело. Кто не знал послужного списка Афанасия Дмитриевича, мог бы подумать, что этот немолодой человек к сердцу слова протопресвитера не принял и окорачивает того лишь по привычке отстаивать доброе имя от любых нападок. В чём сильно ошибся бы.
Столбин, бывший взводный, своих людей знал досконально и потому видел, что оба дошли до крайности, вот-вот сцепятся. А пара воспитанников питерской школы пластунов-диверсантов в своё время могла разнести вдребезги - и разносила! - средних размеров вражеский городок, плюс, перебить всё население. Вероятно, жалея квартиру, начальник Особой Экспедиции рявкнул:
- Смирно! Молчать! А ну, сели!
Хорошо поставленный командный голос - великое дело. Консул и священник смолкли, подчинились. Молча же подняли стопки, куда точная рука особиста налила водку. Закусили.
- Генерал-лейтенант, а орёт, как унтер, - нарочито прочищая ухо мизинцем, пожаловался в пространство Консул. - А что блажить-то? Я же хотел их высокопреподобию напомнить, что первый принцип Ордена - полная беспристрастность и абсолютный нейтралитет, - добавил он, откидываясь на спинку стула.
- На словах, да, - согласился отец Павел, обеспокоенно рассматривая пятнышко масла на сером подряснике. - Как знал, что капну! Хорошо, рясу сберёг... Так о чём я? Лобби, есть такое слово, - и подчеркнул. - Английское, кстати, слово. Ерофей тебе не сказал, что МИ-6 обмолвилось про источник сведений в Лиссабоне?
Минин понял намёк священника и знал, что такое серьёзное обвинение ложью быть не может. Но если в святая святых Ордена, в самой ставке Великого Магистра - и окопался лондонский агент? Это ломало все представления о беспристрастности структуры, которой служил Почётный Консул. Он задумался. Остальные ждали. Возникло тягостное молчание.
- Так я про баб что хотел сказать, - разбивая тишину, зависшую над столом, совсем не в тему выступил особист. - Тебе, Афоня, о душе пора думать, а Паша утверждает - некто Минин медсестре каждый четверг юбку задирает...
- Отче, а по чину ли священнику следить за светским человеком? - ожил и делано ужаснулся Консул. - За боевым другом!
Искусно разыгранное возмущение давало понять особисту и священнику, что Минин совладал с нервами и принял решение. Мудрый Экспедитор улыбнулся, отправил в рот кусочек хлеба, чтобы не отвечать. Не менее проницательный отец Павел подал реплику, словно оправдываясь:
- Никто не следит. Если монашек увидел известного ему человека и заподозрил непотребство, как ему умолчать? Он и делится сомнениями. Вот недавно Ерофея с молоденькой дамой видели возле этой квартиры, - и протопресвитер ханжески возвёл глаза к потолку, играя святошу. - Я, конечно, объяснил, что оперативник с агентом уединяется не прелюбодеяния ради. Никто свечку не держал, в ногах не стоял... Мой монашек плотью греховной терзаем, потому в других непотребство подозревает. Ладно, он мне доносит, я - могила, и верю, вы не греховодники. А жёна чья-нибудь встречу узрит? Поймёт ли, что се не блуд, а работа? Я ведь о пастве пекусь, о вас, дети мои. Стало быть, конспирация на высоте быть должна.
Все трое улыбнулись. Сторонний наблюдатель бы решил, что собрались люди несерьёзные. И то, пятидесятилетние мужчины совсем по-молодому подкалывали друг друга. А ведь они, и особист, и консул Ордена и протопресвитер - все трое! - занимались серьёзнейшим делом, ловили "ходоков", попадавших сюда невесть из какого, но совсем иного, злого мира.
"Да таких защитников нашего мира, - воскликнул бы сторонний наблюдатель, - надо с треском вышибать со службы!"
Однако Государь Император, Патриарх или Командор Ордена по Российской Империи, доложи им кто о нерадивости подчинённого, только усмехнулись бы иронически. Эта троица своё дело знала - любые события на просторах страны, связанные с попаданцами, рассматривались не сквозь лупу, а под микроскопом. Маленькая же размолвка, которая только что возникла - ничего не значила. Зима без морозов не бывает!
- Лобби, говоришь? Есть ещё одно слово, - консул вытянул длинную жилистую руку, взял опустевший графинчик. - Диффамация. Извет, если тебе английские термины не по нраву, - он постучал по выпуклому бочку ногтем, доверительно высказался, обращаясь к безмолвному сосуду, - например, когда кто-то что-то знает, знанием ни с кем делиться права не имеет, но своё дело делает. Некоторые же на него напраслину возводят...
- А прямо сказать, что пусто? И не намекать, - Столбин отнял графинчик, направился к холодильному шкафу за бутылкой.
- Вот думаю, зачем в Россию приехало больше десятка братьев и сестер? Одновременно, - наблюдая за повышением уровня водки в сосуде, сам себе сообщил Минин, - что удивительно, аналитики. Авариями почтопроводов интересовались. Кстати, про медсестру заблуждаешься, - укорил он священника, - она обычная массажистка.
- Вели ей шторки повыше сделать, а то видно, как верхом садится, - ехидно ответил отец Павел, - на массажный стол, наверное. И скачет. Что скажешь, Ероха?
- Аварии на почтовых линиях? - пожал плечами Столбин. - И аналитики... Уже что-то. Сразу бы знать, так мы бы уже увидели, откуда ноги растут... Насчет продолжить никто не возражает? Тогда, погнали. Ух, отменный тост есть, с Кавказа привёз, - продолжил он, наполнив стопки. - Стоит Вано на дороге, смотрит вниз, где его разбитый мобиль валяется, и причитает, мол, вах, тэпэр я нэ грузын...
Когда и вторая "Императорская" опустела, Консул глянул на часы:
- Ого, засиделся я, пора и честь знать. Дел по горло. Знаешь, ваше превосходительство, господин начальник Особой Экспедиции, ты, как англицкий туман обнаружишь, запроси у Ордена создания сводной комиссии.
Столбин уставился в потолок, сложив ладони почти в молитвенном жесте и слегка касаясь губ кончиками указательных пальцев. Собутыльники знали, что особист размышляет, взвешивает расклады, потому ждали. Отец Павел не выдержал, спросил Почётного Консула:
- А смысл?
Минин даже рта открыть не успел, как ожил начальник Особой экспедиции:
- Есть смысл, провижу. Гласность не позволит английским лоббистам ни один факт замолчать или обойти. Но потребуется соизволение Государя Императора. Завтра обговорю с контрразведчиком, потом с Дубельтом, пусть аудиенцию испросит. Да или нет - извещу. Не обессудьте, но шифровками. И вот ещё что...
